Ну привет, заучка... (СИ) - Зайцева Мария - Страница 10
- Предыдущая
- 10/22
- Следующая
Вот только грустная все время. И плачет по ночам. И фото отца под подушкой.
Я тоже переживал. Но я же не знал его, не помнил. Улыбался с фотографий высоченный красивый мужик, черноволосый, смуглый, носатый. И я у него на руках. Маленький, в смешном чепчике.
Я не помнил. А мама помнила. И мучилась. А я не хотел, чтоб мучилась.
Отчим, на самом деле, неплохой мужик. И тогда был, да и сейчас, несмотря на загоны возрастные.
Когда он стал бывать у нас дома, я не буянил. И маму не ревновал. Потому что она начала улыбаться. Смотрела на меня тревожно и виновато, но глаза больше не были грустными. Мы поговорили, и я попытался объяснить, насколько мог в свои девять лет, что все равно ее люблю. Сопли, да? Но мы тогда плакали с ней, и уснули, обнявшись.
А через год я встречал маму из роддома и критически разглядывал пищащий розовый кулек. Еще одна женщина в моей жизни, блин.
Сейчас, когда сестра с радостным писком кидается мне на шею прямо от дверей родительской квартиры, я даже и не верю, что она была когда-то маленьким пищащим бревнышком в глазами. Такая вымахала красотка. Только и успевай женихов отгонять. Но я успеваю. И охреневаю от того, какие они сейчас ранние.
Мама смеется, говорит, что я очень похож на отца. И странно, что я еще не влюбился по уши так же, как и он.
Я улыбаюсь, целую ее в светлую макушку. Она не знает, насколько я на него похож. И в этом тоже.
Сейчас вообще сложно сказать, когда я впервые осознал весь наступивший в моей жизни пиздец.
Вроде вот оно, все было путем. Отчим — мировой мужик, на самом деле, никогда ни в чем не отказывал, сыном считал. Поэтому тусня, машины, квартира на восемнадцать лет, телки косяками, само собой. Все нормально, все в порядке, как и у любого небедного парня. Ну да, сам не заработал, ну да, родители. И чего? Отказываться? И бедным, но гордым ездить на метро? А не пошли бы вы нахер? Сами-то отказались бы?
Я не отказывался. И, в принципе, был готов к тому, что по окончании института отчим местечно у себя подыщет. А чего нет? Я ж не дурак, понимаю, что к чему.
Но, на тот момент, когда все еще было хорошо в моей жизни, я об этом не задумывался. Жил себе, жизни радовался, бля.
А потом — она.
И глаза ее, огромные, наивные.
Она мне на самом деле сразу понравилась, как только увидел в аудитории, еще в первых числах сентября. Я и подошел к ней с идиотским предлогом, только чтоб цепануть. И разговориться. И вечером к себе утащить и поиметь. Сзади, держа за толстую косу, как лошадь норовистую.
И как-то вообще проблем не предвидел. Обычно телки на меня клевали сходу. Я дураком не был, и цену себе знал. Не красивый, может, хотя еще в школе предлагали моделью подработать. Как будто мне нужны бабки! Но такой… Бабы смотрят. К тому же упакованный, все при мне. И спортом занимался. Ну, это я тогда так думал, что занимался. Зверь Дзагоев очень быстро из меня и это выбил. Как-будто мало унижений мне было.
Короче, подошел я к ней, улыбнулся, и жду эффекта. И смотрю, да, подвисла, дело на мази. Теперь подсечь. А вот с подсекательством обломился я. Потому что заучка проклятая нахамила мне и отвернулась.
А я охренел. И разозлился. Ни одна телка меня не отшивала еще! А тут даже и предложить ничего не успел, так, разговор завел!
Теперь мне уже не трахать ее хотелось, а наказать. И похер, что наказание и трах можно совместить. И похер, что они в голове у меня реально очень даже душевно совмещались!
Мне нравилось дразнить ее, смотреть, как она реагирует, как она вздрагивает от моих слов, от моего смеха. Прямо какое-то удовольствие получал от этого, кайф, который реально в член отдавался. С этим вообще беда была. Просто мимо пройдет, а я уже готов. Посмотрит, а я замираю. И оторвать от нее взгляда не могу.
И все в голове тот момент, еще в самом начале сентября, когда она сумку уронила и на коленях передо мной собирала шмотье свое. И посмотрела на меня снизу. Бля, чуть не кончил ведь. Взял за подбородок, придержал. И так мне это понравилось, эта поза ее, подчиненная, что чуть из штанов не выпрыгнул. Еле отпустил заучку глупую, так и не осознавшую, насколько она на ниточке была, на волоске.
Снял однокурсницу, давно глазки строившую, и заставил ее на колени встать и член в рот взять. И вот вообще не то! Глаза — не те! Губы — не те! Запах — не тот!
Кончил, конечно же, но продолжать общение не стал. Выворачивало. Надрался тогда, сел за руль. А гайцы поймали и отчиму вложили. И он со мной побеседовал плотненько. И про успехи в универе. Оказывается, ему сдали меня по-полной. В общем, грустный получился разговор.
После этого я еще больше заучку возненавидел. Ходит, тварь такая, трясет своей жопой… Красивой… Я видел на уроках физры. Куда лучше, чем у признанных инстаграммных фитоняшек. Тоненькая такая, подкачанная. Волосищи свои длинные в шишку замотает, а они не держатся. Разваливаются. И локоны длинные на шее тонкой… И, когда вспотеет, они прилипают… И кожа краснеет румянцем, таким спелым, что укусить хочется… А она мимо ходит и не подпускает к себе, не дается! Даже попробовать, понюхать… Бесит, тварь! Бесит! И покоя не дает. Совершенно! И смотреть невозможно, и не смотреть нельзя! Перестал ходить на физру.
Так она в коридоре попалась!
И взгляд этот опять. Испуганный. Словно я на колени ее поставил уже, и вот-вот член в рот суну. Не надо было представлять этого тогда, вот не надо! Не тронул бы ее, может, и обошлось бы все. Переболел бы и жил дальше. Но ее взгляд, капли воды на шее, лицо румяное, как во время секса, губы пухлые, да еще и фантазия моя проклятая, сделали дело. Схватил, сжал, невозможно кайфуя от этого ощущения ее тонкого тела в своих руках, мгновенно дурея от запаха ее, поцеловал. И так и не отпустил бы, держал, какую-то хрень неся на ухо, с радостью чувствуя дрожь маленького ладного тельца в своих лапах, если б не вывернулась, коза, не оттолкнула. И прытко не ускакала в свой загон. А я на эмоциях кинулся следом, поцеловал закрытую дверь, пнул ее и пошел прочь, не рискуя трогать вставший член, потому что чувствовал, что на грани, бля.
И после этого все покатилось к чертям.
Моя голова, моя учеба, моя жизнь. Ничего не интересовало.
На лекциях смотрел только на нее, думал только о ней. Как с ума сошел. Кстати припомнилось то, что мама об отце рассказывала. Если реально я в него, то это пиздец. Это надо лечить. Потому что ничего более дикого я за всю свою жизнь не испытывал. Вот так вот осознавать, что все, что контроль утерян полностью, что крыша унеслась со скоростью звука и назад нихера не возвращается, это, бля, страшно. Просто страшно. Морозом по коже.
Я забил на все. Так забил, что некоторые преподы, по примеру Тани, выкинули меня с лекций. Отчиму опять меня пропалили. Я опять имел с ним беседу. И никак не мог объяснить причины своего поведения. Просто не мог. Ну что я скажу?
Простите, Максим Игоревич, я тут, как дебил, в девку влюбился? Вообще непонятную, дуру какую-то, заучку? И штырит меня, Максим Игоревич, так, что от одной только мысли готов в штаны кончить? И не могли бы вы мне, Максим Игоревич, подсказать, что делать? Если ей на бабло плевать, на рожу мою смазливую плевать, на мои поцелуи — тоже? А?
Не, я не сомневаюсь, что он бы мне может и подсказал чего-то. Все же маму мою добился. Но, бля, ему на это пять лет понадобилось, и теперь-то я представляю, что он испытывал при этом!
Но я нихера не собирался пять лет ждать! Нет уж!
Заучка просто счастья своего не понимает, выделывается. А мне надо действовать, потому что вдруг кто еще ее разглядит? Кто-то из тех, кого она не боится? На кого посмотрит заинтересованно? Это же будет пиздец? Конечно, пиздец. Поэтому надо работать на опережение.
В принципе, после нашего поцелуя у раздевалки, я понял одно. Заучка — еще совсем дурочка маленькая, не понимает своих эмоций. Тела своего не понимает. А я вот очень даже понял.
Не хочет заучка головой в меня влюбляться, заставлю телом.
- Предыдущая
- 10/22
- Следующая