Кризис самоопределения - Элтон Бен - Страница 18
- Предыдущая
- 18/21
- Следующая
– Я желаю рассмотреть дело Сэмюэла Пипса в законном суде, – произнесла Крессида, – и я хочу, чтобы этот суд предписал ему полагающийся, пусть и умозрительный, тюремный срок. Пора нам уже оценивать былые события с других точек зрения, а не с позиций всесильных белых мужчин. Я заручилась полной поддержкой члена парламента, представляющего Дебору Уиллет, и та от ее имени обратилась с официальным заявлением в полицию.
– Дебору Уиллет?
– Это компаньонка миссис Пипс, которой Пипс регулярно домогался.
– И которая умерла больше трехсот пятидесяти лет назад.
– Делаются ли от этого преступления, совершенные против нее, менее значимыми? Как сказал ранее Родни, Алана Тьюринга реабилитировали посмертно. Отчего же Деб Уиллет не обрести посмертной справедливости?
– Именно так, Кресси! – встрял Родни, уцепившись за эту возможность. – Пипс был чудовищем чистой воды, что я очень отчетливо и показываю в своем новом спектакле “Чудовище!”…
Но Лоррейн вновь отказалась сместить беседу в его сторону. Чертовы бабы, они заодно. Ни дать ни взять секта.
– Расскажите нам о вашей кампании #ПомнимИх, Крессида, – сказала Лоррейн.
Крессида улыбнулась и вдохнула поглубже. В этом состояла ее ошибка. Тут у нас утреннее телевидение – человек человеку волк. Остановился передохнуть – не удивляйся, если у тебя прямо с языка эфирное время сняли.
Родни пренебрег Лоррейн и ринулся в бой.
– Мы обращаемся ко всем историкам – студентам, преподавателям, ученым, а также к артистам, которые, подобно мне, задействованы в исторических пьесах; к музейным кураторам, гостям музеев и библиотек… да, по сути, ко всем, кто даже просто посмотрел хоть одну серию “Полдарка”[48]: носите значок #ПомнимИх в память о бесчисленных жертвах былого насилия. Для меня как для пробуднутого белого мужчины, Лоррейн, это все очень значимо. Это звоночек. “Побудочка”, если угодно. Возможность заново оценить и переосмыслить судьбы миллионов женщин, которые, водись у них в кринолинах мобильные телефоны или таись под корсетами “айпады”, в мгновение ока осыпали бы таких, как Сэмюэл Пипс, хештегами “ЯТоже”. Для меня это ОниТоже, Лоррейн, и для меня…
– Спасибо, Родни, – сказала Лоррейн, – но я бы хотела вернуться…
Да, блядь, хрен тебе, Лозза, подумал Родни. Теперь это мой бенефис.
– Я глубоко убежден в том, что женщина имеет право быть услышанной, – продолжил он. – Хватит уже менсплейнинга![49] Пора уж нам, мужчинам, заткнуться к чертям собачьим и послушать в кои-то веки. Нам, мужчинам, необходимо опомниться, задуматься, завалить пасти, раскрыть ум и, так его растак, послушать. Необходимо усвоить уроки прошлого. И как раз для этого я поставил свой спектакль “Чудовище! Суд над Сэмюэлом Пипсом”, продажа билетов уже открыта на Тикетек точка ком, и…
– Боюсь, у нас больше нет времени, – объявила Лоррейн. – После перерыва: а вы на что готовы ради пляжного бикини-тела? Поговорим с врачом и с гуру похудания. Спасибо вам, Крессида Бейнз, спасибо, Родни Уотсон. Вы нынче утром, несомненно, предоставили нам пищу для размышлений.
Одному человеку, смотревшему программу Лоррейн в то утро, пищу для размышлений предоставили совершенно точно: Рут Коллинз, театральной швее и костюмерше.
Рут все еще была в постели. Работала она по вечерам, а потому утренняя “Лоррейн” приходилась ей на завтрак. Обложившись подушками, она прихлебывала растворимый кофе и разглядывала значки на пиджачном воротнике у Родни Уотсона.
Значок #ПомнимИх. А под ним – #ВремяИстекло. И #НеОК. А потом еще один, о котором она раньше не слышала, – #ЭтотМужчинаСЛУШАЕТ.
Может, если б Родни не нацепил все эти значки, Рут и промолчала бы. Может – если б он не напирал на то, что он “пробуднутый”. Может – если б не болтал без умолку о том, что женщин нужно слушать, что обиды, нанесенные в былом, – все равно обиды.
Может быть, тогда она бы и промолчала.
Возможно, не принялась бы ворошить старые воспоминания, какие обычно старалась подавлять или не замечать. Воспоминания о работе, которую она воодушевленно желала себе, – и оказавшейся адской. О работе, на которой она ежеутренне готовилась выглядеть не приятно, а бесформенно. О том, как избегать нескончаемых комментариев, произвольных прикосновений. Этот измывательский тон, едва скрытый за веселым панибратством. Работа, где ей приходилось проводить часы напролет в замкнутом пространстве с хамом, извлекавшим неисчерпаемое удовольствие, смущая и принижая Рут. Для которого существовала только одна манера держаться – манера полового хищника. И каждый взгляд его, любая реплика содержали налет сексуальной угрозы. Даже намек на физическое давление. Постоянная возможность, что придет время, и он – возможно, подвыпив, – прыгнет на нее.
Вот же забавно: она предполагала, что Родни Уотсон, наверное, считает себя просто милым стариканом. Он, похоже, не понимал, что от каждого его мимолетного полу-“случайного” касания, любого гаденького комментария или мерзкой шуточки у нее сердце колотится и пробирает холодом. А может, и понимал. Вероятно, в этом состояла половина азарта. Наблюдать, как она краснеет, зримо смущается, мучительно ищет, как защититься от его приставаний и не потерять при этом работу.
Не потерять при этом работу, которую Рут любила и ради которой три года училась. Работу, ей необходимую. Работу, которую Родни Уотсон явно ни в грош не ставил. Работу, которую он едва замечал. Потому что не способен был видеть что бы то ни было помимо сисек Рут.
В телепрограмме Родни как-то ухитрился оставить последнее слово за собой. Даже после того, как камера уже отвлеклась от логотипа программы, перед самой рекламной паузой, голос Родни все еще доносился в микрофон прямого эфира:
– Я прошу лишь одного: давайте помнить жертв, Лоррейн, давайте их помнить.
Сидя у себя в квартирке, Рут Коллинз подумала, что Родни Уотсону, возможно, пора вспомнить жертв собственного прошлого.
17. Поцелуй – это просто поцелуй
Производственная группа “Острова любви” готовилась еще раз отсмотреть “тот самый” эпизод из тридцать шестой серии предыдущего сезона. Мизансцену, которую в свое время и публика, и критика восприняли как попросту фантастическую телевизионную удачу.[50]
Классический вариант #Динамо на “Острове любви”. Романтическая сцена, благодаря которой, казалось бы, Джемайма – также известная как Вечная Драма – “неуязвима” перед грядущей “отставкой” в ближайшей “перестыковке”. Но все обернулось упоительно кисло, когда Кёрт в зрелищном акте предательства выбрал спасать от отставки другую девушку. Он выбрал Кристл, одну из суперспортивных “новеньких”, дерзко прошествовавших к вилле чуть раньше в тот же день, груди бугрятся в бикини, губы – на лице.
#вапщеДинамо.
Ошеломленный ужас Джемаймы, когда Кёрт произнес: “Девушка, с которой я хочу в пару…” – пауза – перерыв на рекламу – опять пауза – “…Кристл”, – стал одним из определяющих образов последнего сезона. Совершенно блистательный вариант настоящего старого реалити-телевидения. Ради таких вот случаев многие поклонники “Острова любви” терпели нескончаемые скучные прогоны порожняка и дурацких игр с непостижимыми правилами. Абсолютная причина успеха всей программы – #Динамо. Динамо – это ДНК “Острова любви”. Плоть и кровь программы – интриганство и предательство.
Но это тогда.
А теперь – внезапно и ужасающе – все поменялось. То, что совсем недавно было “полнотой голоса”, теперь стало “чудовищной тугоухостью”.
Не с той ноги входит в историю.
Или даже чуточку домогательски вляпывается.
Ни с того ни с сего, за одно-единственное утро все проснулись и огребли последствия поста #ЯТоже для телеформата, в котором все держалось на молниеносном кадрёже.
Младшая редакторша Дейзи нервно нажала на “плей”.
- Предыдущая
- 18/21
- Следующая