Чёрное сердце: Ненависти вопреки (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas" - Страница 54

— А что надо? — слышу равнодушный ответ. Бросаю недоуменный взгляд на Андрея — даже не смотрит, спокойно застегивает джинсы.

Действительно не осознает, что нельзя быть таким холодным или придуривается? Сглатываю, облизывая пересохшие губы:

— Она не обижена? — справляюсь с крючками бюстгальтера. — У вас всё в норме? — усердно подыгрываю, изображая якобы искреннее переживание за пару.

Андрей своим поведением раздражает. Зло отворачиваюсь, достаю чулки.

— Так вот почему с такой агрессией тренировку отработала, — уличающим тоном протягивает Зепар.

— О, да! — не выхожу из роли, натянув чулок. Андрей решает тупить по-своему, я не уступлю — буду по-своему. — Хотелось бы знать, что помирились. Меня немного напрягает: ссоришься ты, а страдаю я, — напускаю лёгкости, натягиваю второй. — Набрасываешься, когда вздумается, пользуешь, как хочется… — умолкаю, натыкаясь на пронизывающий взгляд Андрея. Лицо за долю секунды искажается в демоническое. Глаза, точно два нефтяных омута, но они не только гипнотизируют — придают сил. Просчитывается закономерность в подобных изменениях. Будто теряя контроль, вернее, открывая завесу к чувствам, людская оболочка Зепара не спасает и вырывается другая. Хотелось бы знать, какая… Она, однозначно, пугает, но больше — притягивает, завораживает. Хочу увидеть больше. Я готова… — Отбиться от тебя нереально, — напускаю равнодушия и одеваю пояс. Неспешно застёгиваю: — А напоминать: я плачу тебе не за трах своего тела, а за охрану, как-то боязно. Кто знает, как отреагируешь?! — развожу руками. Присаживаюсь и обуваюсь: — Подать на тебя заяву в полицию — не могу. Да и как? Ты всё время рядом… А Никитин пригрозил психушкой, — между словами, успеваю справиться с ремешками босоножек. — Друг называется… — Встаю, поправляю лиф, чулки: — Аннулировать договор — тоже никак. У вас с Никитиным, видите ли, свои обязательства друг перед другом. Вот только я тут причём?.. — кошусь на Зепара и застываю. Чёрт! Андрей сейчас бросится, и порки точно не миновать — пыхтит точно паровоз, желваки так яростно ходят вверх-вниз, что даже лицо раскраснелось. Но ещё секунда — и вновь холоден.

— Отличный ход. Я почти поверил…

— Почти? — вторю снисходительным тоном. — Думаешь, шучу…

Зепара будто смывает с места — мелькает лишь тень… летящая ко мне. Бывает ли у человека такая скорость?.. Мысль испаряется. На миг действительность исчезает — стук сердца замолкает, стихают окружающие звуки; не вижу ничего, вокруг темнота; нет доступа кислорода — меня словно в стену вминает пудовым шкафом и даже шелохнуться невозможно. Губы жжёт, во рту сладость с привкусом металла. Но в следующие мгновение сильный оглушающий удар сердца оповещает — оно на месте. Наращивает мощь. Мчится с такой прытью, будто от ужаса мечтает пробить грудь и удрать. В ушах появляется гул. Перерастает в ожесточённое рычание зверя. Силюсь открыть глаза, получается едва ли. Андрей, придавив собой, зажимает между шкафчиками. Впивается с такой злобой и насильственно не то целует, не то затыкает, чтобы не слышать вранья, не то лишает жизни. От боли текут слёзы, задыхаюсь, слабею, немею, реальность ускользает…

Уже скачут чёрные кляксы — с облегчением судорожно глотаю воздух, захожусь кашлем — горло будто разодрано когтями.

— У тебя есть только один шанс, — чуть не плюётся злостью Зепар, — чтобы сказать правду.

— Ты меня пугаешь… — с паузами шепчу не своими губами. Морщусь — они болят, пылают словно в огне. Языком исследую нижнюю. Саднит, пощипывает. Встречаюсь с затуманенным взглядом Андрея и от страха непроизвольно вжимаюсь в стену. Зепар лёгкими, даже трепетными поцелуями орошает лицо, носом поддевает мой, возобновляет нежную дорожку поцелуев и останавливается на губах. Боли как не бывало… От блаженства закрываю глаза. Забываю о ненависти, таю против воли — во рту сладко, в животе томительно жарко, и как же это… обезоруживающе губительно для совести. Ведь ещё недавно лгала ему, себе, но тело не обманешь — теперь же, снова горю для «него», тянусь, дрожу. Наперекор разуму обвиваю ногами — торс, руками — шею, жмусь сильнее. Уже стону под натиском более смелых ласк. Дерзких, грубых, до экстаза наглых. Почему именно с Зепаром податливая, словно разогретый пластилин?

Не хочу его хотеть!..

Крик души улетает в пучину блаженства. Андрей без нежности входит яростным рывком. Со стоном прогибаюсь, едва не моля: быстрее, затуши во мне пожар!

О как же везёт! Зепар явно стремится к тому же — двигается резко, торопливо, с жарким, неровным дыханьем. Я точно загнанная лань — с темпом загонщика не справляюсь. Полностью отдаюсь в умелые руки: без жалости, сминающие мои ягодицы, направляющие к возбуждению. Уже в липком поту, на грани потери сознания. С каждым новым толчком дрожу всё сильнее, стону громче, не в силах молчать. С мощной горячей волной воспаряю, судорожно цепляюсь за крепкие плечи, безвольно испытывая импульсы оргазма настолько сладостно-болезненного, что приходится вонзиться зубами в мучителя, чтобы подавить вскрик наслаждения. Андрей входит последним рывком и содрогается с бархатным рыком. Как же хорошо, когда Зепар во мне… Отвратительная пустота заполнена, ощущаю единение с «ним»… тем самым, уготованным судьбой, но на деле же — монстром, не испытывающим любви или даже мало-мальски людских чувств: благодарности, симпатии…

За что мне такое счастье? Как в анекдоте: заслужила! Неужели мне, как и остальным женщинам Андрея, придётся мириться с его непостоянством, сухостью, цинизмом?

Я не готова! Не согласна. Не хочу…

— Зачем говоришь, во что сама не веришь? — охриплым голосом нарушает порядок скверных, неутешительных мыслей Зепар. Мимолётно, но пылко-жёстко целует и утыкается носом в мой нос. Подрагивает от возбуждения, впервые так близко вижу бездонные, нечеловеческие глаза с чернотой во всю глазницу при ярком свете. Смаргивание не помогает избавиться от наваждения — Андрей усмехается: — Ты хочешь «несмотря и вопреки». Провоцируешь, дерзишь. Мне это нравится. Не бойся и доверься. Разве я делал тебе больно? — чуть отстраняется.

Еле нахожу силы на ответ:

— Надеюсь, это риторический вопрос? — облизываю припухшие губы, сама всё ещё шумно дышу. — А то ответ тебя удивит.

Зепар долго молчит, задумчиво изучает:

— Если ты про тренировки, то…

— Нет! — обрываю резко.

— Я тебя не бил… — осекается, в глазах, полных таинственного мрака, мелькает сомнение. Они медленно меняются на обычные — сочной, тёмной зелени. — Тебе было больно со мной?.. — качает головой и поправляется: — Имею в виду секс?

— Причём тут телесная боль?! — краснею и нервно выдыхаю.

— Да или нет? — уже почти рычит Зепар с исказившимся от злости лицом: — Опять солжешь, пеняй на себя! — ударяет ладонями по обе стороны моей головы — невольно вздрагиваю и зажмуриваюсь:

— Нет! — чуть не пищу от страха. — Всё было… — не могу о таком говорить, умру от стыда. Но высказать, что таится на душе обязана. Через «не могу», открываю глаза, полные слёз. — Ты — чёрствый, бесчувственный ханжа, — разъясняю спокойно. — Не понимаешь, есть не только телесная боль, но ещё и душевная…

Несколько долгих минут меня точно сканируют. Андрей смягчается, с простотой лакея поглаживает мои бёдра, ягодицы:

— А, — протягивает с явным облегчением. — Вот ты о чём! Тогда права, мне не понять, — вновь становится безэмоциональным.

Как так можно? Он не человек… Меня угораздило влюбиться в «нечто», не заботящееся о чувствах других. Молчание щекочет нервы.

— У тебя нет души, а сердце чёрное, — не выдерживаю напряжения, едва не реву. — Тебя не должно быть среди живых… — отпихиваю Зепара, он не останавливает. Ставит на пол и стой же невозмутимостью, с приспущенными джинсами идёт к душу… Слышится звук льющейся воды. На дрожащих ногах спешу к крану. Привожу себя в порядок, вытираюсь, поправляюсь. По ещё недавно разгоряченному телу, бегут мерзкие мурашки — кожей ощущаю ледяной взгляд Андрея. Напускаю равнодушия, надеваю платье.

— Может и так, — нарушает Зепар безмолвие.