Сияние - Валенте Кэтрин М. - Страница 77

Звёзды сходятся в изображение чирлидера с надписью «ВПЕРЁД, КИТЫ!» на мегафоне. Она подбрасывает туманности в воздух, как помпоны.

Чирлидер хмурится и взрывается, превращаясь в сгусток мультипликационного дыма. Опять звучит свисток. Мистер Бергамот снова солирует, и изображение, которое он держит, меняется — теперь на нём Каллиопа с огромным термометром во рту и холодным компрессом на голове.

Появляется китёнок в фейерверке блёсток. На нём кружевной чепчик, и плавником он трясёт погремушку. Каллиопа и её малыш замахиваются молоточками для крокета и двумя ударами отправляют Юпитер и Сатурн через одинаковые воротца.

Марвин Мангуст, любимец студии «Каприкорн», допевает песню, пока щупальца Бергамота заполняются улыбающимися лицами:

Раздаются жидкие, конфузливые аплодисменты. Осьминог расслабляет конечности, плёнка пощёлкивает и заканчивается, и наши исполнители кланяются. Но Марвин не может удержаться и начинает заново, на полную мощность заводит репризу:

— Могу я задать вопрос? — Арло прерывает выход мангуста на бис.

— Да, конечно. Мне очень жаль, — говорит Цитера, и она искренна.

— Я понимаю, что вышло с девочками. Но что вы сделали со мной и Горацием? Мы никогда не прикасались к пацану. Мы пили воду из бутылок. Мы вообще ничего не делали плохого.

Каллиопа — Беззаботный Кит краснеет — на её бирюзовом лице появляются два безупречных кружочка пурпурного цвета.

— Мы вас съели, — говорит она застенчиво.

[МЭРИ ПЕЛЛАМ в чёрном гимнастическом купальнике и чулках — её ключицы и лопатки движутся под кожей изящно, словно лебединые кости, — наносит макияж, глядя в позолоченное зеркало. СЕВЕРИН АНК наблюдает за мачехой, глаза с расширенными тёмными зрачками подмечают каждый штрих подводки.]

Я не хочу, чтобы ты уходила.

[ПЕРСИВАЛЬ АНК устанавливает камеру, Клару, на туалетный столик, разрисованный синими лошадками. Он появляется в кадре и целует СЕВЕРИН в лоб, прежде чем присесть и усадить её себе на бедро.]

Мама с папой должны поехать на репетицию. Она будет Изидой в «Золотом осле» — думаю, для девочки твоего возраста чуточку рискованное кино, однако ты сможешь его посмотреть, когда тебе будет… ну, допустим, восемь. Там есть осёл; он тебя рассмешит. Мама появится в конце и спасёт положение. Разве это не чудесно? У неё будет красивая высокая корона с гадюкой и охапки роз в руках, [пауза] Гадюка — ядовитая змея. Но очень священная.

Я не хочу, чтобы ты уходила!

Можешь поехать с нами, если хочешь, дорогая. Ты от души повеселилась на репетиции «Великого ограбления поезда».

Я ела конфеты и каталась на поезде. Но там было темно. В этом…

В павильоне звукозаписи, Ринни. [Его глаза блестят. Он прижимает большой палец к маленькому подбородку дочери.] Репетиция — это просто тренировка, мой драгоценный домовёнок. Мама должна тренироваться быть одновременно египтянкой и богиней, а делать две эти вещи разом очень трудно! Всё равно что одновременно потирать собственную макушку и похлопывать себя по животу. Павильона звукозаписи совсем не надо бояться, малыш. Просто представь себе, что Репетиция начинается с заглавной буквы. Репетиция — это как планета, куда мы с мамой отправляемся, вроде Земли или Марса. Это тёмная, прохладная планета, где много огней, людей, игрушек, поездов и конфет, и когда ты туда попадаешь, то становишься кем-то другим, и забавно разговариваешь, и немного танцуешь, и всё говоришь и делаешь трижды, потому что таков закон. У каждой планеты всегда есть свои забавные законы, верно?

Да. Ненавижу это.

Ну так вот, на Репетиции закон такой: ты можешь плакать, только если папа так велит, или петь песенку, если папа так велит, а также падать и получать синяки и шишки, только если папа скажет, что это надо сделать весьма трагически, как было с Эвридикой, когда её укусил змей. Помнишь Эвридику?

Она дала мне поносить свою шляпу.

И когда папа сказал «Снято!», Эвридика встала и пошла пить кофе, не так ли? [СЕВЕРИН неуверенно кивает.] С ней всё было в полном порядке! Ну что такое, мы сегодня всё время про змей разговариваем, да? Выше нос, котёнок! Нам пора в Египет!

ЦИТЕРА БРАСС: Сессия четвёртая, день третий. Думаю, это последняя сессия. Что вы чувствуете по этому поводу, мистер Сент-Джон?

ЭРАЗМО: Вот и хорошо.

ЦИТЕРА: Мне понравилось с вами разговаривать. ЭРАЗМО: Тогда вы не в своём уме. В этом нет ничего, что способно понравиться. Всего лишь поедание пепла.

ЦИТЕРА: Кто проверил состояние Марианны после того, как связь с Арло прервалась?

ЭРАЗМО: Северин и я. Ринни заботилась обо всех, кто ей это позволял.

ЦИТЕРА: И каким было состояние мисс Альфрик?

ЭРАЗМО: Она умерла. Превратилась в длинные, жилистые побеги папоротника, споры и грязь, и какие-то истлевшие штуки, похожие на листья. Она не сбежала. Штырь из её колена — памятка о том разе, когда она в последний раз попыталась прокатиться на Санчо Пансе, — лежал посреди мерзости. Крови не было. Просто… мерзость.

ЦИТЕРА: У вас есть какие-нибудь мысли по поводу вектора инфекции? Северин и Марианна обе касались Анхиса, но ни с ребёнком, ни с Анк не случилось таких катастрофических событий. Вообще-то, Северин была с ним в контакте гораздо чаще, чем Альфрик.

ЭРАЗМО: Откуда мне знать? Поговорите с Реттой.