Похищение Прозерпины (Рассказы гроссмейстера) - Котов Александр Александрович - Страница 13

— А какие партии сыграл! Обе Алехин потом поместил в числе своих лучших в специальном сборнике, — добавил Ласкер. — А в матче с Капабланкой какую волю проявил Алехин, какую выдержку! Вы читали о его болезни? Шесть зубов пришлось удалить. Рвали по вечерам, часу в одиннадцатом, а на следующий день он уже играл партию, иногда с повязкой. Не шутка!

Гости поднялись. Пора было уходить, они знали, что Ласкер уже много лет работает ночами. Расставаясь, Ауес спросил хозяина:

— Интересно, как теперь поступит Алехин? Бросится ли он в бурное наступление или будет ждать ошибок деморализованного чемпиона?

— Две победы подряд дали уже Алехину перевес на очко. Он найдет верный путь, — ответил Ласкер. — Русский чемпион не только освоил теорию шахмат, но он, кроме того, глубокий психолог шахматной борьбы.

Проводив гостей, Ласкер погасил люстру, сел за письменный стол и глубоко задумался. Густые пепельные волосы, большой изогнутый нос, седые усы и резко очерченный подбородок придавали его внешности что-то таинственное. Тишина и безмолвие царили в этом убежище мыслителя, только дождь за окном, изредка ударяя в стекла, напоминал, что, кроме мира разума, есть еще реальный мир с его безрассудством, нелогичностью и случайностями.

В свободный день Капабланка с Кончитой пошли обедать в ресторан «Кабанья». Метрдотель с трудом нашел для них место в переполненном зале и, к их удивлению, усадил как раз рядом с Алехиным, пришедшим сюда вместе с секундантом Даниелем Диллетайном. Хотя оба гроссмейстера не испытывали особого желания общаться друг с другом, элементарная вежливость требовала не показывать этого, тем более что присутствие Кончиты заставляло мужчин быть галантными.

Официант соединил вместе два столика. Некоторая неловкость неожиданной встречи вскоре прошла; все четверо занялись изучением меню и выбором блюд.

Посетители ресторана с интересом наблюдали знаменитых шахматистов, сидевших друг против друга не за шахматным столиком, а за уставленным хрусталем столом ресторана. Некоторые шутили, что сегодня, дескать, выездной тур: ходы будут делаться ладьями-блюдами и пешками-бокалами. Немало пересудов вызвал туалет Кончиты: гладкое платье сиреневого цвета, серые туфли и длинные, по локоть, серые перчатки.

Алехин, оказывается, впервые посетил «Кабанью».

— Интересное место, не правда ли? — обратился он к Капабланке.

— Я очень люблю этот ресторан, — ответил чемпион мира. — Правда, некоторые говорят, — посмотрел он на Кончиту, — что во время шахматного матча часто сюда ходить нельзя.

— Почему?

— Слишком острые и вкусные блюда требуют вина, а шахматистам вино и женщины во время турниров категорически запрещены.

— Да, да, конечно. Вы знаете, один мой знакомый дирижер назвал этот ресторан консерваторией для быков! Не правда ли комично? — смеясь, спросила Кончита. При этом она указала на стены, где висели фотографии огромных баранов, когда-то бравших первые призы на выставках, и быков-рекордсменов.

— Я скорее назвал бы «Кабанью» не консерваторией, а крематорием для быков, — отозвался Капабланка. — Это больше похоже на правду.

У входа в ресторан была выставлена напоказ огромная зажаренная туша барана; сразу же за дверью по обеим сторонам горели два гигантских очага. Отсюда до прохожих на улицу доносился звук шипящего мяса и острый запах приготовляемой пищи. Целые туши баранов, огромные куски говядины, несчетное количество дичи, различных сортов колбас — все это жарилось здесь же, на глазах, распаляя аппетит, завлекая даже тех, кто и не собирался сюда заходить.

Стены ресторана были отделаны в темные цвета. Темные абажуры и бра создавали в залах «Кабаньи» умиротворяющий полумрак, в котором мысли посетителя должны сосредоточиваться только на еде. Может быть, опять-таки для того, чтобы разжечь аппетит, на бесчисленных полках в оплетенных соломой бутылках стояли лучшие аргентинские и чилийские вина.

— А у них тоже соревнование! — воскликнула вдруг Кончита, показывая на фотографии быков. — Среди них тоже есть чемпион мира. Вероятно, вот этот, — показала она на короткорогого волосатого гиганта с маленькими злыми глазками. — Смотрите, какой красавец!

Мужчины смущенно промолчали, пропустив мимо ушей сомнительную остроту своей соседки. Что поделаешь — актриса! Но Капабланка обиделся.

— Я всегда думал, что у вас хороший вкус, — хмуро ответил он.

В ресторан вбежал голосистый назойливый мальчишка-газетчик. Он скорее насильно всучил, чем продал свой товар. Некоторое время за столом длилось молчание — все были заняты разглядыванием газет и журналов. Вдруг тишина прервалась раскатистым смехом Кончиты.

— Ой, как хорошо! Просто прелесть! — заливалась она. — Смотрите, какие вы смешные!

На карикатуре были изображены Алехин и Капабланка за шахматным столиком. Талантливый художник верно схватил черты, удачно подчеркнув характерные особенности. У обоих противников были длинные черные бороды, спускавшиеся куда-то под стол. Надпись гласила: «Такими будут Алехин и Капабланка в конце матча».

— Острят насчет ничьих, — объяснил Диллетайн. — Художник показывал мне эту карикатуру, он рисовал в клубе…

— А знаете, дон Хосе, с бородой вы мне больше нравитесь! — воскликнула Кончита.

— Рад слышать, дорогая. Сегодня же куплю средство для ращения волос.

— Но почему они вам нарисовали черную бороду? — взялась актриса за Алехина. — Вы же блондин, вам больше подойдет небольшая русая бородка.

— Вам виднее, синьорита, — отшутился Алехин. — Это по вашей части — находить грим и подбирать, кому какую носить бороду.

«И рога тоже», — хотел добавить Диллетайн, но вовремя сдержался.

— А ведь действительно вы будете делать ничьи до самой старости, — уверенно заявила Кончита. — Сколько вы уже их сделали?

— Пока немного, — ответил за партнеров Диллетайн. — Четырнадцать.

При этом он подумал, что ей-то, Кончите, неплохо бы помнить счет в самом важном сражении Капабланки.

— После двенадцатой партии было восемь рядовых ничьих, — сообщил секундант Алехина.

— Ну вот видите, как много! И правда, у вас скоро отрастут бороды.

— Вот почему я и предложил доктору Алехину прервать матч, считать его ничейным. Через год можно сыграть новый, — безразличным тоном, обращаясь только к Кончите, произнес Капабланка.

Свою самую заветную мысль он высказал вскользь и в такой форме, будто она его ничуть не интересует. Чемпион мира еще ни разу не предлагал Алехину прекратить матч, но говорил так, чтобы облечь важное предложение в ничего не значащую шутку.

Кончита поняла, что легкость тона Капабланки напускная. Два рядовых поражения подорвали веру чемпиона в свои силы, и он не раз уже говорил Кончите, что, по-видимому, ему не удастся спастись. Хосе Рауль стал задумчив, в последние дни часто грустил. Несмотря на предсказания Кончиты, он перестал уже верить в благополучный исход матча и даже послал телеграмму своему другу — президенту Манхаттэнского шахматного клуба Финну с просьбой организовать через два года матч-реванш с Алехиным.

Кончита решила поддержать Капабланку.

— Эти бесполезные ничьи только вас изнуряют, — тоном жалеющей матери произнесла она. — Бедный дон Хосе, он даже заснул во время шестнадцатой партии.

— Спать-то спал, да все видел, — засмеялся Алехин. — Как проснулся, так сразу разменял все фигуры.

С минуту за столом царило молчание.

Кончита решила еще раз вернуться к щекотливому вопросу.

— Так что же, кончаем матч? — обратилась она к Алехину. — И такой закатим праздник, на весь Буэнос-Айрес! Весь театр «Бата-клан» будет танцевать на банкете.

— Ради этого я согласен сделать все что угодно, — отшутился Алехин.

— Я тоже не возражаю, — присоединился чемпион мира.

— Прервать, конечно, можно, — продолжал Алехин, решив выяснить намерения своего противника. — А когда играть снова?

— Через год можно встретиться вновь, — предложил Капабланка. — Только на этот раз нужно будет подумать о ничьих. Может быть, проще ограничить число партий в матче?