Парижский оборотень - Эндор Гай - Страница 25
- Предыдущая
- 25/65
- Следующая
— Я не думала, что он из этих, — неуверенно пожаловалась Тереза.
— Эх, знать бы его имя! — воскликнула мадам.
— Но он записал мне его в альбом, — сказала девушка.
— Да уж! В твой альбом!.. — презрительно фыркнула сводня.
— Да, в него, — настаивала Тереза. И хозяйка с сомнением заглянула в тетрадь, но на листе черным по белому значилось: «Бертран Кайе, Монт-д'Арси». Всё выглядело вполне правдоподобно. Да и дорога до Монт-д’Арси занимала всего два часа.
В тот же день мадам наняла извозчика и без труда выяснила, что семейство Кайе проживает в особняке Галье, скрытом аллеей из ложной акации. Деревья как раз цвели, и тысячи великолепных золотых кистей украшали ветви. Земля была усыпана лепестками. В воздухе кружился неспешный желтый дождь.
Грузная поставщица любви en détail[58] не устрашилась красот, за которыми, насколько она знала жизнь, часто скрывалась страсть к дорогостоящим порокам. Напротив, она более не сомневалась в удачном финансовом исходе поездки и смело позвонила в дверь.
Эмар Галье пригласил ее в свой кабинет.
— Я пришла поговорить о вашем сыне Бертране, — заявила владелица maison tolérée[59].
— Говорите, — ответил Эмар.
Она поведала ему о произошедшем, искусно приукрасив рассказ и не скрыв своего занятия — ведь, если честно, иногда ей нравилось бравировать им перед богатой буржуазией.
— А я что должен сделать? — спросил Эмар, пылая негодованием, но внешне оставаясь равнодушным.
— Ей-Богу, месье, я всего лишь хочу возместить причиненные мне убытки. Кто бы мог подумать, что столь милый, утонченный юноша…
— Сдается мне, вам следует обратиться в полицию, — перебил ее Эмар, размышляя о представившемся шансе наконец-то благополучно сбыть Бертрана с рук.
Мадам перепугалась, но не подала виду. Конечно, она имела полное право вызвать полицейских, более того, была обязана это сделать, однако из-за возраста Бертрана сама могла попасть под суд, чего ей совершенно не хотелось, к тому же в этом случае она, скорее всего, не получила бы денег.
Поэтому, притворившись, что раздумывает о деле, мадам принялась искать достойный предлог поскорее ретироваться.
— Хорошо, месье, — вдруг выпалила она. — Я обращусь в полицию. Поначалу я решила, что вы оцените возможность уладить все тихо и мирно, но теперь вижу, что мои благородные намерения пропали втуне и я напрасно потратила время.
Эмар боролся с собой. Почему ему казалось, что оборотень в семье — позор? Что за глупый стыд мешал ему открыто предъявить миру это чудовище? Заметьте, чудовище, порожденное не им, а чужим человеком и навязанное ему, Эмару Галье, простым стечением обстоятельств.
Однако не поспособствовал ли он сам сложившемуся ходу событий тем, что скрывал зверочеловека? И все-таки он никак не мог заставить себя выдать Бертрана. Он так успешно заботился о мальчике, что почти позабыл о звериной стороне его натуры, но теперь вновь стало очевидно, что парень по-настоящему опасен и, конечно же, ни о каком изучении медицины в Париже не может быть и речи.
Он вздохнул и сдался:
— Сколько вы хотите?
— Пять тысяч франков, — ответила сводня, поджав губы.
— Запишите мне свой адрес, — спокойно сказал Эмар, — и я пришлю вам тысячу франков сегодня же, после чего, надеюсь, никогда больше не услышу об этом деле.
Его невозмутимая решительность испугала мадам. Выручить даже тысячу было уже неплохо. Она встала и ушла. По пути домой ее посетила блестящая идея. Добравшись до заведения, она первым делом накинулась на окружающих, особенно на Терезу.
— Убить тебя мало! — кричала она на бедную страдалицу.
— Но, мадам… — рыдала перебинтованная Тереза.
— У нас нет денег даже врачу заплатить. И, если хочешь знать, мне пригрозили судом за то, что я пустила к нам несовершеннолетнего.
Постепенно она смягчилась.
— Так и быть, заплачу доктору из своих. Вы ж, дуры несчастные, копить не догадываетесь: на свои тебя не вылечу — ты мне тут, чего доброго, помрешь.
Тереза рассыпалась в благодарностях.
— Вот увидите, мадам, — пообещала она, — буду на вас работать, не жалея сил.
— Иди уж, — шутливо отмахнулась хозяйка, — может, ты так славно потрудишься, что тебя кто-нибудь за муж возьмет, ты уедешь, а нам и альбома своего на память не оставишь.
— Ох, мадам, зачем же вы так? — с упреком сказала Тереза, хотя и сама уже витала в мечтаниях о столь счастливом будущем.
Но подобревшую хозяйку продолжала грызть совесть до тех пор, пока она не купила Терезе платье за десять франков, а также не заплатила прачке из собственного кошелька за стирку окровавленных простыней. Полученную тысячу она, однако, тратить не стала, а присовокупила к своим вложениям в ценные бумаги, на проценты от которых надеялась прожить, когда отправится на покой. Дорога к финансовой независимости невыносимо медленна и терниста.
Тем временем Эмар мерил шагами кабинет и размышлял. Давно ли тянутся за Бертраном подобные дела? Вряд ли это его первое посещение девиц. Или нет? Немалую роль играла в глазах Эмара половая подоплека преступления. Нельзя сказать, что Эмар совсем позабыл о своих давешних похождениях того же сорта, но, научившись за время пребывания в семинарии в Лангре сдерживать плотские желания, он уже плохо понимал, как некоторые не могут управиться с похотью. Чем больше он думал о том, что натворил Бертран, тем сильнее злился. Наконец он открыл дверь кабинета и, что было на него совершенно не похоже, громко выкрикнул:
— Жозефина!
Она выскочила на зов из кухни и бросилась к нему по длинному коридору.
— Да, месье?
— Бертран вернулся из города?
— Еще нет, месье.
— Дай мне знать, когда он приедет.
В глазах Жозефины застыл вопрос, но Эмар, не обращая на нее внимания, закрыл дверь. Он вспомнил длинное письмо, полученное им в пору его изысканий и посвященное Питамонам и Питавалям: одного из Питамонов закрыли в колодце и кормили сырым мясом с салом, и после долгих лет заключения он перестал разговаривать и только выл, как волк. Эмар прекрасно помнил концовку письма: «Говоря по правде, тот, кого туда засадили, был самым приличным из Питамонов. Но и он, прежде чем угодить в яму, убил двоих. Конечно, убил он Питавалей, а по ним плакать никто не стал, да и по нему никто особо не страдал, кроме невесты, прождавшей его три десятка лет, если не дольше. Впрочем, все Питамоны славились тем, что оставили после себя много горя».
Эмар задумался: неужели Бертран кончит так же? Если положение не изменится, ничего нельзя будет поделать, кроме как держать его под замком. Он обдумывал эту мысль, спрашивая себя, станет ли комната в доме надежной тюрьмой для Бертрана. Камера должна быть крепкой, по крайней мере, столь же прочной, как узилище, где был заперт Питамон, если не прочнее.
Вдруг Бертран впадет в неистовство в собственном доме, как это уже случалось за пределами поместья, и станет резать уже не ягнят, а людей, — ведь успел же он напасть на ту несчастную проститутку… Тогда либо придется обращаться в полицию, либо сажать его за решетку у себя во владениях.
Погрузившись в размышления, Эмар поднялся на второй этаж и открыл дверь комнаты Бертрана. Юноша оказался у себя: он мирно спал в собственной постели!
Эмар вздрогнул от неожиданности, как будто на прогулке столкнулся нос к носу с тигром, но взял себя в руки и подошел к кровати. Лицо мальчика горело ярким румянцем. Он глубоко дышал. Голова была откинута, точно силы оставили его. Волосы спутались. Казалось, он много выпил и теперь отсыпался.
Словно почувствовав взгляд Эмара, Бертран открыл глаза. Сначала в них вспыхнуло удивление, потом мальчик потупился.
— Ты когда вернулся? — спросил Эмар.
— Ну, я… я не знаю точно. Да, не помню.
— Что с тобой случилось?
Бертран на секунду растерялся, а затем сказал:
— Очередной кошмар, понятия не имею, как я здесь очутился. Дайте подумать — в голове туман, а тело болит так, как будто точно я всю ночь бежал. Любопытно…
- Предыдущая
- 25/65
- Следующая