Дерзкая темная ночь - Лорен Кристина - Страница 10

– Как ты хочешь?

– Хочу…

– Чтобы я встал.

– О-о. – Я откашливаюсь. – Прямо здесь будет хорошо.

– Я не пересвечен?

Есть немного, но я не доверяю сейчас сама себе, чтобы попросить его куда-нибудь передвинуться.

– Я могу и сесть, – предлагает он.

– Лучше просто ложись или. – Я резко останавливаюсь, когда до меня доходит, что я сказала. Вот дерьмо. Или сядь. Сидя будет прекрасно. В общем, как угодно.

С легкой загадочной улыбкой он идет к ковру в центре комнаты и ложится посередине огромного солнечного луча.

На панно изображена девушка, смотрящая на парня, и ее кожу ласкают языки голубого пламени.

Скрестив ноги в лодыжках, Оливер складывает руки за головой и закрывает глаза.

Член.

ЕГО ЧЛЕН.

Это все, что я могу видеть.

Он там, под его боксерами, наполовину твердый и, очевидно, не обрезанный; он как продолжение линии его бедра.

Господи боже мой.

Он большой. И если станет тверже, то может выбить женщине все зубы, когда он трахнет ее рот.

Я склоняю голову, а моя рука зависает над бумагой. Почему он почти твердый? Такие мужские штуки случаются всякий раз, когда их рисуют? Вероятно, так. А каково это – потрясающе или дико неловко?

Думаю, у Оливера первый вариант, потому что вы только посмотрите на него, ну то есть я имею в виду его самого. Оливера, конечно.

– Лола? Ты в порядке?

Точно. Ему ведь слышно, когда я не рисую. Я усаживаюсь на диване поудобнее и начинаю порывисто прорисовывать каждую деталь его тела: темные волоски на ногах, лепнину мышцы бедер, глубокие бороздки у бедер и да, его очертания под тканью боксеров.

Я изрисовала десятки страниц, чтобы ухватить каждый штрих и позже выполнить в цвете. Мои руки перепачкались углем, а пальцы онемели от быстрой и напряженной работы.

– Перевернись на живот, – прошу я.

Он делает, как я сказала, и я успеваю поймать момент, как напрягаются мышцы его бедер, когда он резко приземляется на ковер. – с инстинктивным выпадом вперед.

Каждый мускул в моем теле сжимается в ответ: умоляющее желание улететь за пределы Галактики.

Слева я замечаю шрам, пересекающий несколько ребер.

– Что это за шрам?

– Упал с велосипеда в ту первую поездку, – бормочет он, имея в виду «Разъезжай и Сооружай», когда он познакомился с Анселем и Финном и они вместе колесили по Штатам и строили по пути дома для малообеспеченных семей.

Шрам довольно большой – четыре сантиметра шириной и где-то с десяток длиной. И мне интересно, как долго Оливер восстанавливался после такого.

– Я даже не знала о твоем падении. И чем ты занимался, если не мог садиться на велосипед и заниматься строительством?

Он пожимает плечами и укладывает поудобнее лежащую на руках голову, а я поражаюсь, насколько ему легко в собственном теле.

– Мне наложили швы, и я взял пару дней отлежаться. Это не так страшно, выглядит куда хуже.

Я согласно мычу, слушая его рассказ и работая над кривой линией его икроножной мышцы, аркой стопы и выступающей косточки на лодыжке.

– В Канберре нет особых косогоров, – продолжает он, – и мы ездили на велосипедах повсюду. Этот город идеальный для этого. Удобные маршруты. Хорошие дороги. И хотя я привык ездить, мои друзья были настоящими идиотами, и из-за их идей мы все много раз падали.

Я люблю его голос и растворяюсь в нем, пока рисую его позвонки. Люблю изгиб линии роста волос у него над ушами и тень щетины на его челюсти. Одно дело – видеть все это, и совсем другое – касаться его, узнать руками так же хорошо, как я знаю его при помощи зрения.

Вся моя жизнь сто́ит фантазий на этих страницах, и я убеждена: Оливер только что помог мне создать самый сексуальный комикс, какой я когда-либо видела.

Проведя по лбу тыльной стороной ладони, со вздохом я говорю:

– Кажется, хорошо получилось.

Оливер поворачивается на бок и облокачивается на локоть. Серьезно, это почти запредельно. На белом ковре в своих голубых боксерах он выглядит, будто позирует для Playgirl.

– Сколько времени? – спрашивает он.

Я бросаю взгляд на его трусы, то есть на ЧАСЫ, стоящие на коробке.

– 08:19. – Мне пора выбираться отсюда.

Он потягивается (мышцы подрагивают, кулаки сжаты) и в облегчении запрокидывает голову.

– Ты покажешь мне рисунки?

– Ни за что.

– Значит, там порно?

Я хохочу:

– Ты же в трусах.

– То есть да? Тогда я еще больше хочу их увидеть.

– Увидишь, – обещаю я. – Когда-нибудь. Я хочу добавить нотку несдержанности в свой следующий проект – Наклонив голову, я заправляю прядь волос за ухо: – Ты помог мне с кое-какими идеями. Спасибо.

Сейчас стало неловко? Вроде нет, но, может, я просто несильно догадливая. Это легко. Ощущается легко.

Поднявшись, он находит свои джинсы и начинает одеваться. А я прощаюсь с самым совершенным наполовину твердым членом, какой когда-либо видела.

– Просто по-дружески помог, – бормочет он. – Был рад.

– Спасибо тебе, – повторяю я.

– Рад, что как минимум немного тебя отвлек.

Я ловлю его взгляд, когда его голова появляется в горловине надетой футболки:

– Отвлек от чего?

Он смеется и подходит достаточно близко, чтобы, протянув руку, взъерошить мне волосы.

– Увидимся, Сладкая Лола.

Выйдя и квартиры, он направился к своему магазину, после чего я вспоминаю про марсианина Рэйзора и что в Variety уже разместили статью.

Бросив сумочку на диван, Харлоу усаживается напротив меня.

– Прости, что опоздала.

– Да ладно. Я заказала тебе «Цезарь». – Я оглядываюсь на вход в ресторан. – Ты без Финна? Думала, он прилетел вчера вечером.

– Ему пришлось остаться на неделю. Что-то стряслось не то с предохранителями, не то с панелью управления…

Харлоу делает вид, что падает на стол и засыпает.

– Я никак не могу отследить, где он бывает, – бормочу я, держа у губ стакан воды.

– Даю подсказку. Когда я выгляжу, как сейчас, – она показывает на свой макияж и отлично уложенные волосы, – это означает, что его здесь нет. Будь он утром тут, я выглядела бы измотанной и…

– Понятно. – Люблю свою девочку, но она большая любительница сказать лишнего.

– Так что там с вами, ребята, произошло после вчерашнего «Хеннесси»-вечера? У вас было непонятно, кто кого тащил домой.

Когда официантка принесла наши блюда, я отодвинулась и поблагодарила ее.

– Я не помню, как мы пришли домой, но Оливер остался на ночь, – когда официантка ушла, ответила я.

Не глядя в сторону Харлоу, пока это говорю, я подскакиваю, когда она шлепает ладонями по столу, привстав со своего места.

– Он что?

Несколько посетителей посмотрели на нас, и я зашипела:

– Он спал на чертовом диване. Может, уже усадишь свою задницу на стул?

Выражение ее лица вновь становится нейтральным, и она резко садится:

– Боже. Не делай это со мной.

– Не делать чего? – спрашиваю я. – Это же Оливер.

Она фыркает:

– Вот именно.

Я стараюсь понять выражение ее лица, но с тех пор как в ее жизни появился Финн, она лучше научилась держать язык за зубами, и хотя сейчас явно о чем-то думает, по ее лицу этого не понять.

– Ну ладно, если об этом… – начинаю я, и она наклоняется ближе, скрестив пальцы и опираясь предплечьями на стол, и ее две идеальные темно-рыжие брови с интересом приподнимаются.

Я не решаюсь выбрать, о чем ей сказать. Понятия не имею, на что похожа личная жизнь Оливера и чем именно он занят, когда не со мной, и спасибо тебе, Господи, за это. Большую часть дней мы проводим вместе, но не вечера. По количеству историй, которые Финн с Анселем рассказывали о том, каким был в прошлом Оливер, – при стандартном покер-фейсе присутствующего Оливера, я подозреваю, что он гораздо чаще меня выходит в люди, просто я никогда об этом не слышала. И приходится признать, что из-за презентаций книги, поездок и мероприятий свидания – это последнее, о чем я думаю в течение нескольких месяцев. А брак Харлоу и надвигающийся переезд в Штаты Анселя занимали большинство наших девчачьих разговоров.