Атлант расправил плечи. Книга 2 - Рэнд Айн - Страница 9

• Предыдущая
• 9/114
• Следующая

– Вы презираете меня, мистер Реардэн, – без всякого негодования заявил он однажды. – Это непрактично.

– Почему непрактично?

Вопрос его явно озадачил парня, и тот не нашелся, что ответить. У него никогда не было ответа на вопрос "почему?". Он изъяснялся утверждениями. Он без колебаний и объяснений говорил о людях: "Он старомоден", "Он неуживчив", "Она неисправима"; закончив колледж с дипломом специалиста-металлурга, он заявлял: "Мне кажется, что для плавки стали требуется высокая температура". Он не высказывал ничего, кроме неопределенных мнений о физической сущности производственных процессов и безапелляционных заявлений о людях.

– Мистер Реардэн, – сказал он однажды, – если вы хотите поставлять больше нашей продукции вашим друзьям, я имею в виду, в большем количестве, это можно устроить. почему бы нам не обратиться за специальным разрешением на основании крайней необходимости? У меня есть пара друзей в Вашингтоне. Ваши друзья – весьма важные персоны, крупные бизнесмены, так что обойти все эти тонкости с крайней необходимостью будет несложно. Естественно, это повлечет за собой небольшие затраты. Чтобы утрясти дела в Вашингтоне. Знаете, как это бывает, дела требуют затрат.

– Какие дела?

– Вы понимаете, о чем я говорю.

– Нет, – ответил Реардэн, – не понимаю. Почему бы тебе не объяснить мне?

Паренек неуверенно посмотрел на него, что-то взвесил в уме и выдал:

– Это непрактичная позиция.

– То есть?

– Знаете, мистер Реардэн, вовсе не обязательно говорить так.

– Как "так"?

– Слова относительны. Они лишь символы. Если мы не будем пользоваться скверными символами, то ничего скверного и не будет. Я уже все сказал по-своему, почему вы хотите, чтобы я повторил то же самое, но иначе?

– А как я хочу, чтобы ты это повторил?

Почему вы хотите, чтобы я сказал эти слова по-другому?

– По той же причине, по которой ты этого не хочешь. Парень минуту помолчал, затем сказал:

– Знаете, мистер Реардэн, абсолютов нет. Мы не можем придерживаться строгих принципов, мы должны быть гибкими, должны приспосабливаться к сегодняшним реалиям и действовать в соответствии с целесообразностью момента.

– Слушай, сопляк, выплавь-ка хоть тонну стали, не придерживаясь строгих принципов, в соответствии с целесообразностью момента.

Необычное, почти эстетическое чувство вызвало у Реардэна презрение к пареньку, но не обиду. Парень гармонировал с духом происходящего. Казалось, они отброшены далеко назад, на тысячелетия, во время, к которому принадлежал паренек, но не он, Реардэн. Вместо того чтобы строить новые печи, размышлял Реардэн, я участвую в безнадежной гонке, поддерживая работу старых; вместо разработки новых идей, новых исследований, новых экспериментов по использованию металла Реардэна, я трачу всю энергию на поиски руды: как люди на заре железного века, думал он, но с меньшей надеждой.

Он гнал от себя подобные мысли. Он должен был зорко следить за собственными чувствами – словно какая-то часть его самого стала чужой и ее нужно держать под постоянным наркозом, а его воля должна была стать бдительным анестезиологом. Эта часть была неведомой, он знал лишь, что не следует докапываться до ее истоков и выпускать ее на волю. Однажды он уже пережил опасный момент, который не должен повториться.

В тот зимний вечер он был один в своем кабинете, его поразила газета с перечнем указов на первой полосе, раскрытая на его столе; он услышал по радио сообщение о пылающих нефтяных вышках Эллиса Вайета. Его первой реакцией – перед тем как возникла мысль о будущем, ощущение шока, ужаса или протеста – был безудержный хохот. Он смеялся, торжествуя победу, избавление, бьющее струей живое ликование, – и в его душе звучали слова: "Да благословит тебя Бог, Эллис, что бы ты ни делал".

Осознав смысл своего смеха, Реардэн понял в тот вечер, что теперь приговорен к постоянной бдительности по отношению к самому себе. Как человек, переживший сердечный приступ, он знал, что это было предупреждением и что в нем живет недуг, который в любой момент может поразить его,

С тех пор он придерживался ровных, осторожных, строго контролируемых шагов. Но это вновь ненадолго вернулось к нему. Когда он смотрел на заказ ГИЕНа, ему казалось, что отблески зарева над строчками долетали не от мартенов, а от пламени горящих нефтяных вышек.

Мистер Реардэн, – сказал Наш Нянь, услышав об отказе выполнить заказ ГИЕНа, – вам не следовало этого Делать.

– Почему же? – Будут неприятности.

– В каком смысле?

– Это правительственный заказ. Вы не можете отказать правительству.

– Почему?

– Это проект крайней необходимости, к тому же секретный. Очень важный.

– Что за проект?

– Не знаю. Он же секретный.

– Тогда откуда ты знаешь, что он важный?

– Так говорят.

– Кто?

– Вы не должны сомневаться в таких вещах, мистер Реардэн.

– Почему?

– Потому что не должны.

– Если не должен, то это становится абсолютом, а ты говорил, что абсолютов нет.

– Это другое дело.

– Что же в нем особенного?

– Оно касается правительства.

– Ты хочешь сказать, что нет абсолютов, кроме правительства?

– Я хочу сказать, что, если они считают это важным, значит, так оно и есть.

– Почему?

– Я не хочу, чтобы у вас были неприятности, мистер Реардэн, а все к этому идет. Вы слишком часто спрашиваете почему. Почему вы так поступаете?

Реардэн посмотрел на него и ухмыльнулся. Парень осознал, что сказал, и глупо улыбнулся, но выглядел он несчастным.

Человек, пришедший к Реардэну через неделю, выглядел молодо и подтянуто, но не настолько молодо и подтянуто, как ему хотелось. Он был в штатском костюме и кожаных сапогах, какие носят дорожные полицейские. Реардэн не мог точно установить, прибыл он из ГИЕНа или из Вашингтона.

– Я правильно понимаю, что вы отказались продать ваш металл Государственному институту естественных наук, мистер Реардэн? – произнес он мягким, доверительным тоном.

– Правильно, – подтвердил Реардэн.

Но разве это не сознательное нарушение закона?

– Понимайте как хотите.

И можно узнать причину?

Она не заинтересует вас.

– Что вы, напротив. Мы хотим оставаться беспристрастными. Вас не должно смущать, что вы крупный промышленник. Мы не поставим это вам в вину. Мы действительно хотим быть беспристрастными с вами, точно так же, как с любым рабочим. Мы хотим знать ваши доводы.

Опубликуйте мой отказ в газетах, и любой читатель объяснит вам мои доводы. Подобное уже появлялось в газетах чуть больше года назад.

– О нет, нет, что вы! Зачем этот разговор о прессе? Разве мы не можем уладить это дружески, в частном порядке?

– Дело ваше.

– Мы не хотим, чтобы об этом сообщалось в прессе.

– Не хотите?

– Мы не хотим причинить вам вред. Реардэн посмотрел на него и спросил:

– Зачем ГИЕНу понадобилось десять тысяч тонн металла? Что это за проект "К"?

– Ах, это… Это очень важный научно-исследовательский проект, имеющий большое значение; он может принести обществу неоценимую пользу, но, к сожалению, предписания сверху не позволяют мне раскрыть вам его характер во всех деталях.

– Знаете, – сказал Реардэн, – могу сообщить вам – в качестве довода, – что не хочу продавать мой металл тем, кто скрывает от меня свои цели. Я создал его и несу моральную ответственность за то, в каких целях он будет использован.

– О, об этом не беспокойтесь, мистер Реардэн! Мы освобождаем вас от ответственности.

– Предположим, я не хочу быть свободным от нее.

– Но… это весьма старомодное и… чисто теоретическое отношение к делу.

– Я сказал, что могу назвать это причиной своего отказа. Но не буду – потому что у меня есть другая, главная причина. Я не продам металл Реардэна ГИЕНу ни для каких целей, хороших или плохих, явных или скрытых.

– Но почему?

– Послушайте, – медленно произнес Реардэн, – можно найти оправдание первобытному обществу, где человек каждую минуту ожидает, что его убьют враги, и вынужден защищаться как может. Но нет оправдания обществу, в котором от человека требуют, чтобы он создал оружие для собственных убийц.

• Предыдущая
• 9/114
• Следующая