Мести не будет - Русанов Владислав Адольфович - Страница 11

Опухший, перекошенный на одну сторону пан Бутля не ел. Похлебал чуть-чуть юшки от щей и отложил ложку. Видно, зуб допек окончательно. Очень даже может быть. Хуже зубной боли только боль в простуженном ухе.

И Ендрек решился:

– Хорошо, пан Юржик. Пошли полечу.

– А? Правда? – не поверил своим ушам шляхтич. – А куда пойдем-то?

– Д-да хоть наверх, – сказал Шпара, который все слышал и все подмечал. – Сейчас у шинкаря п-попросим комнату.

– Наверх так наверх, – согласился Ендрек. – Только...

– Что «только»? – испугался Юржик.

– Я голыми руками лечить не умею. Клещи нужны. Горелки хоть полчарки.

– Горелки – это хорошо! – оживился пан Бутля. – Когда я от горелки отказывался? А клещи... Может, без клещей, а? Я слыхал, зубы бечевкой дергают. Главное намотать покрепче...

– Нельзя без клещей, – отрезал медикус. – Передний зуб я бы тебе бечевкой еще выдернул. А у тебя ж задний?

Пан Юржик полез в рот коротким толстым пальцем. Поковырялся, кивнул:

– Задний. Третий сзади. Ох, и болит, зараза. Ненавижу...

– Д-добро, – подвел итог пан Войцек. – Идите наверх лечиться. Мы с Лексой еще п-посидим. Или помощь н-н-нужна? Подержать там?

– Обижаешь, пан Войцек! – возмутился Бутля. – Я тебе что, Гредзик какой? Мне деревяшку в руки дай, чтоб вцепился, когда боль припрет, и хватит. Вырываться не стану.

– В-вот и славно.

Подоспевший на зов шинкарь так и светился от радости, что нашел повод увильнуть от шумного разговора с женой. Вопрос о клещах озадачил его, но ненадолго. Лицо хозяина «Свиной ножки» озарилось пониманием. Он закивал, выбежал из общей залы и вскоре вернулся со здоровенными ковочными клещами. Торжественно водрузил их на стол. Смахнул рукавом приставшую соломенную труху:

– Во! Годятся?

Ендрек с сомнением оглядел грозное орудие. Потом перевел глаза на пана Юржика. А влезут ли клещи шляхтичу в рот? А если и влезут, таким чудовищем запросто можно челюсть своротить, или губы порвать, или... да мало ли что еще? Одно дело головки ухналей обкусывать или края копыт ровнять, а совсем другое живого человека лечить.

Пан Юржик, видать, сам о том же подумал. Побелел, вцепился в край стола:

– А может, лучше все-таки бечевкой?

– Ты это... Того-этого... не того... – пробормотал Лекса, слегка отодвигаясь вместе с лавкой.

– Н-н-ничего, – коротко бросил Войцек. – Влезут.

– Н-ну, вы и звери, – от волнения Юржик даже малость заикаться начал.

– Н-не дразнись, – немедленно откликнулся пан Шпара. – А то края зубов рашпилем п-подравняем.

Юржик затравленно огляделся по сторонам.

– Так, может, пойдем цирюльника поищем? – не преминул воспользоваться его слабостью Ендрек.

– Нет! – Пан Бутля хлопнул ладонью по столешнице. Видно было, что решился. Решился окончательно и бесповоротно. – Идем.

Сопровождаемые шинкарем, который прижимал к пухлому боку бутыль с горелкой, они поднялись наверх по скрипучей лестнице. Клещи Ендрек нес двумя руками, сам еще толком не осознавая, как же воспользуется ими.

Комната оказалась столь же неприглядной, как и все в «Свиной ножке». Пыль – даже на открытых местах (о том, что делается под кроватями, страшно было подумать), паутина по углам, в матрацах наверняка свили гнезда сотни клопов. Вдобавок через перекошенный ставень немилосердно сквозило. В общем, гостиница ничем не лучше и не хуже десятков и сотен своих близняшек, усыпавших прилужанские тракты.

Шинкарь плеснул горелки полную чарку, подставил ладонь под медный грош. Развернулся и ушел, оставив постояльцам тускло чадящую лучину.

– Ну что, пан Юржик, открывай рот. – Ендрек вытащил из своего мешка чистую, по сравнению с окружающим свинством конечно, тряпочку, обмакнул ее в горелку.

Пан Бутля судорожно сглотнул:

– Не переводи добро. Дай глотну лучше. Для храбрости.

– Глотнешь, пан Юржик. Непременно глотнешь! – Ендрек не кривил душой. Он свято верил однажды услышанному наставлению профессора Иеронимуса Мюнца, старого брюзги с вечно сизым носом и волосатыми ушами, что горелка убивает вредоносную заразу, вызывающую воспаление и гниль в ранах. С той поры он не раз убеждался в правоте ученого лекаря и старался при всяком удобном случае его словам следовать. – Только после, чтоб рану прижечь.

– После так после. – Пан Бутля перед лицом грядущего лечения стал покладистым до приторности. – А все же, как по мне... – Он не договорил, махнул рукой.

Тем временем Ендрек тщательно протер клещи, не уставая поражаться их размерам. Да, пану Юржику предстояло серьезное испытание. Неумелые зубодеры – а к умелым студиозус не смог бы себя отнести, даже собрав воедино все отпущенное ему Господом самомнение: ведь он приступал к удалению зуба впервые в жизни, – случалось, ломали челюсти пациентам, выдирая вместе с корнями зуба осколки кости.

– Все. Помоги Господь! – Ендрек сотворил знамение, вознес короткую, но горячую молитву с просьбой наставить и укрепить. – Садись ближе к лучине, пан Юржик, и открывай рот.

– В руки дай чего-нибудь, – попросил больной.

– Чего ж я тебе дам? – пожал плечами медикус. – Ну, возьми хоть, вон, табуретку.

– Табуретку нельзя. Ты же ею по ребрам и получишь. А мне не резон лекаря калечить. – Несмотря на мертвенную бледность, чувство юмора не оставило шляхтича окончательно.

– Тогда не знаю. Ты рот давай открывай...

– Я, пожалуй, за спинку кровати ухвачусь, – придумал наконец пан Бутля. Взялся двумя руками за спинку ближайшей кровати и открыл рот пошире.

Ендрек сразу разглядел больной зуб. Почерневший, десна рядом опухла и покраснела. Да и на ощупь, наверняка, горячая. Только щупать смысла нет, и так понятно. Второй коренной. Хорошо что нижний, с верхним было бы еще тяжелее бороться.

Студиозус вздохнул и сунул клещи пану Юржику в рот.

Странную компанию, заглянувшую в «Свиную ножку», пан Войцек приметил сразу же. Да и не кишел шинок посетителями, чтобы не обратить внимания на десяток вооруженных людей.

Впереди неторопливо вышагивал низкий круглолицый шляхтич с такой короткой и толстой шеей, что казалось – голова сидит прямо на плечах. Больше всего он походил на молодого бычка, так и норовящего подцепить на рог что-нибудь или кого-нибудь. На голове у шляхтича красовалась лохматая шапка серого меха – такие здесь, на юге, зовут кучмою – с тремя фазаньими полосатыми перьями. Поверх темно-вишневого жупана он набросил лазоревый кунтуш, новый и весьма опрятно выглядевший. Из-под полы кунтуша выглядывала посеребренная рукоять сабли. Тоже не дешевка, сотнями изготавливаемая в оружейнях по коронному заказу. Наверняка работа хорошего мастера.

Следом за ним вышагивал, как аист, разыскивающий на болоте лягушек, высокий и худющий старик, одетый в темно-коричневый мятель, полы которого едва не волочились по земле, и пелеус болотно-зеленого цвета. Редкая седая борода не скрывала синюшных, брезгливо сжатых губ.

Замыкали шествие восемь порубежников. В том, что это именно хоровские порубежники, у пана Войцека не возникло ни малейших сомнений. Такие кривые легкие сабли и короткие, сильно выгнутые луки он уже видел у отрядников пани Либушки Пячкур. От очеретинских порубежников местные, жорнищанские, отличались лишь более потрепанной одеждой и суровым выражением лиц. Чувствовалось, что жалованием их тут не балуют.

Шляхтич в кучме подошел к столу и учтиво поклонился пану Войцеку.

Старик, коротко кивнув, направился сразу по лестнице на верхний этаж. Двое стражников последовали за ним.

Пану Шпаре ничего не оставалось, как подняться с лавки и ответить поклоном на приветствие.

– Пан Войцек Шпара, если не ошибаюсь? – хрипло проговорил круглоголовый, поправляя рыжеватый ус.

– Ис-стинно так, пан... – запнулся Войцек, ибо имени нового знакомца не знал.

– Пан Лехослав Рчайка, сотник жорнищанский, – отвечал шляхтич. – Позволишь присесть, а, пан Войцек? – Впрочем, пан Лехослав уселся на место Ендрека, не ожидая соизволения.