Бог-близнец (СИ) - Скребнёв Алексей - Страница 17

— Так чего бы мне им не помочь? — вставил Ксений.

— Давайте вы поможете сначала себе. Перейдя к сути диплома, который мы собрались оценить. Пожалуйста, приступайте…

Выписка из брошюры К. С. Киреева «Вопросы ереси» (Московская Территория, Белгород, издательство «Белгородская наука», 2268 год).

Пожалуй, любой еретик начинает свой путь с ненависти к Религии. Мы говорим, что она нас обманывает, пытается манипулировать, словно сейчас Средневековье, когда еще оставались очаги старых религиозных учений. Но здесь, пожалуй, говорит наше вбитое культурой желание видеть в Боге родителя, честного и справедливого. То, что человек будет еретиком, он начинает осознавать, как правило, около двадцати лет (если верить статистике; да и по моим личным наблюдениям, это — так). А до момента, когда человек находит свою сущность, ему всё детство и юность вбивают родители и школа, телевидение и другие средства массовой информации, что Создатель — наше благо, наше счастье, спасибо, что Он Является к нам, не то, что до XIII века, когда бедные слепые люди были оставлены на самопопечение и постоянно воевали, жили в рабстве, неравенстве и так далее. Поэтому мы, еретики, сначала учимся ненавидеть Религию, ведь порицать людей из плоти и крови проще, чем Того, Кто создал мир.

Но давайте будет честны и смелы. Если бы не воля Бога, то Религия не вела бы себя так. В первые века Явлений любое отхождение от Его слов каралось Им же, уточнялось, объяснялось. Так что то, что мы сейчас слышим от сановников — Его слова. И возвращаемся к стандартной мысли, что в мире нет абсолютной справедливости, свободы, равных возможностей. Вы родились в бедной семье с увечьем с рождения, некрасивый и слабый? Это не вина Религии, это — вина Бога.

7 мая 2282.

Страшно.

А ведь действительно страшно.

Его жена, его частичка самого… И страшные слова Создателя.

Страшнее вдвойне, чем всем остальным в мире. Втройне, вдесятеро.

После Синода радость от Явления сменилась страхом. Но не столько кары, которой убоялись обычные люди. Не это важно. В Марии он видит не только жену теперь. Но и облаченного в золотистое сияние Создателя. Александр не может принять это. Не может совместить их. И звучит страшно, но он словно не может принять Бога…

«Я не причиню вреда Марии, твоей жене, и твоему сыну. После меня она станет здоровой, какой еще не была. И он тоже. Моё пребывание не изменит её самой, не отразится ни на ком плохо».

Мария сейчас на осмотре у размещенных этажом ниже врачей — там половина номеров оборудована по последнему слову медицины. После возвращения с Синода, в её взгляде можно было прочесть, что она видит страхи мужа. Но ему пришлось остаться наедине с собой.

И слова Создателя, что крутятся в голове меняются, преобразовываются в другие, сказанные иным, пробирающим до мурашек голосом… «Мне не важны ни Мария, твоя жена, ни твой сын. И что с вами будет после — тоже. Вы лишь трое людей из десятков миллиардов». Что такое несколько человек рядом с Ним… Это вызывает страх. Страх перед Тем, Кто… Кто есть мир, Кто есть всё. И страх за Машу, что с ней что-то может случиться. Страх за второго ребенка, который у них всё же будет. А ведь и она сейчас, наверное боится. Каково же ей самой делить тело с Ним?..

От мыслей отвлёк стук в дверь номера. Через десять секунд он повторился. Александр нехотя встал, подошёл. На пороге оказался отец Иоанн. Жестом Саша предложилпройти. Старик легко поклонился, торопливо прошёл и сел, по обыкновению, перед стеклянным журнальным столиком в центре «гостиной». И дождался, когда хозяин займёт место напротив.

— Александр, — у отца Иоанна интонация успокаивающе-добрая. — Ну поймите же вы, наконец. Это же наш Бог! Тот, Кто создал нас! Это, конечно, испытание для вас, как для отца семьи. Но это честь, оказанная вам Им Самим!

«Я бы от неё с удовольствием отказался» — подумал Саша про себя.

— Да понимаю я… — сказал он священнику.

— Давайте прямо. Вы не первый земной «отец» при Богородице. И вам еще повезло, у вас будет сын. Которого можно назвать, условно, братом Бога. Печать благодати от рождения!

— А детство и жизнь ему это не испортит?! А нам до конца дней под телекамерами, осажденными паломниками быть?!

— Саш, — он взял небольшую паузу и еще раз вздохнул. — Прости, я уже устал от официального тона. Я понимаю, как тебе тяжело. Я читал про других «отцов», они всегда находились под наблюдением Религии. Всем было тяжело. Некоторые вовсе от жен отказывались. Но пойми. Это наш Бог.

— И что?!

— Даже, если тебе не хочется это принять, ты ничего не сделаешь. И поверь. Сколько бы вещей, непонятных нам, Бог не совершал на земле, сколько бы Он ни делал то, что могло не понравится людям поначалу, всегда в итоге это приводило к добру человечества. Поверь мне, мы в храмах это изучаем. Не мерь Его человеческими мерками. Он никогда не ошибается.

Александр пару секунд пытался промолчать, но в нём уже начала зарождаться злость.

— Мне радоваться, что ломают мою жизнь, ради блага рода людского?!

— Да не ломает её тебе никто! Просто потерпи! Бог родится, про вас все сразу и забудут, уж поверь! Если и нет, так мы вам поможем, будете жить в любой стране мира, с любыми именами, да так, что вас и не узнают!

— Ну за что мы!!! Мы-то чем заслужили это… — он начал материться, кричать.

Иоанн слушал его, пока муж Богородицы не выдохся. Саша сел рядом на кушетку.

— Ну за что?…

— Этот вопрос задают все избранные Богом. Мы когда изучаем, как вести себя с мужьями Богородиц, первое что проходим — этот вопрос.

— Ну мы же не великие добродеятели. Простые люди, не лучшие, не худшие…

— Нелегко человеку взять ответственность, которую ему навязали, а не сам он попросился взять.

— Мы только купили квартиру, Маша работу в Сети нашла на период беременности…

— Но смирись. Это исходит от Отца всеобщего, а значит из блага для нас.

— Благо для всех, это же не благо для меня и Маши. Наша жизнь, её словно сломали… — голос Александра уже дрожит.

— Но и для вас троих это будет благо. Любое соприкосновение с Богом — это благо для его творения, человека. Это здоровье, ум, крепкая психика, светлая судьба.

— И то, как он на синоде вас всех разогнал — тем сановникам тоже благо?

— Да. — Иоанн вздохнул. — И наказание для человека тоже могут быть благом. Ведь каждый…

Александр резко встал.

— Святой отец. Я в юности этой теологии в институте наслушался. Чрезмерно, временами тошнило. Я Бога любил потому что это естественно, у меня в крови, в природе. А сейчас для меня естественно, что у меня отняли беременную жену и одного из сыновей. Если вы мне с этим помочь не можете, то прошу уйти.

Не получилось сохранить голос ровным и спокойным, но он договорил. Стало легче. Саша услышал, как гость встал, после паузы вздохнул и двинулся к выходу из номера.

Александру сейчас очень нужно побыть одному. Успокоиться до прихода Маши, ведь ей, наверное, поддержка нужна больше, чем ему.

***

Фрида зашла в палатку. Сегодня в ней тихо: кто-то уже лежит в своих отсеках-комнатах, другие за столом молчат над кружками чая. Марк поинтересовался, свободна ли душевая, никто даже не ответил. Она отправила мыться мужа первым, самой хочется собраться с мыслями.

К ней сразу, едва ушёл Марк, подбежала Александра, легонько взяла за руку, посмотрела в глаза:

— Фрида, пожалуйста, давай выйдем, поговорим.

— Ээээ, а куда?

— Из стадиона.

Испанка её напугала. Выходя, Александра улыбнулась и помахала дочке. Та отложила куклу, с которой играет за столом, помахала в ответ. Как успела заметить Фрида, модная в Европе игрушка с именем Катрин стоит на коленях, сведя руки в молитве.

Едва они вышли из палатки, как быстрым шагом ринулись к ближайшему выходу. Весь путь молчали. Как только покинули стадион, Александра огляделась по сторонам и выбрала скамейку справа, где меньше людей. Когда они наконец сели, испанка громко вздохнула и заговорила: