На узкой тропе (Повесть) - Кислов Константин Андреевич - Страница 16

— Эх-хе, бедный Рауф-хальфа, сохрани и помилуй его аллах, — .сказал он, вздыхая.

— Не печалься, придет, — молвил Мадарип-ишан, очнувшись от забытья.

— Не придет, ишан-ака, никогда не придет к нам Рауф-хальфа, — продолжал Гузархан. — Своими глазами видел, как горячо он молился и призывал на помощь аллаха. Не помогло.

Ишан поднял на хальфу тяжелый, холодный взгляд.

— Да, да, он пошел с ними и понес с собой петуха. Он не оставил его…

Гузархан зачерпнул тюбетейкой воды из ключа и долго пил короткими, обжигающими глотками. Напившись, напялил на голову мокрую тюбетейку и крякнул.

— Все видел, — продолжал он, устремив суровый взгляд на Муслима-дивону, самозабвенно дравшего ногтями голову. — Там был Тургунбай с мальчишками. Они бы никогда не догадались прийти на болото, если бы даже внушил им такую мысль сам дьявол. С ними был Алихан-хальфа и… С-саидка, — последнее слово он прокричал, будто ему перехватило горло. — Они привели в наш дом тех, кого нам совсем не нужно.

Муслим-дивона откинул назад спутанные, как лошадиная грива, космы и яростно затряс головой. Разве мог его Саидка привести к ним чужих? Нет!.. Нет!..

— О-о, жалкие изменники! — прохрипел Мадарип-ишан и воздел к небу руки. Его дряблые щеки побагровели, морщины расправились. — Велик и един аллах. Велик и един Мухаммед, пророк его, — припал он головою к земле. — Пророк был беспощаден к своим врагам. Но кто осмелится сказать, что он поступал несправедливо?! Он мстил вероотступникам, но сам был безгрешен…

— Ядовитой змее отрубают голову, чтобы она не укусила, — мрачно заметил Гузархан-хальфа.

— А?.. Что ты хотел сказать?.. Что? — ишан уставил на хальфу налитые кровью глаза.

— Судить законом аллаха, ишан-ака. Судить! — вскрикнул Гузархан, потрясая большими черными кулаками.

Муслим-дивона растерялся. Он будто все еще не понимал, к чему призывает Гузархан: то глупо улыбался, то хмурился. Он чего-то ждал. А Мадарип-ишан теперь глядел прямо на него и тоже ждал.

— Предательство — великий грех, его не прощает аллах, — наконец произнес ишан.

— Великий грех! — едва слышно прохрипел Муслим-дивона. Угловатое лицо его, заросшее до самых глаз, перекосил страх. Он вскинул руки и побежал прочь от ручья. Бежал изо всех сил и кричал что-то непонятное. Но никто даже не поглядел ему вслед. Мадарип-ишан по-прежнему глядел на камень, из-под которого бил родник, словно прислушивался к журчанию ручейка. Гузархан-хальфа молча поднялся, сел на ишака и поехал по тропинке, по которой только что убежал Муслим-дивона…

Роман еще спал, а возле калитки уже собрались ребята. Вышла Ромкина мать с ведрами в руках, обрадовалась и сказала:

— О, дружки-приятели! Если сами не разбудите, придется вам ждать до вечера. Он любит поваляться, а сегодня причина уважительная: нога болит, он и вовсе может весь день пролежать. Идите уж, поднимите его, лежебоку!

— Вот здорово! Вы пришли? Так рано? — протирая глаза, бормотал Роман. — Хорошо, что пришли. Правильно…

— А чего не дождался нас? — опросил Иргаш. — Мы всю ночь искали тебя по болоту.

— Вы там были?!

— А то как же, — сказал Федя. — Ты в беду попал, а нам, думаешь, наплевать на все?

— Зачем не стал ждать? — с запоздалой обидой спросил Саидка. — Я говорил тебе: приду скоро, выручать будем. Зачем не ждал?

Роман спустил ноги с кровати и стал рассказывать:

— Почти всю ночь они прыгали, вроде «нечистую силу» гоняли. Потом чепуху болтали разную. А на костре жирнющая шурпа варилась. Такая вкусная!..

— Ты пробовал?

— Смеешься, Звонок! А я чуть не умер от голода. Никогда еще так есть не хотелось. А от шурпы луком и вареным мясом так сильно пахло! Даже шею, вот это место, — показал он рукой, — в узел стягивать стало. Судороги начались. А они, как назло, уселись недалеко от меня и едят-прихваливают. Наверно, сознание я потерял. Вобщем, не помню. Поглядел — их на том месте нет. Костер потух и только пепел белел немножко. Я бы не ушел, сидел бы и ждал, как уговорились с Саидкой. Ишаки к землянке подошли, один все ближе к моей землянке прижимается. Я затаился, совсем дышать перестал, а потом — цап его за холку! Он вырываться, башкой мотает, но я уже у него на спине!

— А нога? — спросил Саидка.

— Чего нога? — не понял Роман. — A-а, бари-бир, не чуял ее в этот момент. Вцепился в ишака и айда!

— Наверно, всю ночь скакал, — продолжал Ромка. — Не заметил, как тугаи проехал. Даже когда колючки царапали — не больно было. Этот серый ишак как конек-горбунок мчался.

— О деле говори, чего про ишака завел, — не вытерпел Федя.

— Ага, сейчас перехожу, — спохватился Роман. — В милицию я прискакал. Прямо в милицию!

Вот уж этого никак не ожидали ребята. Саидка даже в лице переменился. Его всегда пугали милицией, особенно много страшного о милиции рассказывал Мадарип-ишан. Иргаш немного отодвинулся от Ромки, точно хотел разглядеть его с расстояния. А Ромка — он рассказывал, выписывая руками замысловатые узоры.

— Даже не в самую милицию! С чекистом разговаривал! — обвел Роман ребят торжествующим взглядом. — Наверно, очень большой начальник. Я его знаю, и вы знаете — он на черном ИЖе всегда катается. А живет не в Ашлаке. В Маргилане, наверно. Может, в Фергане… Рассказал все, а он даже ни разу не перебил меня. Слушал. Только несколько раз покачал головой: «Да, Роман, ты очень смелый парень. Бесстрашный». Правда! — Махнув рукой, Роман закончил уже другим тоном: — Будешь смелым, когда в такую историю попадешь. Вот Саидка — настоящий герой!

Саидка покраснел и спрятал глаза.

— Что, неправильно говорю? Правильно. Если бы не Саидка, они бы растерзали меня! Им что? Бари-бир!.. Я говорил, а начальник немножко записывал. Напоследок сказал: «Спасибо, Роман. Хорошо, что зашел ко мне. А в этом деле мы разберемся, не беспокойся».

— Надо их всех в кишлак привести, а уж потом разбираться, — сказал Федя.

— Душанба и дедушка Тургунбай одного привели, — сказал Иргаш. — С петухом который.

— Они там были?

— И дедушка, и Душанба раньше нас туда пришли.

— О, я знаю этого старика с петухом! — воскликнул Роман. — Саидка говорит, что он хороший старик. Где он?

— В Коканд отправили, — сказал Федя. — Его врач должен осмотреть, а потом уж будут решать, что с ним делать.

— А дедушка обещал мне взбучку дать хорошую за винтовку, — смущенно улыбнулся Иргаш. — Только он все равно ничего не сделает. Забудет. Он всегда так, — уже весело сказал Иргаш.

Мальчишки говорили каждый о своем. Только Саидка молчал, он вообще не знал, о чем говорить. Он слушал веселые разговоры друзей и думал о том, как теперь сложится его жизнь. Ведь тропинку, по которой он ходил раньше, разорвала пропасть…

Закончив разговор с Романом, Алимджан Саитбаев тут же сел на мотоцикл и помчался в Фергану. Он еще вчера должен был съездить туда, но дела задержали. В Маргилане, возле базара, где дорога поворачивает на Алтыарык и Коканд и где обычно ожидают люди автобус или попутную машину, он увидел дедушку Тургунбай, рядом с ним сидел старик, прижимающий к груди петуха, а перед ними стоял, прислонившись спиной к стволу тополя, кишлачный доктор Мирзакул. Доктор что-то оживленно говорил, непрестанно размахивая руками, будто пытался убедить в чем-то несговорчивых собеседников.

Саитбаев слегка притормозил, но тотчас же мотоцикл яростно взревел, удаляясь от перекрестка.

Тургунбай-ата заметил это и подумал: «Э-э, хотел остановиться, поглядеть… Стыдно стало, что старик его работу делает. Укатил…»

Начальника своего Саитбаев не застал на месте. Встретила его секретарь — немолодая, с волевым лицом женщина.

— Алимджан-ака, вас ждет почта! Получите!

Саитбаев сел за стол, раскрыл объемистую потертую папку и погрузился в жизнеописание басмаческого курбаши Курасадхана, который вместе с жалкими остатками своей разгромленной банды бежал за границу. Добрые хозяева Курасадхана — англичане — приютили его в одной из своих колоний. Так и жил он там подачками, пока не попал под копыта арабского скакуна.