Жрица богини Маар (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна - Страница 14

Жрицы молчали, благоговейные служанки тоже. Тишину нарушали только шорох одежды, потрескивание трав в курильницах и дыхание. Мое волнение вернулось и затопило сознание, подчинило быстрое сердце, смешало мысли. Я все время поглядывала на спокойных жриц и завидовала им. Они знали, что впереди, были в мире со своим предназначением. Чувствовали себя на своем месте и знали, что этот мир подчиняется им.

Глянула в зеркало, подметила восхищенный взгляд Суни и поняла, что показывать страх не имею права. Слишком многие видят во мне лишь олицетворение дочери великой Маар. А полубожеству негоже бояться.

— Мы войдем в Храм в том же порядке, в котором участвуем в ритуалах, — пояснила Доверенная, когда последние приготовления были завершены.

— Мне еще нужно что-нибудь знать? — я переплела пальцы, стараясь скрыть дрожь. Но голос подвел. Звучал робко и неуверенно.

— Нет, — Гарима ласково погладила меня по плечу. — Нет. Все объяснится само. Просто доверься сердцу, доверься судьбе и великой богине. Позволь ритуалу подхватить тебя.

— Постараюсь, — кивнула я, моля небеса о том, чтобы уберегли от грубой ошибки и постыдной оплошности.

— Все будет замечательно, — обняв меня, заверила Абира. — Ты справишься.

Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и изобразила улыбку.

— Я готова, — соврала без зазрения совести.

Прислужницы распахнули двери, впуская в кирглик ночь, песни птиц и свежий, напитанный ароматами цветов воздух. Доверенная вышла первой, приняла фонарь из рук ожидавшей снаружи женщины. Большой, похожий на молочно-белый цветок светильник мерно покачивался на держалке, выглядящей точь-в-точь, как удочка. Может, днем раньше меня это сравнение позабавило бы, но не теперь, когда казалось, что сияющий цветок парит в воздухе. Такая же удочка оказалась в моих руках, и я пошла вслед за Гаримой к иномирному зданию Храма.

Внутри пахло свечным воском, незнакомыми травами, благовониями. Аромат получился сложным, но не тяжелым. Напротив, на душе спокойно стало, светло. Казалось, вот-вот произойдет нечто совершенно чудесное.

Безмолвные прислужницы стояли вдоль главного прохода, держали в раскрытых ладонях на уровне груди маленькие золоченые плошки с маслом. Фитильки в них не тлели. Женщинам не позволялось смотреть на жриц во время ритуала, и я была уверена, что ни одна не нарушит запрет. Поэтому никакие повязки на глаза не нужны.

Гарима прошла мимо прислужниц молча, заняла свое место в пяти шагах от белого кристалла. Я к нему подошла, словно во сне, зачарованная тусклым сиянием. Он изменился, совсем не походил на тот, что я видела несколько дней назад. Ни разноцветных бликов, ни мягкого и радостного света. Лишь скрытая мощь, близость которой стирала мысли, подчиняла чувства. Я все не могла избавиться от ощущения, что тогда, в первый раз, я любовалась кристаллом, а теперь он рассматривал меня. Пристально, изучающе, выжидающе.

Моя правая ладонь на груди, словно сдерживает тревожное сердце. Смотрю в белый туман кристалла. Смотрю и не могу оторваться. Тишина совершенная, свежий аромат трав щекочет чувства. Кажется, кристалл читает меня, будто книгу. Ему нравится то, что он видит.

Волнение уходит, уступает умиротворению. Дышу глубоко, полной грудью. Сердце бьется медленно, ровно. Справа и слева раздаются гулкие хлопки. Будто мое сердце бьется и там. Но я не смотрю по сторонам. Нет ничего важней кристалла.

Из-под моих ног снопом вырывается золотое сияние, обволакивает, обнимает. Я стою на цветке, он вспыхивает с каждым ударом моего сердца. От моего цветка по полу вьются светящиеся плети, соединяются с цветами Абиры и Гаримы. Те тоже сияют, вспыхивают с каждым ударом сердец. Я тоже хлопаю в такт, как и жрицы. Тоже пою незнакомую песнь, слов которой умом не понимаю. Она кажется заклинанием. Мелодия пронизывает меня, связывает с сестрами. По щекам скользят слезы, на губах улыбка. Счастье переполняет меня, напитывает золотым сиянием цветов и белым светом кристалла.

В левой руке ладонь Гаримы, в правой — Абиры. Мы танцуем рядом с кристаллом, и сами похожи на цветок. Голоса сплетаются, дары учатся чувствовать друг друга. И мы разделяем одну радость.

Кристалл зовет, манит. На молочно-белой поверхности вдруг появляются золотые прожилки, как стебли вьющихся растений. Видны листики, тонкие усики. Мы все еще держимся за руки, все еще поем заклинание, поэтому для нас распускаются цветы. По два для каждой, чтобы положить на них ладони.

Кристалл будто напитан полуденным солнцем, он просто дышит теплом и силой. Не порабощает, а приветствует, словно рад мне, как потерянной дочери. Хочется раствориться в нем, стать частью великого волшебства, божественного замысла. Я больше не принадлежу себе. Я — часть прекрасного целого.

Из-под рук Абиры в кристалл, словно пыльца с цветов, летит золотой песок. Он обращается хрупкими бабочками с сияющими крыльями. Я наблюдаю за их танцем, а вижу Абиру. Такой, какая она на самом деле под коконом высокомерия. Ее дар слаб, желание вызывать восхищение велико. Она жаждет поклонения и любит, превозносит себя. Безмерно гордится тем, что стала Передающей. Она трепетна в вере и счастлива быть частью ритуалов. Они — смысл ее жизни. Они делают ее еще более особенной, чем внешняя красота. Абира судит обо всем поверхностно, сплетни — вот предел ее возможностей. Мудрости в ней нет, душевного тепла мало и предназначено оно ближайшим людям. В понимании Абиры, ближайшие — это другие жрицы. И все же она незлой человек. Себялюбивый, неумный, но незлой.

Я вижу ее настоящую, и нет во мне ни неприязни, ни осуждения. Я принимаю ее такой, какая она есть. Ведь она мне сестра.

С ладоней Гаримы к сердцу кристалла устремляются змеи. Они быстры, полнокровны, но не смертоносны. Золотая чешуя блестит и играет узорами, а в них я вижу Доверенную. Гарима прекрасный человек. Она добра, скромна, хорошо образована и выполняет свои обязанности ради богини, ради укрепления ее власти и величия. В этом ее стержень, а не в опьяняющих счастьем ритуалах. И уж точно не преклонении окружающих. Вдумчивая Гарима сострадает, утешает и уменьшает сердечную боль других людей. Ее дар сильный, спокойный, нежный, как объятия матери. Доверенная стесняется своей внешности и старается отвлечь внимание от недостатков украшениями. Она знает, что глупцы посмеиваются над браслетами и цепочками, но сомневается, что умные действительно видят душу за всей этой мишурой.

Я вижу ее доброе сердце и острый ум, ее неуверенность. Кажется, мы знакомы сотни лет. И я принимаю ее такой, какая она есть. Ведь она мне сестра.

От моих ладоней в молочный туман кристалла летят вороны. Крупные, опасные, сдержанные, наблюдательные, внимательные к мелочам. В их крыльях я вижу сцены из жизни в Сосновке. Появление Доверенной. Разговор с приглашенным священником. Картины живые и яркие, но боль от них притупилась. Будто чужой стала. Вороны взмахивают крылами, в блеске перьев рождаются новые образы. В птицах чувствуется мощь куда большая, чем в змеях. Меня это огорчает.

Не знаю, какой меня видят Гарима и Абира. Не знаю, какое у них складывается мнение. Я уверена только в одном. Они примут такой, какая я есть. Потому что я им сестра.

Прекрасный ритуал завершился на рассвете и опустошил нас. Я думала с трудом, но тяжелые, неповоротливые мысли были радостными. Узнав сестер, увидев их без прикрас и наносного блеска, понимая, что сама предстала перед ними такой же открытой, я впервые в жизни не чувствовала себя одинокой и лишней.

Сидя между Гаримой и Абирой, отрешенно глядела на ровный ряд прислужниц. В руках у женщин горели золоченые светильники — фитильки зажглись сами, когда ритуал завершился.

— Осталось только надеть ритуальный браслет, — тихо сказала Доверенная, обнимая меня за плечи. — И можно будет пойти поспать. Император и другие почетные гости приглашены на вечер. Мы успеем отдохнуть.

Она встала, тяжело опершись на скамью, хлопнула в ладоши. Прислужницы, до того стоящие неподвижно, будто статуи, встрепенулись, засуетились. И нескольких минут не прошло, а перед нами оказались большие шкатулки. Богатая резьба, золотая отделка, изображения трех золотых цветов, сплетенных в венок. Прислужница с поклоном подала одну шкатулку Доверенной. Под тяжелой крышкой на черной шелковой подушке лежали золотые змеи. Их чешуйки ловили свет, поблескивали, от этого казалось, что змеи дышат, глядя на мир миндалевидными карими глазами. Гарима почти коснулась левой ладонью матовой поверхности кристалла, а пальцами правой почти дотронулась до гладкой головки самой большой змеи.