Дом ночи и цепей (СИ) - Аннандейл Дэвид - Страница 11

Я заглянул в дверь, располагавшуюся в нижней части амфитеатра, и поднял взгляд на ряды скамей, на которых в напряженном внимании сидели студенты. Перед ними, шагая по амфитеатру, читала лекцию Катрин.

- Итак, чему учит нас Эпоха Искупления? Она учит нас тому, что воля Императора в конце концов восторжествует над всякой формой ереси и отступничества. Тому, что искупление возможно. Но также она показывает нам путь к искуплению. Искупление может быть достигнуто лишь огнем, кровью, и истреблением еретиков и предателей. Эпоха Искупления учит нас тому, что милосердие хуже, чем слабость. Оно есть преступление против Императора. Если проявить милосердие хотя бы к одному еретику, это может стать преддверием нового Царства Крови. Те, кто проявляет милосердие, проявляют тем самым нерешительность своей веры. На поле боя нерешительность означает смерть. Она означает поражение. Она означает бесчестье. Если после того, что мы узнали сегодня, среди вас есть кто-то, кто еще верит в милосердие, то знайте, что от меня вы милосердия не увидите.

Ее волосы были такого же рыжеватого цвета, как у ее матери, но у Катрин они были коротко подстрижены. Взгляд, которым она смотрела на студентов, был суровым и мрачным. В своей черной форме и сапогах с каблуками, стучавшими по полу, словно барабан перед казнью, она была воплощением безжалостности Схолы Прогениум. Она держалась необычно прямо, благодаря металлическим креплениям, поддерживавшим ее позвоночник. Высокий воротник, поддерживавший ее шею, еще больше усиливал впечатление от ее властного облика.

Я видел, что она гордится тем, какая служба ей выпала. Но я знал и то, что это была не та судьба, которую она сначала выбрала для себя. Несмотря на наше отчуждение, она решила пойти по моим стопам и поступила на службу в Имперскую Гвардию.

Когда Леонель умер, и наследование перешло к моей ветви рода Штрок, мои дети были автоматически исключены из призыва на службу. Но это не означало, что они не могут поступить в Имперскую Гвардию добровольно. Зандер, разумеется, не собирался этого делать. Но Катрин пошла служить добровольцем, как только достигла совершеннолетия. И там на тренировке она сломала позвоночник. Травма была слишком серьезной, чтобы она могла продолжать службу. Могла бы помочь бионика, но ее сочли слишком большим расточительством для того, у кого нет боевого опыта.

Катрин не могла служить Империуму в бою. И она обратила свою энергию на подготовку будущих офицеров – тех, кто мог сражаться. Наблюдая за ней, я ощущал гордость, забывая о своей боли.

Лекция закончилась. Студенты вышли через двери на верхних этажах амфитеатра. Катрин подошла к кафедре и собрала свои записи.

- Привет, отец, - сказала она, не оборачиваясь. Я даже не знал, что она заметила меня.

Я вошел в аудиторию.

- Привет, Катрин.

Она подошла ко мне, остановившись на формальном расстоянии.

- Я слышала о сражении за Клострум, - сказала она. – Я рада, что ты выжил.

Это было лишь дежурное приветствие. Ее слова звучали неискренне, и я видел в ее глазах все то же осуждение.

Этого осуждения я и боялся, потому что оно отражало мое чувство вины. После смерти Элианы Катрин враждебно относилась ко мне, и я подумал, что причины ее гнева могли измениться. Теперь она обвиняла меня в том, что я остался жив? Или в том, что я вернулся?

- Скажи, - продолжила она, - ты благодарен за то, что выжил, когда столь многие из твоих солдат погибли?

Теперь она говорила искренне. Любезности кончились, и я только что услышал, что она думала о милосердии.

- Я благодарен, что еще могу служить Императору, - сказал я. – И только за это.

Я тоже говорил абсолютно честно.

Она кивнула.

- Мы должны служить Императору как можем, пусть и не так, как мы выбирали.

Она направилась к выходу, и мы вышли из аудитории.

- Ты видел Зандера? – спросила она.

- Да.

- И как он?

- А ты не знаешь?

Катрин покачала головой.

- Мы с ним не общаемся.

- Почему?

Она посмотрела на меня, словно я шутил. Но я не шутил. Я не хотел больше недосказанности. Наша семья потеряла и так слишком много – и особенно много было потеряно времени.

- Если вы не общаетесь, - сказал я, - то я хотел бы знать почему.

- Хорошо. Я не разговариваю с ним потому, что не знаю, что случилось с его чувством чести. Или чувством стыда, если уж на то пошло.

- Да, похоже, он забыл о таких вещах, - согласился я. – Но я намерен помочь ему снова обрести чувство чести.

- Не думаю, что он захочет принять твою помощь.

- У него не будет выбора. Я не позволю совету продолжать дела по-прежнему. Именно это – моя главная задача на Солусе. В этом моя служба Императору.

- Я думала, ты будешь служить как лорд-губернатор, - заметила она с оттенком презрения. Я мог взглянуть на себя ее глазами. Командир, отстраненный от командования и покинувший поле боя, чтобы наслаждаться привилегиями, полагавшимися ему благодаря его происхождению. Я не мог ее винить. То же самое я видел в зеркале.

- Должность губернатора для меня лишь средство в достижении цели, - сказал я. – Совет коррумпирован. Я призван стать очистительным пламенем. Я собираюсь сделать Солус достойным того, чему ты учишь здесь.

- Надеюсь, ты сможешь это сделать, - теперь ее голос звучал менее враждебно. Я чувствовал, что она хотела поверить мне.

Мы расстались у ее кабинета.

- Я хотел бы увидеться с тобой снова, - сказал я. – Я предпочел бы, чтобы мы не были чужими.

Она, помедлив немного, кивнула. Я кивнул в ответ и повернулся, чтобы уйти. Но едва я успел сделать пару шагов, как она спросила меня:

- Ты скучаешь по ней?

Я обернулся. Ты скучаешь по ней? Я пытался найти слова, чтобы ответить, но все, что приходило на ум, казалось безнадежно банальным и никак не способным выразить ту страшную пустоту, которую создало в моей жизни отсутствие Элианы.

Мое молчание и было тем ответом, который искала Катрин. Она кивнула снова, более мягко. Мы разделили это мгновение общей потери, и расстояние, разделявшее нас, казалось, стало немного меньше. Я подумал, что смог заглянуть за воздвигнутую ею стену дисциплины, и в то же время почувствовал, что теперь лучше понимаю Зандера. Мои дети, каждый по-своему, укрылись от терзавшей их боли потери. Зандер погрузился в распущенность, а Катрин нашла убежище в стенах Схолы Прогениум. Они были там, где, как они верили, им больше не придется испытывать эту боль.

Кто я был, чтобы пытаться вытащить их из-под воздвигнутой ими защиты? И нужно ли было это делать?

Может быть. Может быть. Я думал, что попытаться стоит, и думал, что это действительно необходимо.

Я ушел, не сказав ничего о Мальвейле. Потом еще будет время – более подходящее – чтобы пригласить ее. Но я покинул Схолу Прогениум с несколько большим чувством надежды. Я верил, что мы можем снова стать семьей, и сделать наш род снова сильным – сильным настолько, насколько должен быть правящий дом Солуса.

Я улыбнулся солдату у входа, проходя мимо него. Улыбка была искренней. Я не мог вспомнить, когда в последний раз она была такой.

- Росала? Они сказали, что обнаружили нелегальную торговлю в Росале?

Эрнст Штаваак, начальник Адептус Арбитрес, начал смеяться. Вскоре он просто хохотал, стуча кулаком, похожим на молот, по исцарапанной поверхности своего письменного стола.

Мы были в его кабинете на верхнем этаже высокой башни в центре базы Адептус Арбитрес в юго-западном районе Вальгааста. Окна были грязными, и вид, открывавшийся отсюда на город, был довольно мутным. Я с трудом мог разглядеть силуэт собора и Зала Совета. Собственно, я пришел сюда, чтобы подготовить мой первый удар против Вет Монфор и ее союзников.

Прошла почти минута, прежде чем Штаваак наконец перестал смеяться.

- Прошу прощения, лорд-губернатор, - сказал он, вытирая слезы, выступившие от смеха. Его широкое лицо было еще больше изборождено шрамами, чем его стол.