Выбери любимый жанр

Король шутов - де Нерваль Жерар - Страница 12


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

12

Тогда герцог Неверский, пользовавшийся любовью народа, предложил удовлетворить этому настоятельному требованию.

– Нельзя ли, – сказал он, – ради успокоения парижского народа, показать короля в окно хотя на несколько минут?

Дяди короля обратились к Карлу VI, обморок которого совсем прошел, прося его сказать несколько слов верным подданным.

– Добрые люди, – простонал Карл VI, – я сам хочу их видеть!

Его наскоро одели и Невер, при помощи герцога Орлеанского, поднес его к окну.

– Король воскрес! – загремел прежний парень, стоявший настороже.

Он спустился или скорее спрыгнул на улицу, продолжая кричать:

– Король воскрес!

Необъятное эхо повторило те же слова. Тем временем король, которого поддерживали, потому что он шатался, проговорил:

– Эге! Так я значит умер и погребен! Эге! Я осужден, как неверный. Ах, сколько народу в аду! Я прошел через огонь, нас было шестеро в одном костре!

– Отойдем от окна, – печально сказал Орлеанский, – это страшное потрясение подействовало на его рассудок, и я причиной…

– Ради господа, герцог, не говорите этого, – прошептала Изабелла.

– Кто говорит о господе между грешниками? О! Как их много в этой адской долине! И король в ужасе простер руки к толпе.

– Отведите его, отведите! – повторял Орлеанский.

Короля отвели от окна. Пока затворяли окно, слышно было как толпа рассыпалась с песнями, с хохотом, останавливаясь у таверн, чтобы выпить за здоровье воскресшего короля.

Короля усадили в большое кресло с готической спинкой, перед очагом, в котором успели развести огонь, но, при виде пламени, Карл VI выпрямился, вскочил на кресло и стал на нем, точно статуя на постаменте, сбросил с себя шубу, в которую его закутали, и так как на нем осталось еще несколько клочков потухшей пакли, он сказал:

– Что же я такое сделал, чтобы быть проклятым? Хоть у меня уже шерсть и рога, как у дьявола. Хоть и когти черные, и пахнет от меня гарью.

– Государь, успокойтесь, – сказал Савуази, – ваше болезненное состояние лишь следствие несчастного случая, невольной причиной которого был его светлость герцог Орлеанский.

– Людовик! Да это Людовик убил меня за преступления против моего народа! Он хорошо поступил. Я проклят.

– Боже милосердый! – воскликнули присутствующие, – король, государь наш, лишился рассудка.

Каждый поник головой. Изабелла закрыла руками лицо, но она думала о том, что теперь и без преступления добыча не ускользнет от нее: она будет регентшей.

– Кто говорит, что я лишился рассудка? – вскричал Карл VI уже в полном беспамятстве. – Сумасшедший? Я, король? Разве это возможно? Нет, я не хочу. Я хочу танцевать. Он бросился в залу, скача и ломая все, что попадалось под руку. Лицо у него было багровое: началась рвота кровью, брызги которой попали в глаза. Потребовались общие силы герцогов Неверского и Орлеанского, чтобы удержать его.

Они отнесли его в постель, где он затих, весь покрытый потом. Так он проспал целые сутки, под присмотром четырех здоровенных солдат и двух астрологов-врачей, уже не отходивших от него.

А народ продолжал торжественно праздновать его выздоровление.

На следующий день помешательство не прошло, но оно обратилось в тихое и прерывалось лишь иногда проблесками здравого смысла. В одну из таких минут Изабелла успела захватить себе председательство в совете. Она также успела добыть подпись короля на отправку в Венгрию герцога Неверского; но это были лишь отдельные проблески разума. Король впал в состояние близкое к идиотизму, которое уже никогда вполне не проходило.

VIII

СТАРЫЙ ДОМ.

«Раздался крик совы. Драконов адский рой
На шабаш полетел, за ними домовой.
К развалинам спешат немые привидения.
Вампиры кончили свои приготовленья».

Суеверие и варварство средних веков поражают не столько своей силой, сколько продолжительностью. Возрождение позолотило пучину, но не засыпало ее.

Брантом поздравлял Франциска I с тем, что он воздвиг большие костры для протестантов и проложил путь к богу великим и спасительным всесожжением.

Ученейший и мудрейший Дюшатель верил в астрологию и считал ее великим искусством, которое может изменить законы природы и всего мира.

Маркиз де Салюс изменил другу своему Франциску I и получил щедрую награду от Карла VI за оказанную ему услугу, потому что один колдун предсказал ему, что дело Франции проиграно.

Екатерина Медичи устроила Варфоломеевскую ночь не ради одной жестокости: так указали ее амулеты. Даже сам Людовик XIV преследовал протестантов из благочестия и искупал грехи свои жестокостями.

В XIV веке дух тьмы царствовал еще полновластно. Это мы ясно увидим из последующих сцен, жестоких, но правдивых.

Теперь вернемся к Оберу ле Фламену, которого мы оставили, когда он уносил свою жену. В этом человеке сказалась его эпоха. Две невидимые феи, управляя его юностью, должны были сделать из него или очень умного, или совсем глупого человека. Сделавшись солдатом, он соединил в себе и ум, и глупость, и оба эти качества друг другу не мешали.

Будучи сыном прокурора в Шателе, он оставил канцелярскую службу при отце, вследствие подвига, не имевшего ничего общего с прокуратурой. Раздраженный постоянными приставаниями и насмешками клерков, своих сослуживцев, потешавшихся над его смешной фигурой, он убил одного из них кулаком и затем бежал в глубь Орлеанской провинции, к одной из своих теток. Тетка эта жила доходом с небольшого стада овец и коз, которое она и предложила ему пасти.

Выбирать было не из чего, и Обер принял предложение тетки. И вот новый пастух с упоением отдался уединению. Надев шапку, изъеденную дождем и ветром, забившись куда-нибудь в расселину скалы или в густой кустарник дрока, он проводил целые дни, вперив глаза в бесконечную даль, созерцая облака, любуясь их странными и разнообразными формами. С наступлением ночи, лежа в своем переносном шалаше, откуда он как будто бы наблюдал за стоявшим в загоне стадом, он слушал и по-своему истолковывал тысячи ночных звуков. Завыванья бури, раскаты грома, крик сычей, вой волков – все эти звуки для Обера были голоса человеческие, которые он объяснял какой-нибудь, где-то происходившей драмой, в которой дьявол, само собой разумеется, играл главную роль. Эти постоянные галлюцинации довели его до истощения. Он боялся своих собственных химер и, в один прекрасный день, он променял пастуший посох на мушкет.

Не правда ли, что у Обера ле Фламена было то же призвание, что у Игнатия Лойолы? Он тоже был солдат-мистик. Закаленный воин был в то же время мечтателем. Из него мог бы выйти воинствующий священник. Читатель увидит впоследствии, почему мы так особенно подчеркиваем религиозную сторону этого человека, сурового по внешности, но душа которого, можно сказать, всегда молилась внутри.

Женитьба пробудила в нем все прежнее суеверие, после унизительной овации, какую ему устроили при дворе; старый дом, куда он скрылся с женой своей, пробудил в нем и страх демона, и горячую мольбу к небу.

Этот старый дом был не что иное, как обширная развалина. Он состоял из нескольких сырых зал, потрескавшихся и убранных паутиной, разломанные двери и окна без стекол давали ветру полную возможность гулять на просторе. В одной из зал, вместо всякой мебели, стояло деревянное сиденье в готическом вкусе, изъеденное червоточиной, куда он, как умел, уложил Мариету, прикрыв ее собственной одеждой, и придвинул ее к очагу, в котором развел огонь. Мало-помалу, новобрачная согрелась, а к Оберу вернулось его хладнокровие.

Ускакав из Парижа вдвоем на одной лошади, супруги заезжали, на опушке Венсенского леса, в замок де Боте, к которому приписано было и вновь подаренное Оберу имение. Здесь сенешал передал сиру Кони документы на владение.

12
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело