(Не)идеальная работа - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 31

— Вставай, соня, — скомандовал он. — Ты рискуешь проспать все самое интересное.

Я лениво потянулась, стараясь убедить себя, что мужчина в моей кровати это не ново и не должно меня волновать. В конце концов, одну ночь мы с ним уже провели вместе, и ничего катастрофического не произошло, а сейчас так и вообще не страшно. Я слегка одета, он совсем одет, вполне рабочая обстановка.

— Что, уже пора куда-то идти? — лениво спросила я, вообще не горя желанием выползать из-под одеяла.

— Ага, у тебя щедрых полчаса на сборы.

— Это очень мало, — сообщила я, все же уговаривая себя подняться.

— Тогда почему ты все еще лежишь?

— Действительно. — Я вздохнула и потащилась приводить себя в порядок. Платье прихватила с собой в ванную. Сегодня я остановилась на синем, волосы уложила локонами и сунула в миниатюрную сумочку заколку, чтобы, когда пойдем упокаивать дядюшку, не трясти над саркофагом распущенными волосами.

Платье было красивым, с открытыми плечами, атласным корсетом и шифоновой юбкой. Ни покрой, ни сам материал не требовали дополнительных украшений, сегодня на мне была изысканная простота.

— Иногда кажется, ты читаешь мои мысли… — восхищенно произнес Кэвин. — Выглядишь просто великолепно. Осталось завершить образ.

— Драгоценности не надену, — упрямо заявила я. — Ладно бы мы просто пошли слушать концерт и лениво попивать вино, но нас еще ждет увлекательная прогулка на кладбище! А вдруг я потеряю?

На очередную плоскую коробку в руках Кэвина я смотрела настороженно. И не зря. Едва он открыл, как у меня упала челюсть. Он реально надо мной издевается! Настоящие аутландские бриллианты, прямиком из гномьих мастерских. Даже такой профан в драгоценностях, как я, мог узнать их с первого взгляда по переливающимся граням. Ни в каких других камнях не было заключено солнце. Только аутландские бриллианты переливались так, словно их вынесли на улицу в погожий летний день.

— Ты хочешь, чтобы я ночью потеряла часть этого великолепия, пока за мной гоняется мертвяк, а ты после этого взял бы меня в рабство на пятьдесят лет, чтобы я работала на тебя без зарплаты, за еду? Я не согласна!

— Идея соблазнительная, конечно, — серьезно кивнул он. — Но заметь, ее озвучила ты, а не я.

— Еще одна причина не надевать вот это… — Я ткнула пальцем в гарнитур, словно Кэвин предлагал мне украсить шею дохлой змеей.

— Ты ужасно упряма, Кетсия, кажется, я тебе уже об этом говорил. Давай не будем тратить время. Вчера же с жемчугом ничего не произошло. Почему это должно случиться с бриллиантами?

— Они значительно дороже, — отозвалась я, понимая, что аргумент звучит сомнительно. — А потом мы вчера не упокаивали дядюшек, мы просто ходили гулять.

Мне казалось, я отказываюсь достаточно убедительно, но почему-то Кэвин совершенно не хотел внимать доводам и все же заставил меня надеть все это баснословно дорогое безобразие. Я чувствовала себя отвратительно, словно устроилась работать не помощницей некроманта, а манекеном в ювелирный салон.

— Ты очень сильно переживаешь из-за пустяков, Кетсия, — шепнул мне на ухо Кэвин, когда, приобняв за талию, вел в сторону банкетного зала.

— Это не пустяки, — бухтела я. — Это камни, которые стоят больше, чем вся моя жизнь, включая ферму родителей. Неудивительно, что я неуютно чувствую себя, когда все это висит на моей шее.

— Ну и? — поинтересовался он. — Разве это значит, что с ними обязательно произойдет какая-то неприятность?

— Это значит, мне неуютно. Все будут глазеть и думать, будто вы меня купили.

— Ну вот, снова «вы», — кажется, даже слегка обиженно произнес Кэвин. — У тебя странное понимание отношений.

— В чем же странность?

— Ты настолько стремишься быть независимой, тебе настолько важно, чтобы мужчина не думал о том, что ты повелась на его счет в банке, что ты не можешь испытывать удовольствие. От вкусной еды, от красивых украшений, от новых впечатлений, даже если они просто игра.

— И почему это неправильно? Ничего этого я не могу себе позволить. А использовать эти блага за чужой счет плохо.

— Зато их могу себе позволить я. И неважно, можешь ты купить себе такие украшения или нет, достаточно того, что мне нравится, как они смотрятся на твоей шее, и даже если ты потеряешь их все, а это маловероятно — все же гномьи замки прочные и так просто не слетают, — это не имеет значения. Я уже испытал удовольствие видеть камни на твоей коже.

— Ты забыл добавить «бы», — тихо произнесла я, понимая, что не хватает воздуха.

— В смысле?

— Когда ты говорил «испытал», то забыл поставить частичку «бы». Если бы мы встречались, тебе бы понравились эти камни на моей коже.

— Если тебе проще жить с частичкой «бы», то пусть она будет, — усмехнулся мужчина, и мы вошли зал. А у меня снова осталось чувство, будто меня коварно обманули.

Сегодня тут царил полумрак, в центре возвышалась сцена, над которой кружились переливающиеся светляки. Исходящее от них свечение придавало окружающей обстановке мистическую, волшебную красоту. Нас проводили к столику, накрытому для двоих.

Сегодня не было открытого пространства, непосредственного общения и яркого света, только тихая музыка и камерная обстановка — мне так нравилось больше. За соседними столиками сидели незнакомые люди, ни Теон, ни Лиз на горизонте не маячили, значит, можно наслаждаться вкусной едой, неторопливым вечером и красивой музыкой. Впрочем, самой дивы пока на сцене не было. Видимо, ждали, когда соберутся все гости и утихнут разговоры, прежде чем пригласить ее.

О том, что, как только позволят приличия, нам с Кэвином придется уйти, чтобы упокоить случайно поднятого мной мертвеца, я старалась не думать, иначе бы не получилось наслаждаться нежнейшими устрицами и лангустинами. Сегодня у нас была морская тематика, возможно, потому, что приглашенная дива являлась самой настоящей сиреной — представительницей удивительного, почти исчезнувшего вида существ, чей голос поражал воображение.

Она появилась в иллюзорных пенных волнах, невероятно красивая, с развевающимися зелеными волосами и золотыми глазами. У меня даже дух перехватило от утонченного, идеального образа, от бронзовой кожи и полупрозрачного, словно сотканного из морской пены, платья.

Ей даже петь было не нужно, достаточно просто стоять, и все взгляды обратились к ней. Оказалось невозможно ни есть, ни пить, ни вести разговоры. Зрители, затаив дыхание, ждали, когда же начнется выступление.

Звуки ее голоса — низкие, вибрирующие — заставили затрепетать все внутри. Сирена пела. Ни одному человеческому существу не дано иметь такой диапазон голоса — от низкого, почти мужского, до высокого, переходящего в ультразвук.

Песня, на мой взгляд, не была грустной. Обычный набор слов про безответную любовь, про закаты, которые теперь не встречать вдвоем, про то, что нужно начинать жизнь сначала. Обычно подобный сентиментальный бред меня не трогал. Возможно, потому, что я выросла в семье, где главной установкой всегда было — самое важное, чтобы все были живы и здоровы, но как пела сирена… Это не могло оставить равнодушным. По щекам слезы текли сами, желудок скручивался в тугой комок, и хотелось рыдать в голос, а не украдкой смахивать слезинки. Таких сильных, всепоглощающих эмоций я не испытывала, наверное, никогда.

Композиции были очень разными — грустными, веселыми, волнующими, но ни одна не оставляла равнодушной. Зал погрузился в транс, который закончился лишь тогда, когда дива исчезла со сцены, удалившись на перерыв. Только тогда над столиками в пронесся тяжелый вздох. Многие вообще забыли, что для жизни нужна не только песня, но и воздух.

Казалось, только Кэвин остался полностью равнодушен к происходящему на сцене. Впрочем, может быть, все эмоции мужчина просто проживал в глубине души. Минут через пять наваждение исчезло окончательно. Все громче стали доносится разговоры, кто-то звенел столовыми приборами. Я тоже доела остатки салата и лангустина и утащила с фруктовой тарелки пару ягодок клубники.