Жрица богини Маар (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна - Страница 16

— Нет, не ошибаюсь, — она покачала головой, положила ладонь на мои побелевшие от напряжения пальцы. — И я точно знаю, что дар будет развиваться после посвящения. Мехенди долго сковывали его, но со временем ты будешь читать сердца людей так же легко, как свое.

— Я не хочу проживать жизни преступников! — по щекам покатились слезы, а голос сорвался. — Как можно ослабить дар?

Абира недоуменно покачала головой и промолчала.

— Никак, — твердо ответила Гарима. — Но тебе не стоит из-за этого волноваться. Во время ритуалов ты будешь в трансе. Когда он закончится, подробности выветрятся из памяти, ты будешь помнить только общую картину. И то смутно.

Она ободряюще погладила меня по плечу.

— Тебе не следует бояться дара. Дар — это благословение, — ее голос звучал мягко и торжественно. — Жители Сосновки отравили его для тебя, и я уверена, что великая Маар еще накажет их за то, что превратили дар в проклятие. Но ты скоро поймешь, какова истинная ценность дара. Все станет на свои места. Пока просто постарайся свыкнуться. Я рассказала о силах даров сейчас, чтобы ритуал не напугал тебя.

Кивнув, я смахнула слезы. Сетовать не судьбу, жаловаться на силу дара в присутствии двух искренне верующих жриц, гордых своим предназначением, было глупо.

В Храме было многолюдно и тихо. Стоя рядом с сестрами у кристалла, я старалась не показывать волнения и страха трем сотням собравшихся людей. Их взгляды были обращены на меня. Я чувствовала, что от меня ждут чего-то особенного, волшебного. Что на меня возлагают надежды.

Гарима первой произнесла ключевую фразу, едва касаясь ладонью мягко сияющего кристалла. Змеи проворно скользнули ей на руку, любовно обвили ее. Мой голос прозвучал робко и сипло. Не думаю, что эти слова вообще услышал кто-нибудь кроме сестер и прислужницы, держащей шкатулку. Моя рука стала длинноклювой птицей с теплым золотым оперением. Я прижала ее к груди, как и Гарима. Передающая произнесла клятву ясно и громко, так, что слышно было в самых дальних уголках зала. Легкие бабочки вспорхнули и, трепеща крыльями, расселись на руке Абиры.

Мы стояли у кристалла, прижимая руки с браслетами к груди. За спинами ровным молочным светом сиял кристалл, питающий нас, читающий наши сердца. Собравшиеся в зале пели молитву на незнакомом мне языке. Пусть умом я слов не понимала, но душа откликалась на каждый звук. Я знала, что люди благодарят Маар.

Опять я чувствовала себя частью чего-то великого, неподвластного времени, недоступного пониманию простого смертного.

Когда молитва закончилась, мы с сестрами сняли браслеты. Я отрешенно смотрела на ворох золотых перьев, любовалась таинственным блеском ритуальных камней. Необычное ощущение пустоты смешивалось со страхом и обреченностью. Я знала, что следующий раз надену птичий браслет ради того, чтобы забрать душу убийцы принца.

Вечерний праздник вспоминался круговертью множества лиц. Из более полусотни новых знакомых в память запала только императорская семья. Правитель носил траур, как и его молодая жена, приходившаяся убитому принцу мачехой. Она и единоутробная сестра погибшего носили белые тонкие платки, полностью повторявшие прически и охватывавшие косы. Как потом объяснила Гарима, такие платки символизировали поседевшие от горя волосы.

Император, вне всяких сомнений, расспросил обо мне господина Мирса. Потому что Правитель не удивлялся моим смущению и растерянности. Я привыкла глаза прятать, молчать и в разговоры не вмешиваться. Поэтому желание людей беседовать именно со мной и ловить мой взгляд удивляло безмерно. К счастью, Император не говорил о ритуалах и не упомянул ни траур по сыну, ни близящийся суд над убийцей. Лишь сказал, что я, как и другие жрицы, всегда буду желанной гостьей во дворце как на праздниках, так и на советах.

Я отвечала вежливо, немногословно не только Императору, но и другим людям, стремившимся к знакомству. К счастью, от меня не требовалось даже запоминать их имена. Главам богатых родов, министрам, купцам и прочим хватало коротких разговоров и заверений, что встреча мне приятна. Единственным человеком, которому я действительно обрадовалась, был господин Мирс. Не оттого, что уже знала его. Но и потому, что он видел во мне семнадцатилетнюю Лаиссу, а не только сиятельную Забирающую великой Маар.

Как и к другим гостям, я подошла к нему сама. Он мне обрадовался, теплая улыбка украсила его лицо. К сожалению, мы разговаривали очень мало. Я замечала, что к нашей беседе прислушивались. А многие высокопоставленные гости и вовсе отнеслись к нашему разговору с толикой ревности, о чем наблюдательный господин Мирс мне и шепнул. Я удивилась, спросила, откуда мысли такие.

— Я всего лишь начальник дворцовой охраны, госпожа Лаисса, — улыбнулся он. — А вы общаетесь со мной почти так же долго, как с первым советником Императора. Мне не по чину такой продолжительный разговор с вами.

— Вы же говорили, что я ничего никому не должна пояснять, — я недоуменно нахмурилась.

— Верно, говорил, — согласился он. — Но сегодня особенный вечер. Разговор с вами — проявление благодати великой Маар. Не показывайте никому особенного расположения. Хотя бы сегодня. Пока не разберетесь в политических течениях столицы и страны. Знать очень внимательно следит за настроением Императора и его семьи, но и благоволение жриц не менее драгоценно.

Я вздохнула, поблагодарила за совет и пожелала господину Мирсу приятного вечера. Не успела отойти от статного воина и на три шага, как ко мне сразу двое мужчин подошли. Оба тарийца явно ждали, когда я закончу предыдущий разговор. Оба были напористы и явно соперничали, соревновались в красноречии. С каждой минутой их фразы становились все более запутанными и вычурными. Я честно вслушивалась, ловила нить. Сложная задача, потому что мужчины часто друг друга перебивали. Глянула в сторону воина. Он наблюдал за этой беседой и, встретившись со мной взглядом, ободряюще улыбнулся.

В числе новых знакомых оказались и послы. Невысокий, но очень крепкий на вид сарех глядел на меня оценивающе, рассматривал внимательно.

— Никогда бы не подумал, что Забирающей Маар станет едва ли не моя соплеменница! — голос у него был низкий, гулкий. Широкоплечий мужчина покрутил длинный русый ус, усмехнулся. — Я думал, это шутка такая, когда сказали, что Забирающая из северной провинции. А тут… Прямо глаз радуется! Северянка, да еще такая красивая!

Господин Далибор говорил мне лестные слова. Прямолинейные и громогласные. Я сдержанно благодарила и чувствовала, как краснею. Потому что казалось, светловолосый сарех умеет невозможное — ощупывать взглядом.

Посол даркези, высокий и худой лысеющий мужчина, был менее словоохотлив, но стремился мне понравиться. Господину Квирингу это удалось лучше, чем раздевающему меня глазами сареху. И все же обоих, таких непохожих послов роднило то, что они не верили в Маар, а лишь отдавали дань вежливости. У них были свои боги. Во мне послы видели простую смертную женщину, чем сильно отличались от тарийцев.

Это действовало отрезвляюще. Как глоток ключевой воды, когда в голове мутится от жары.

Во множестве людей я давно потерялась, но следовала совету господина Мирса и старалась всем уделять одинаковое время. Наверное, поэтому праздник так утомил. К концу вечера я уже валилась с ног, не запоминала лиц и обрадовалась, когда торжество закончилось.

Тот самый день, день первого ритуала, настал скоро. Слишком быстро. Всего через две недели. Сестры знали, что дознание почти завершено. Они порывались мне об успехах господина Мирса рассказывать, говорить о преступнике, повторяли, что его вина доказана. Меня это не утешало и не успокаивало. Напротив, чем больше проходило времени, тем сильней становилась тревога. Так волновалась, что спать не могла. Не иначе Суни рассказала все сестрам, потому что после второй бессонной ночи Гарима зашла ко мне в гости. Она принесла с собой травяные пирамидки для курильниц, не спрашивая моего разрешения, зажгла их. Хотя до того я множество раз просила Суни обходиться без благовоний. Из-за жары даже самый приятный аромат казался удушливым и угнетающим.