Арбалетчики в Карфагене (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный" - Страница 26

— А, наружное наблюдение? Так бы сразу и сказал. Я их давно уже вычислил. Хотел чуть позже тебе сказать, да ты и сам заметил.

— Это могут быть полицейские "топтуны"?

— Не думаю — слишком непрофессионально работают. У нас в полиции за такую работу давно бы перевели в простые патрульные…

— Значит, конкуренты?

— Похоже…

При всём своём непрофессионализме, "топтуны" оказались настырными и достаточно опытными — стряхнуть их с хвоста нам так и не удалось. А по мере удаления от центра они и вовсе перестали скрывать свой интерес к нам, как и свои намерения.

С нами это было опрометчиво, но забулдыг явно использовали втёмную, не посвятив в нюансы — если исходить из того, что эти нюансы известны их заказчику, что тоже ещё не факт. Так что, похоже, не знает толком эта гопота, с кем дело имеет. Это была их первая ошибка…

Эти долбаные греки помешаны на своей долбаной цивилизованности. И сами оружия в городе не носят без служебной необходимости, и другим не дают. В Карфагене вне службы хотя бы кинжалы носить можно, но у греков не принято и это. Не то, чтобы так уж категорически запрещено, но как-то не заведено и не одобряется. А если уж даже добропорядочные граждане не носят — кто ж позволит чужеземцам? На это и был расчёт нанятых нашими конкурентами местных урок, и это было их второй ошибкой. Зайдя в тупичок и обезопасив себя таким образом от сюрпризов сзади, мы обернулись к преследователям. Ободрённые своей численностью, они так ничего и не поняли, и ни наши ухмылки, ни вёсёлое насвистывание мотива "Мы бандито, гангстерито" их не насторожили. А зря! Эта ошибка, третья по счёту, была уже непростительной.

Откинув полы плащей, мы выхватили свои пружинные пистоли. Уж не знаю, чем они им показались, но вид их гопоту не впечатлил — их собственные дубинки выглядели повнушительнее. Что ж, не они первые, не они последние. Четвёртая ошибка — явный перебор сверх любимой богом троицы, гы-гы! Наружность часто бывает обманчива — наши неказистые внешне агрегаты выплюнули в нападающих цельножелезные болты, свалив двоих, мы достали вторые пистоли и применили их аналогично, уложив ещё парочку. Тут и до тупого дошло бы, что что-то тут не так, но урки вошли в раж в предвкушении рукопашной, и это стало их последней ошибкой. Они что, всерьёз полагали, что мы будем с ними на дубинках дубаситься? Ага, хрен вы угадали, покойнички!

Дабы иметь в руках хоть что-то на случай встречи с уличными хулиганами, добропорядочные горожане нередко носят массивную трость. Это не возбраняется и у греков, лишь бы длина её не была слишком велика. По грудь, скажем, или по плечо — это чересчур, это уже целый посох получается, который только важным должностным лицам по статусу положен, эдакий атрибут власти, а по пояс примерно — никаких проблем.

Они и не ожидали для себя никаких проблем. Что они, дубинок не видели, в самом-то деле? Увы, будучи невежественными античными дикарями, не имевшими ни малейшего понятия о кино, они, конечно же, не смотрели фильм "Двойной капкан" — в отличие от нас, хитрожопых попаданцев. Привыкнув к оружию и ощущая себя без него как без трусов, мы переняли у аборигенов привычку носить на городских улицах трость, да только, в отличие от аборигенов, не простую, гы-гы!

Античный оружейный ширпотреб удручает качеством своего металла, но мы-то ведь с некоторых пор зарабатывали достаточно, чтобы позволить себе стоящую вещь. А в Карфагене было немало отставных солдат-наёмников, в том числе испанских иберов, и некоторые из них, дембельнувшись, занялись оружейным ремеслом. Иберы умеют науглероживать железо, а долгой холодной ковкой после закалки добавляют клинку и твёрдости, и упругости, за которые и ценится настоящий испанский клинок. И хотя длинная узкая шпага не в древних иберийских традициях, для нас оружейник сделал исключение. А уж в боевом фехтовании мы с Васкесом кое-какой толк понимали!

В общем, не повезло гопоте. Один только и ушёл, бородатый. Кажется, главный в шайке. Не следовало бы, конечно, его упускать, если по хорошему, да только нам важнее было собрать свои манатки, дабы не оставить следов для излишне любопытных. Ну зачем, спрашивается, оставлять тутошним сыщикам-дознавателям болты от наших пружинных пистолей? Нам они и самим не раз ещё пригодятся. Поэтому с преследованием беглеца мы припозднились, а кто не успел — тот опоздал. Кроме того, нас ждали наши "гетеры", а они стоили того, чтобы уделить им внимание, да и жаба давила не воспользоваться тем, за что заплачено сполна. Ну, мы и воспользовались, конечно, по полной программе.

Утром мы озадачили дополнительными вопросами агентуру и к обеду были уже в курсе событий. Перебитая нами гопота была и в самом деле местной гопотой. Причём, даже не из граждан, а из метеков, так что очень уж рьяно городская стража их убийц не разыскивала — больше имитировала розыск. Сбежавший от нас бородатый — другое дело. Этого нанятые нами мальчишки видели ранее на складе, где хранился интересующий нас товар, и он, вроде бы, был даже не греком, а финикийцем. Кроме того, у наблюдавших за складом пацанов сложилось впечатление, что хозяину склада этот бородач не служит — скорее, состоит при товаре кем-то вроде сторожа-надзирателя. Поразмыслив над этим, мы решили, что это доверенный человек Феронидов, сопровождающий ценный товар через всех липовых перекупщиков и отвечающий за его сохранность. Что ж, разумно. Конспирация конспирацией, а неприметный, но надёжный человечек при важном грузе состоять обязан. А куда более колоритные, но постоянно меняющиеся "хозяева" тем временем сбивают с толку любую слежку. Ну, до сих пор сбивали.

После обеда наши шпионы сообщили нам о суете вокруг товара и о встрече бородача-финикийца с прибывшим из-за моря купцом. Дело явно сдвигалось с мёртвой точки, и мы отправились в порт смотреть судно. А продолжавшие наблюдать за ним пацаны доложили, что по подслушанным ими разговорам моряков их корабль — из Александрии. Как говорится, что и требовалось доказать…

Ради маскировки мы заглянули на припортовый невольничий рынок.

Для отвода глаз прошлись по нему, поглазели на живой товар, поприценивались. Как и полагается похотливым самцам, задержались возле молодых рабынь, поразглядывали их, пощупали наиболее смазливых, даже поторговались немного для вида. Покупать у нас и в мыслях не было. Были бы на рынке испанцы — тогда другое дело, имело бы смысл купить вместо оставленных в Карфагене слуг, а эти, грекоязычные и ни бельмеса не понимающие по-иберийски, нас не привлекали. Так бы мы и ушли восвояси, дел ведь теперь хватало, если бы я краем уха не услыхал неких "магических" слов:

— Рабыня с Коса! Недорого!

Торговец живым товаром явно скромничал. Сотня драхм, и не аттических, а родосских, за молодую рабыню в розницу — это очень дёшево. В пересчёте на карфагенские шекели это около сорока — мне Софониба в Кордубе обошлась в пятьдесят, и это "нетто", то бишь нагишом, одевать её пришлось отдельно… А уж для Греции — как говорится, дешевле только даром. Оставалось только выяснить, нужна ли она мне.

— Что с ней не так? — спросил я продавца, приценившись к остальным и убедившись, что бабы похуже этой стоят существенно дороже — от ста пятидесяти драхм.

— Она с Коса, чужеземец, — ответил тот, — Они там упрямы и своенравны, а кому нужна такая служанка? Я честный торговец, мой отец торговал рабами здесь, я торгую рабами здесь и мой сын, я надеюсь, будет торговать рабами здесь. Ради нескольких лишних драхм я не стану обманывать покупателя и портить будущую торговлю себе и своим наследникам.

— И в чём же их упрямство и своенравие?

— Эти дуры соглашаются делать только ту работу, которую считают своей и наотрез отказываются от любой другой. Приходится долго бить их или морить голодом, чтобы они образумились. И всё равно попадаются такие, что предпочтут умереть, но настоять на своём.

— В чём причина такого неразумия?

— Они помешаны на своём обычае — то ли дарма, то ли харма — как-то так называется. И этот обычай не позволяет им заниматься ничем кроме своего ремеслла. А их ремесло — выделка косской ткани. Мужчины ткут, женщины прядут — этим и живут вот уже сотню лет. Размножились за это время как кролики, сырья на всех не хватает, вырабатывают мало, разоряются, а другим делом заняться обычай не велит. И либо дохнут с голоду, либо попадают в рабство за долги из-за своего дурацкого обычая. Вот и у этой родители разорились и в долги влезли — и вся семья угодила на невольничий рынок. Зато обычай свой соблюли, дурачьё!