Сокровище для дракона (СИ) - Горенко Галина - Страница 6

— А если нет? — спросил меня он, задавая тот вопрос, услышав которого действительно потерявший память боялся сильнее всего.

— Всё что у меня есть — это надежда. Но если честно, я чаю найти свое место в этом мире, пусть не вспомню, но я не могу все время пользоваться великодушием и щедростью Бруно.

— А почему бы и нет, вы молодая, красивая девушка, наверняка умеющая пользоваться своей привлекательностью, попросите его о содействии, уверен он вам не откажет, — лениво проговорил слишком быстро разжалованный мною из хамов нахал.

Не знаю какой добивался тот реакции, внутри меня, что-то сломалось, слепящая белая пелена гнева накрыла меня бушующей волной, сама от себя не ожидая я крепко сжала десертный нож и…положила его обратно. Молча встала и вышла из-за стола, не оглядываясь на охальника, боясь сорваться.

— Вы куда? — спросил меня Дрэго.

— Ну как куда? — ответила я тем же спокойным тоном, — предлагать себя Арду, вы подали мне отличную идею. Я сделала еще лишь шаг, как он грубо схватил меня за руку и развернув к себе, стал испепелять меня взглядом. Думаю, таким темпом у меня выработается стойкий иммунитет к подобного рода смотрелкам. И надо же, именно в этот момент, вышеупомянутый мужчина, слегка постучав и не дождавшись ответа, осторожно вошел в комнату, временно названную моей. Словно, замершая соляным столпом, жена Лота, я смотрела как ранее спокойный и сдержанный мужчина в ужасе падает на колени замирает. Повернувшись я вижу лицо, чьи черты практически утратили свою человечность, силуэт подернулся рябью, по коже змеится золотисто-зеленый чешуйчатый узор, клыки выпирают, зрачки глаз напоминают тонкие нити, а в комнате стойко запахло озоном и яблоками.

Я осторожно кладу ладонь на обжигающе горячую кожу щеки, поворачиваю его голову, привлекая внимание и говорю с ним стараясь отвлечь его. Благодарю за компанию за завтраком. За то, что поделился омлетом. Удивляюсь, что на левой стороне лица чешуек больше, чем на правой. О том, что за домом есть чудный питьевой фонтанчик в виде лягушки, скрытый кустами шиповника, в общем всякие глупости и постепенно его отпускает. Расслабляются плечи, взгляд обретает осмысленность, звериные черты исчезают. Он кладет свою широкую ладонь на мою руку, и задержав на мгновение, убирает её. Быстрым шагом он покидает комнату, у дверей бросая: — Она поедет со мной. — и выходит.

— По какому праву… — начинаю заводиться я.

— Слово вседержителя — закон, девочка. Его Величество не шутил. У нас есть два уна, чтобы приготовить тебе гардероб, Тьяна, и ты присоединишься к его кортежу.

Всё таки Высочество, подумала я. Или Величество… Ладно потом запомню…

*ut — (лат.) проваливай, убирайся.

Менее чем через час, в малую гостиную, где я читала, спрятавшись ото всех, беспокойной стайкой разноцветных гуппи, ворвались модистка и три ее помощницы. Даже не представившись, они так же мельтеша и наводя непонятную суету, как и аквариумные рыбки, начали снимать мои мерки, обсуждать фасоны, выбирать ткани и фурнитуру, прикладывать кружева и изображать в блокнотах для себя какие-то только им понятные каракули и зарисовки, и все это полностью игнорируя моё мнение и не прислушиваясь к моим пожеланиям. Я дала им возможность начирикаться между собой и в тот момент, когда пауза слегка затянулась, произнесла:

— Милые девушки, я несказанно рада нашему знакомству тем более, что мой гардероб пора полностью сменить, но почему вы решили, что фасоны, ткани, кружево и прочее, и прочее я доверю выбрать совершенно незнакомым мне мастерам, которые даже не поинтересовались именем своего возможного нанимателя и клиента. Заметьте, я говорю возможного, потому как я совсем не уверена, что мы продолжим наше совершенно неплодотворное сотрудничество.

— Но несси, — перебила меня старшая из женщин, гордо вскинув голову и смотря на меня с еще большим презрением, — я одеваю все высшие дома Ориума, и мне приходится тратить время на никому…

Теперь перебить настала моя очередь, не собираюсь дослушивать фразу, которая уже даже не граничит с хамством, а именно им и является. Не знаю, за кото они меня приняли, по их прицельным разговорам они явно намекали на то, что я собираюсь сменить предыдущую фаворитку Высочества, которая рвала и метала во дворце, не зная, что думать и чего ожидать от переменчивого Властителя.

— А можете больше и не одевать, — произнося это, я изрядно блефовала, естественно я не побегу жаловаться Дрэго на нерадивых швей, но дабы они осознали всю серьезность момента и моей угрозы продолжила, — поэтому собирайте свой реквизит, а где дверь — знаете. И как ни в чем не бывало уселась на кушетку, покрытую гладким шёлком с бледными тюльпанами и раскрыла книгу на той же странице, что и до прихода гордячек.

В комнате повисла гробовая тяжелая тишина, казалось подкинь я платок, и он так и зависнет в воздухе, не упав. Пересилив себя, а эта борьба мне была хорошо видна, старшая из женщин сменила тон и выражение лица и спросив разрешение, присела рядом, предлагая мне каталоги.

Я милостиво выбрала некоторые из предложенных фасонов, другие же нарисовала, как смогла, сама. Категорически отвергла некоторые виды богато отделанных драгоценными нитями тканей, даже маленький отрез весил прилично, зачем мне дополнительная тяжесть на плечах, к тому же путешествовать предполагалось по некоторым провинциям, вероятнее всего, по словам Арду, на лошадях. Зачем мне там парча, шелк, бархат или кашемир, если мне больше пригодятся зачарованные непромокаемые ткани, отталкивающие пыль, грязь и совсем не мнущиеся. Да, да, здесь есть и такие. Заказав порядка тридцати комплектов, а также массу аксессуаров к ним я пожелала всего наилучшего этим пираньям швейного мастерства и дождавшись, когда за ними закроется дверь, выдохнула и свалилась на диванчик.

За нервными хлопотами, хотя раньше, я, как и многие девушки любила посещать швею, прошло больше половины дня, а у меня с пусть и сытного, но завтрака во рту не было и маковой росинки. Не мудрствуя лукаво я отправилась на кухню в поисках пропитания, приятная утренняя прохлада в доме, сменилась дневным зноем, теплый ветер лениво трепал кружевную тюль отбрасывая цветочные тени на стены и потолок, а мне захотелось снять обувь и пройтись по нагретому за день шершавому полу, но я поборола в себе совершенно неблагородный порыв и отправилась по ароматному следу будоражащего меня запаха на кухню.

Я практически дошла до места, уже представляя, как вонзаюсь зубами в что-нибудь посущественнее фруктов или овощей, как меня перехватил слуга. С поклоном, он пригласил следовать за ним в малую столовую, где меня уже ожидает Его Величество. Смирившись с тем, что, пожалуй, я и сегодня останусь без мяса, я отправилась за ним. Я еще не была в этой половине дома, она была скорее хозяйская, нежели гостевая, хотя четкого распределения на соответствующие крылья в поместье заметно не было. Просто здесь было все как-то по-мужски. Другая, более консервативная мебель, меньше украшений и ковров, преобладали природные охристо-умбристые цвета, что догадаться о любимом времени года хозяина усадьбы было не сложно. Осень здесь царствовала в лаконичном цвете опавших листьев прочной кожаной мебели, простотой отделки золотисто-коричневых стен, точностью ясных композиций цвета зрелых плодов и пожухлой травы. Здесь мне нравилось больше, чем в моей пастельного цвета девичьей светелке.

Восхищенно рассматривая понравившуюся мне обстановку я, не заметив как, вошла в небольшую столовую. Обеденный стол на десять персон был накрыт на двоих, освещение было естественным и приятным глазу, на стуле, напротив входа меня ожидал Его Величество, Цесс, Себастьян Виверн, он приветственно привстал, а я сделала положенный для таких случаев книксен. Спасибо болтливым швеям, я теперь знала не только его имя и регалии, а и небольшую предысторию…

Около двух недель, точнее терилов назад, почил его отец, Стефано Виверн. Смерть его была неожиданной, и застала наследника по пути в Ориум, он возвращался морем с Востока куда ездил с дипломатической миссией. После проведения погребального ритуала, Дрэгон покинул дворец в неизвестном направлении. До коронации, по слухам, ему необходимо выполнить последнюю волю усопшего, вот только в чем она заключалась, знал только сам Цесс.