День и ночь (СИ) - - Страница 37

Как показалось Ирине — злорадно оскалившись и метя прямо ей в лицо.

Ирина даже закричать не успела — над ней пролетело второе серое тело, врезалось в тварь, и две комка шерсти покатились по траве.

Застежка кобуры наконец поддалась, но в кого тут стрелять? Две твари сцепились так, что поди, разберись… лязгающий клыками, рычащий и кажется даже, зло шипящий клубок прокатился по набережной — и рухнул в реку.

— Твою мать!

Ирина выразилась чуть покрепче, но…

Пистолет уютно лежал в ладони, даруя хоть какую-то уверенность в себе.

Женщина бросилась к воде, но опоздала.

Одна из тварей уплывала по течению, а вторая ее преследовать не собиралась. Выбиралась на берег, светя на Ирину желтыми глазами.

Встряхнулась, и… стала меняться.

— Мать твою!

А что тут можно было еще сказать, если на глазах у Ирины происходило преображение?

Расплывалась серым туманом шерсть, менялись очертания тела, искажалась морда… и вот уже перед ней стоит на четвереньках старый знакомый. Только без рясы.

Даже без трусов и резинки на хвосте.

Кирилл поднял голову, посмотрел й прямо в глаза.

— Понравилось?

— Видела я мужчин и посимпатичнее, — рассеянно отозвалась Ирина.

Посмотреть там было на что. Сухощавое подтянутое тело с четко прорисованными мышцами, может и не выглядело так красиво, как в журналах для культуристов, но Ирина понимала — любого культуриста он завяжет в узел, даже не вспотев.

Теперь покраснел Кирилл.

— Я имел в виду вурдалака.

— А, этого, красноглазого? — сообразила Ирина.

— Да.

— Он жив?

— Живее всех живых.

— Это плохо. А почему вы его не загрызли?

Ниже пояса Ирина старалась не смотреть. Хотя и там было что показать. Кирилл тряхнул волосами каким-то вовсе уж собачьим жестом и встал на ноги.

— Ох уж мне эти бабы! Спасаешь — и еще не так им что-то!

— Спасали вы меня, как же, — огрызнулась Ирина, которая уже начала соображать. — Скажите честно, следили. А на эту тварь я случайно наткнулась. Что это за зверушка такая, кстати?

— Я же сказал, вурдалак!

— Так это вы тоже…

— Я — не такой.

— А что с ним не так?

— Это долгий разговор. Хотелось бы одеться, а уж потом…

Ирина вздохнула.

— Ладно. А я пока наряд вызову.

Лежащему перед ними бедолаге было уже не помочь. Но не оставлять же его до завтра? Наткнется еще кто, и получится дикая паника. Еще и в газете какую-нибудь дрянь пропечатают.

Ирина достала сотовый и принялась искать нужный номер.

Отпустили ее достаточно быстро.

Ирина честно рассказала, что шла домой, проходила мимо, а над мужчиной стояла какая-то здоровущая шавка. Серая, вроде как.

Может, она его и загрызла?

Людей тут не было, это факт. При ней — не было.

Пострадавший был бомжом. Судя по одежде, запаху, по всему виду, по отсутствию любых документов… да, из тех бедолаг, по которым прокатились перестройка, гласность и демократия, стальными колесами разрушая людские жизни.

Установить личность пока не представлялось возможным. Может, со временем?

Ирину тоже задерживать не стали, отнеслись с пониманием. Да и вообще — все свои.

Придет завтра, и с протоколами поможет, никуда не денется.

Ирина тоже не возражала. Ей очень хотелось добраться до кровати. Но — увы…

Она не видела серый силуэт в сгустившихся сумерках, она просто знала, где именно ее ждет Кирилл. Туда и пошла.

Мужчина действительно ждал ее, сидя на скамейке неподалеку от лестницы.

— Будешь?

В руках у него был брикет мороженого.

Ирина подумала минуту, а потом махнула рукой. Авось, не слипнется.

— Давай.

Сам мужчина тоже уничтожал мороженое.

— Жрать потом хочется, хоть удавись. А тут приличного шашлыка днем с огнем не найдешь, — поделился он.

Рядом на скамейке лежали три обертки от мороженого, подтверждая его слова.

— Спасибо, — поблагодарила Ирина, присаживаясь с другой стороны. — Так что там за вурдалак был? И в чем между вами разница, кроме цвета глаз?

Мужчина тряхнул волосами.

— Как бы сказать… перевертыши… нас еще называют оборотнями, но перевертышами — точнее. Двуликими, если хочешь. Мы бываем разные. Урожденные, проклятые, покусанные… первые — самые адекватные. Для нас это просто второй облик, но мы себя полностью в нем контролируем. Я так же разумен во второй ипостаси, как и в первой. Проклятые — это благодаря вам, ведьмам. Колдунам, вампирам… могут, сволочи, когда захотят. Этим намного сложнее. Зависит от условий проклятия, но как правило, они себя тоже помнят. Просто мучаются намного больше.

— Из-за проклятия?

— А тебе бы понравилось раз в месяц, на три ночи в обязательном порядке принимать волчий облик?

— Критические дни? — хмыкнула Ирина.

Оборотень хмыкнул.

— Нечто вроде. Я меняю облик по своей воле, проклятые — по приказу. И это не доставляет им удовольствия. Я могу сдержаться даже в полнолуние, они — нет.

— А покусанные?

— Этим хуже всего. Как правило, они быстро сходят с ума. Волчья шкура, она такая, как и волчья жизнь. Затягивает…

Ирина пожала плечами. Она в ней ничего романтического не видела.

Да, с одной стороны не надо думать во что одеться, как заплатить за квартиру и дать детям образование. С другой… гринписовцев бы в природные условия. К голоду, холоду, паразитам и охотникам. Чует ее сердце, мигом хвосты прижмут.

Дикая природа только звучит красиво. А выглядит это… своеобразно. Жестокая целесообразность, и никакой привлекательности в ней нет. К примеру, давайте убивать слабых и больных детей? Чтобы не засоряли генофонд? Набрал ребенок меньше десяти баллов — об стену его башкой, не фиг ресурсы тратить.

Жестокость?

А в природе примерно так и обстоит. У диких и свободных животных.

— Кстати, у ведьм естественный иммунитет.

— Меня можно кусать, сколько понравится?

— Все равно не заразишься. Ведьмовство что-то меняет в ваших генах… точнее сказать не могу, я не ученый.

— А кто?

— Оборотень, тут ты правильно угадала.

— На службе церкви?

— Ты что-то имеешь против церкви?

— Сложно сказать, — протянула Ирина. Не то, чтобы она была против, она даже крестик носила, пока не посеяла где-то. Но… — Просто предпочитаю держаться подальше. Если в советские времена, когда за свою веру реально можно было сесть, в церкви встречались верующие попы, то сейчас… знаешь, когда я смотрю на то, что льется из телевизора, меня оторопь берет. Они сами-то не понимают, как мерзко выглядят? Когда делят сферы влияния и ресурсы у всех на виду?

— У всех свои недостатки.

— Если я вижу на дороге кучу навоза, я не бросаюсь ее просеивать, — жестко ответила Ирина. — Обошла и забыла.

— В церкви много и хорошего.

— Я и это допускаю. Просто не хочу иметь ничего общего с церковниками. Я уважаю твой выбор, изволь уважать мой.

Кирилл пожал плечами.

— Служить или не служить — каждый решает для себя. Не людям, идее. Полицию ведь тоже грязью поливают…

С этим было сложно спорить.

— Мы пользу приносим.

— Я тоже.

Ирина насмешливо хмыкнула. Ага, приносим и раздаем. Уж извините! Вон, на западе с тем же самым идут к психоаналитику, может, и пользы-то больше. А у нас чуть что — боженьку за ноженьку. Ирина б на месте Бога давно кого молнией шарахнула и предложила зад поднять.

А сколько всяких гадостей… ладно.

Не будем о грустном, полицию тоже так поливают, что не всякая дождевальная установка догонит.

Оборотень кажется, понял, что препираться она не настроена, и деловито развернул еще одно мороженое.

— Тебе дальше о нас рассказывать?

— Валяй.

— Есть еще один подвид. Слышала о вурдалаках?

Слышала, а то как же.

В школе.

— Стихи учила. Как кто-то шел через кладбище и чуть не описался со страха. Думал, там вурдалак, а там собака кость гложет.[7]