Королевство слепых - Пенни Луиза - Страница 15

Арман посмотрел на Габри, Оливье, Рут и Клару.

Они знали эту женщину. И не знали ее.

Они знали баронессу. Не Берту Баумгартнер.

Уж не поэтому ли?

У него с Мирной нет никаких предвзятостей. Они видели ее как женщину, а не как уборщицу. И уж конечно, не как баронессу.

Но почему это имеет какое-то значение?

Может быть, все дело в профессиональном подходе. Он – полицейский, следователь. Мирна – психолог. Она умеет заглядывать в голову людям. Они оба умеют это делать. Но опять же почему это имеет какое-то значение для выполнения завещания мадам Баумгартнер?

И как она вообще узнала про них, если они о ней не знали?

А как насчет?.. Арман посмотрел на Бенедикта. Его-то с какой стати назначила она душеприказчиком?

– Кто были свидетели? – спросил он, снова подаваясь вперед.

– Соседи, – сказал Люсьен. – Хотя с содержанием завещания их не знакомили.

Арман посмотрел на часы. Стрелка приближалась к половине девятого утра. Электричества пока так и не дали. Но «Гидроквебек» нередко вспоминал о Трех Соснах в последнюю очередь.

– Ты должен ехать? – спросила Рейн-Мари, вспомнив их разговор накануне вечером.

– Боюсь, что да.

– А что с нами? – спросил Люсьен.

– Я отвезу вас на ферму. Мы вместе откопаем ваши машины.

– Необходимо оповестить наследников, – сказал Люсьен. – Я постараюсь организовать что-нибудь сегодня на вечер. Смысла ждать не имеет.

– Меня устраивает, – сказал Бенедикт.

Арман кивнул:

– Дайте мне знать где и когда.

«Моей неизбывной вины наследство», – подумал он, направляясь к машине; его ботинки поскрипывали на утоптанном снегу.

Не это ли хранит в себе старый дом? Вину и грехи, присутствующие там с самого рождения?

– Входите, входите, – сказала соседка. – Не стойте на холоде.

Она была молода – лет тридцати пяти, по прикидке Гамаша. Лишь чуточку старше, чем его собственная дочь Анни. И ей, вероятно, не следовало впускать в дом абсолютно незнакомых людей.

Но по тому, как она смотрела на него, открыв дверь, Гамаш подозревал, что не был таким уж абсолютным незнакомцем. И это подтвердилось минуту спустя, когда он снял перчатки, протянул ей руку и они вошли в тесную прихожую.

– Désolé[20], – сказал он. – Извините, что побеспокоили вас, особенно в такой день. Меня зовут Арман Гамаш. Я живу в Трех Соснах – это недалеко тут по дороге.

– Я знаю, кто вы. Меня зовут Патрисия Уль.

Она пожала его руку, потом посмотрела на Мирну:

– И вас я тоже знаю. У вас книжный магазин.

– Верно. Вы у меня были несколько раз. Научно-популярная литература. Книги по садоводству. Но еще и биографии.

– Да, это я.

Люсьен представился, потом взглянул на Бенедикта.

– Бенедикт Пулио, – сказал тот. – Строитель.

– Входите, погрейтесь.

Они последовали за ней в сердце дома – кухню, где испускала тепло большая печка.

В мадам Уль, как и в ее доме, не было ничего показного. Она, судя по всему, не испытывала ни малейшей потребности произвести впечатление, а потому и производила впечатление. Как и ее прочный, простой дом.

– У меня чайник готов. Хотите по чашечке?

– Я – нет, спасибо, – сказала Мирна.

Другие тоже отказались.

– Мы не отнимем у вас много времени, – сказал Арман. – У нас всего два-три вопроса.

– Слушаю, – сказала Патрисия.

– Вы знали женщину, которая жила с вами по соседству? – спросила Мирна.

– Баронессу? Да, конечно, хотя и шапочно. А что?

Она отметила, что ее неожиданные гости переглянулись, но не могла знать важности того, что только что сказала. Патрисия Уль только что подтвердила правоту Рут. Берта Баумгартнер была баронессой.

– Нет, ничего, – сказала Мирна. – Продолжайте.

– Это потому, что я назвала ее баронессой? – спросила Патрисия, переводя взгляд с одного гостя на другого. – Это у нас было такое прозвище для нее. Поверьте мне, сами бы мы никогда такое не выбрали. Она сама так себя называла.

– А давно вы ее знаете? – спросил Люсьен.

– Несколько лет. Что-то случилось? – Она посмотрела на Армана. – Вы здесь не в официальном качестве?

– Не в том смысле официальном, в каком вы подумали, – сказал он. – Мы ее душеприказчики.

– Она умерла?

– Да. Перед Рождеством, – сказал Люсьен.

– А я и не знала, – сказала Патрисия. – Мне известно, что она несколько лет как переехала в дом престарелых, но и не подозревала, что она ушла. Жаль. Я бы пришла на похороны.

– И вы были свидетелем подписания завещания? – спросил Арман. Когда она кивнула, он продолжил: – Она вам показалась человеком в своем уме и здравой памяти?

– О да, – сказала Патрисия. – Абсолютно в своем уме. Притом что она была немного странной. Она настаивала, чтобы ее называли баронессой, но у нас всех есть свои странности.

– Могу поспорить, что догадываюсь о вашей, – сказала Мирна.

– Наверняка, – ответила Патрисия.

– Вам нравятся ядовитые растения. Вероятно, у вас есть для них особая клумба.

– Верно, – рассмеялась Патрисия.

– Как вы узнали? – спросил Бенедикт.

– По книгам, которые покупала Патрисия, – ответила Мирна. – Одну я запомнила: «Ядовитый сад». Другая была… – Мирна напрягла память.

– «Смертельно опасные садовые растения», – сказала Патрисия. Она посмотрела на Армана и наклонила голову. – Неплохая улика, правда?

Тот улыбнулся.

– Так я познакомилась с баронессой и так узнала о ядовитых садах. У нее самой был такой. Она провела меня по нему и рассказала, что наперстянка – это дигиталис. Смертельно опасная. Еще у нее рос аконит, и ландыш, и гортензия. Все они токсичны. Как и другие многолетники, конечно. Но, как это ни странно, ядовитые из всех самые красивые.

Мирна кивнула. Она была страстным садоводом, хотя ей никогда не приходило в голову отдать целую клумбу под растения, способные убивать. Но многие люди интересовались этим, а потому издательства печатали книги про ядовитые растения. И Патрисия Уль была права. Опасные цветы были и самыми красивыми. И, как это ни странно, самыми долговечными.

– И есть такие цветы, которые и в самом деле могут убить? – спросил Бенедикт.

– Предположительно, – сказала Патрисия, – хотя я не знаю, как получать из них яд. Наверно, нужно иметь степень по химии.

– И желание, – сказал Гамаш.

Голос его звучал приятно, но глаза внимательно разглядывали Патрисию Уль, и он скорректировал свое прежнее впечатление. Она излучала ауру не только уверенности, но и компетентности.

Он обратил внимание на ее машину на улице, полностью откопанную. Снег вокруг нее был расчищен лопатой, оставившей четкие, прямые линии.

Любую работу она делала хорошо и тщательно.

Гамаш подозревал: если бы ей потребовалось, она бы сообразила, как экстрагировать яд из нарцисса.

Поблагодарив мадам Уль за помощь и гостеприимство, они оставили ее дом и направились к соседнему.

Дом Берты Баумгартнер, казалось, наклонился еще больше под грузом выпавшего снега. Было бы ошибкой подходить к нему близко, и Гамаш сделал себе заметку на память: позвонить в местный муниципалитет, чтобы обнесли дом предупредительной лентой. И как можно скорее пригнали сюда бульдозер.

Они откопали машины Мирны и Люсьена, но когда очистили пикап молодого человека, Арман не пустил его за руль.

– Вы не можете ехать на летних покрышках.

– Но мне нужно. Ничего не случится.

Гамаш знал, что такие слова были последними в жизни немалого числа молодых людей.

– Да, ничего не случится, – сказал он. – Потому что вы никуда не поедете.

– А если я все же поеду? – сказал Бенедикт. – Что вы сделаете? Вызовете полицию?

– Месье Гамашу не нужно вызывать полицию, – сказал Люсьен, но, увидев, что Бенедикт никак на это не отреагировал, добавил: – Вы и в самом деле не знаете, кто он?

Бенедикт отрицательно покачал головой.