И смех и грех, или Какая мука - воспитывать! (СИ) - Мизухара Кристина Ивановна "onix" - Страница 58

— Уже нет, — бросил он через плечо, судя по всему, и не думая останавливаться.

— Ваня… — взялась она ладошками за его талию сзади, — Ты не понимаешь. Если бы я не дала денег, меня бы… в классе… Они все, все скинулись. И даже Кирилл Алексеевич дал десять тысяч. — Она всё-таки схватилась за его толстовку, и парня тут же молниеносно развернуло будто какой-то потусторонней силой, как иногда привидения в фильмах.

— Ты предала меня. — Арина ещё ничего не поняла, а её запястья уже были сжаты кистями его рук. Намертво. — Я не могу так!

— А я могу?! Думаешь, мне легко это было?! — на глаза наконец-то навернулись спасительные слёзы, и чуть схлынула тяжесть с души.

— Всё. Свободна, — он как маленькую крутанул её, развернул задом и довольно сильно шлёпнул ладонью по попке, подталкивая от себя вперёд.

— Ауч! — дёрнулась Арина и попробовала закрыть это место ладошкой. — Ты охренел? — возмутилась голосом сестры. — Дурак! — и опять уже стояла передом, как избушка Бабы-Яги.

— Да. Дурак. Через пять минут найду— ремня всыплю. Я предупреждал вас с Марго.

Девушка ринулась на Ивана опять и замахнулась влепить ему пощёчину.

Но как ударить по лицу мужчину-боксёра? Да даже если и не по лицу. Его тело сделало всё за него — рука поставила блок, голова привычно дёрнулась в сторону и увернулась. Он молниеносно схватил её за запястье.

Сколько они так стояли друг напротив друга, пылая гневом и уничтожая один другого, с позволения сказать, взглядами, ни один из них не осознал.

— Никогда. Не смей. Меня. Трогать, — прорычал Иван, выпятив вперёд нижнюю челюсть. — Поняла?

— Поняла. — Арина выдохнула и без замаха, чтобы обмануть противника, ринулась свободной рукой и всё-таки соорудила ему пощёчину в другую скулу, почувствовав под ладонью знакомую, любимую кожу.

Что происходило потом, она понимала плохо — мир закружился, и замелькали картинки перед глазами. Остановилась и очнулась только впечатанная животом в диван и придавленная в спину чем-то тупым и болючим.

«Колено», — подумала девушка, начиная извиваться всем телом, как червяк. Но быстро ослабла и затихла. А когда в образовавшейся тишине услышала над собой сопение и звон пряжки ремня, то дёрнулась уже нешуточно.

В этот момент из кармана штанов опекуна послышалось пиликанье айфона.

Сама точно не поняла: это она вырвалась или Беспалов её отпустил, но Арина подтянулась руками вперёд и собрав под себя ноги, кинулась с дивана. Упала на пол и тут же быстро подскочила.

Развернулась и увидела, как он вытягивает из петлиц брюк ремень, игнорируя звук рингтона.

— Нет. — Выставила руки вперёд, начав пятиться. — Нет-нет. — Когда отошла уже прилично, крутанулась и со всех ног ринулась по коридору к себе в комнату. И очень пожалела, что их спальня с Марго не запирается. Прижала дверь спиной, но этим сделала только хуже — Иван так толкнулся в неё, что Арина отлетела внутрь, да ещё и, споткнувшись, опять повалилась на пол.

Когда-то здесь лежал ковёр, но его «съел» подрастающий Тайсон, которого такие же подрастающие близняшки отказывались отдавать в суровые условия улицы. Тем более ночью, когда страшно.

Поэтому сейчас девушка больно ударилась коленками о ламинат.

Иван мгновенно оказался рядом с ремнём в руках. А дальше ситуация с мельканием картинок и кадров мира повторилась. И даже положение на животе тоже. Только сейчас ещё и задницу обожгло огнём.

— Я.

Девчушка услышала свист и опять огонь на заднице.

— Предупреждал.

Снова свист и огонь.

— Я.

Свист и огонь, да ещё плюс лязг пряжки.

— Предупреждал.

Боль не была сильной — Иван лупил её через домашние штаны и трусики, но вот унижение и стыд.

И Арина сломалась.

Не справилась.

Ей даже показалось, что она лежит или валяется, как сломанная кукла. В неестественно изуродованной позе, хоть парень вполне упорядоченно пригвоздил её коленом между лопаток, а руки держал в замке над головой.

Она начала плакать. Горько. По-девичьи. Плакала так, будто была в комнате одна. Да и в жизни тоже. А потом сама себя услышала и принялась рыдать.

Её опустили, и Арина смогла распрямить руки. Тут же обняла ими голову и ухнула в истерику с ногами. Отдалась на откуп.

Её рвало на части, и сознание уже готово было вот-вот сдать свои позиции. Во входную дверь дома поскрёб лапой Тайсон, и оттуда послышался его громкий скулёж.

Девушка почувствовала, как кто-то оторвал её от пола. После чего под спиной мягко прогнулась кровать, и затылок обняла родная подушка. Арина приоткрыла глаза — над ней стоял Иван. Его лицо было как в тумане — выражение и мимику за слезами не рассмотреть, только лишь растрёпанный, свесившийся до носа длинный чуб. Она тут же закрыла руками свою зарёванную мордашку и резко отвернулась к стене.

Ей очень не хотелось упускать обиду из души, но та, растопленная мягкой кроватью и подушкой, таяла, как льдинка в руках.

«И как плакать в такой обстановке, скажите на милость? — почему-то, совершенно по-глупому начала шутить сама с собой девушка. — Безобразие. Никаких условий.

Но не прекращать же на ровном месте. Поэтому продолжила уже чисто ради процесса. Слёзы — это то же лекарство — нужно пройти полный курс терапии, а не тупо глушить болезнь.

Она очень надеялась, что Иван пожалеет её и уйдёт.

Поэтому, когда всхлипы стали терять свою выразительность и мощь, и каждый последующий уже явно проигрывал предшественнику в драматизме и накале, Арина обернулась.

Парень сидел отёршись спиной о её кровать, запустив кисти рук себе в волосы и обхватив ими голову. Сухожилия фаланг красиво напряглись под кожей без жировой прослойки, резко обрисовались костяшки. Поодаль на полу валялся откинутый ремень.

Поза опекуна кричала об одиночестве точно так же, как и её слёзы. Арина это почувствовала. Её с пяток до макушки прострелило нечто невиданное, ни разу доселе не чувствованное. Абсолютно незнакомое и совершенно новое. Резко, до звона в ушках захотелось совершить какой-нибудь поступок. Резкий, крутой, взрывоопасный. Подвиг или преступление — без разницы.

«В жизни всегда есть место подвигу», — любила приговаривать мама Жанна, когда ей предстояло, допустим, за ночь написать бухгалтерский отчет для налоговой.

«Пожалеть! — осенило Арину. — Его нужно пожалеть! Немедленно!»

Но легко сказать. А если не жалеется? Попа ещё неприятно побаливала, и, судя по всему, это надолго.

«Господи, он ведь тоже вырос бог знает где. Без мамы. А я тут…» — Всхлипывая и игнорируя попаболь, девушка села и подождала, полка её заметят.

Не дождалась.

Продвинулась ещё дальше и положила ладошку ему на плечо.

Он тут же, не зачёсывая назад волосы, вытащил одну руку и накрыл её кисть. И слегка сжал.

Приободрённая, стараясь дёргать подбородком от всхлипов, как можно незаметней, Арина высвободилась, поменяла положение в кровати, подползла к парню, протянула руки и сомкнула их у него на груди. И положила голову на плечо.

— Прости меня, пожалуйста.

Он повернулся к ней настолько, чтобы увидеть красный, распухший нос и мокрые, слипшиеся ресницы.

— Люблю я тебя, Арин. — Горько, мученически вздохнул. — Сильно люблю.

Прошел месяц.

Прошел месяц.

Пришла зима.

А вместе с ней и оттепель.

Просели сугробы, почернел снег, закапало с крыш, как разлитые чёрные чернила пугали своей густотой лужи. На тротуарах прохожие месили ногами водянистую жиденькую кашицу из льдинок, мысленно прощаясь с обувью. На автомойки царил аврал, но помогало плохо — машины по дорогам носились грязные и чумазые, как счастливые деревенские поросята.

«Скоро Новый год», — огорчённая и понурая Арина стояла на автобусной остановке и хмурым взглядом наблюдала за работниками коммунальных служб через дорогу. Те пытались объять необъятное — вычерпать «миниморе» со льдом, которое похоронило под собой весь до краёв тротуар, ведущий во дворы домов с улицы Панфилова.