Круги на воде (СИ) - "Lone Molerat" - Страница 6

… Господи, да им с Хароном просто надо поговорить спокойно. Набраться храбрости и поговорить, не приплетая к делу мёртвых родственников и не вороша старые кошмары. То есть — всё плохо, да; всё действительно плохо, но когда у них вообще всё было хорошо?..

Эмили выбежала на набережную. Растерянно оглянулась, переводя дух. У неё до последнего оставалась надежда на то, что Харон просто бродит где-то поблизости — но, похоже, надежде этой не суждено было сбыться. Широкая аллея пустовала. Только чудаковатый мусорщик Энтони, их с Хароном ближайший сосед, неторопливо бродил вдоль берега. Об этом Энтони Эмили знала только, что он живёт в лачуге неподалёку от станции Вильхельма вместе с тремя собаками и на кладбище лишний раз не суётся.

— Вечер добрый, мисс! — приветливо окликнул он её. — А куда это вы собрались на ночь глядя? Тут с утра какие-то типы шастали. Вы бы поосторожнее…

Поосторожнее ей надо было быть в апреле, а теперь-то уж что. Эмили рассеянно кивнула.

— Ты не видел Харона? — спросила она.

— Не-а, не видел, — мусорщик помотал косматой головой. — Да вы не волнуйтесь так, мисс. Это ж Харон, что ему сделается? Вы бы лучше домой вернулись да ждали его там. А я, коли встречу его, скажу, чтобы к вам шёл поскорее. Идёт?

Эмили согласно кивнула. Но домой не пошла.

Смутное предчувствие беды становилось всё отчётливее — и ребёнок тут был ни при чём. Этот ребёнок — он ведь вообще никак её не беспокоил, с самого начала, как будто бедняга пытался подарить своим идиотам-родителям хотя бы несколько спокойных месяцев. Эмили и вспомнить было нечего: ни токсикоза, ни желания вот прямо сейчас сожрать сырую печень болотника в шоколадной глазури. Да она и в обморок-то упала один только раз — в день, когда Тюльпан ни с того ни с сего заявилась к ней в гости в компании этого бостонского пройдохи. И всё-таки надо было сказать об этом Харону, в который уже раз подумала Эмили. Просто в тот вечер он вернулся таким уставшим, и так поздно, и она решила его лишний раз не беспокоить…

Ладно, а сейчас — вот куда он мог пойти? На ночь глядя, налегке? Он ведь даже рюкзак дома оставил.

В Подземелье, непонятно с чего решила Эмили. Наверное, он отправился в Подземелье. И бросилась к северному вестибюлю станции «Арлингтон».

Эмили медленно пробиралась по сырому тоннелю, то и дело беспокойно оглядываясь. Метрополитен с самого начала не был её любимой столичной достопримечательностью, и всё же сегодня дорога казалась тёмной и страшной, как никогда. Господи, как же она отвыкла от всего этого! От гнилостной мазутной жижи, чавкающей под ногами, от тусклого, призрачного света редких лампочек. А главное — от изматывающей необходимости быть наготове.

Раньше Эмили просто пробежала бы этот расчищенный, относительно безопасный перегон часа за полтора, наплевав на технику безопасности. Собственное благополучие её мало волновало — особенно в тех случаях, когда речь шла о Хароне. Но теперь ей, вроде как, нужно было отвечать и за кого-то ещё. Хотя она об этом, видит бог, не просила — и так всё было хорошо…

Она замерла, услышав негромкие голоса. Кто-то шёл по тоннелю ей навстречу.

Эмили испуганно юркнула в пространство между вагонами. Зашипела от боли, ударившись голым коленом о сцепку, прижалась спиной к металлической обшивке. Выхватила «Кольт» из кобуры, взвела курок…

Голоса становились всё ближе, всё отчётливей. Теперь уже Эмили могла различить и звуки неторопливых, шаркающих шагов, и бубнёж ди-джея из колонок портативного радиоприёмника. Едва ли это были рейдеры. Скорее всего, запоздалые торговцы со станции Вильхельма. Или бродяги — после начала войны их стало особенно много. Люди срывались с мест в поисках лучшей жизни или хотя бы менее вероятной смерти. А некоторым просто нравился сам процесс скитаний. Как хаттифнатам из той славной детской книжки, которую Милли Данфорд когда-то сдуру выменяла на выпуск «Неудержимых». А теперь вот гадай, удастся ли отыскать такую же сказку в Арлингтонской библиотеке — Эмили и названия-то не помнила…

Дождавшись, пока голоса путников вновь затихнут вдали, Эмили выскользнула из укрытия. Перешагнула через рельс — и чуть не завопила от ужаса: подошва ботинка опустилась на что-то мягкое и плотное. Преодолев брезгливость, Эмили осторожно наклонилась и вздохнула с облегчением. Это был всего лишь дикий гуль. Дохлый, полусгнивший дикий гуль — та ещё невидаль. Но Эмили всё равно пробрал мороз по коже. Откуда-то же этот гуль пробрался в тоннель. И, может быть, не в одиночку?

Не так давно для Эмили было проблемой придумать пять способов умереть — теперь же в голове теснился целый миллион. Это оно, да? Счастье материнства? А как насчёт бесконечного, всё затмевающего ужаса? И непомерной ответственности, способной размозжить любой хребет?

… А серьёзно, если очередной дикий гуль выскочит на неё из тоннеля — у неё хватит сил его убить? Она же так толком и не привыкла к новому оружию, а ведь стрелять придётся наверняка, никакого ближнего боя, потому что даже крохотная царапина может…

— А ну-ка соберись, сука ты тупая, — процедила Эмили сквозь зубы, вытирая ребром ладони холодный пот со лба. Досчитала до тридцати, стараясь дышать ровно и размеренно. И пошла дальше.

Когда она добралась до «Фогги Боттом», её футболка была насквозь мокрой от пота, а бронежилет, по ощущениям, весил не меньше центнера. Но всё оказалось напрасно: Харона на станции никто не видел. А до Подземелья оставалось ещё два длинных перегона.

Скорее всего, Энтони был прав. Харон уже вернулся и ждёт её дома — ох и влетит же ей за эту ночную вылазку! Он долго будет ворчать, недели две, не меньше, шёпотом утешала себя Эмили, пока шла обратно — без фонарика, с пистолетом в дрожащих руках. Слёзы сами собой катились по щекам, и, чёрт возьми, здесь, в тоннеле, слезам было самое место. Эмили знала: потом она уже не сможет их себе позволить.

… Полумёртвая от усталости, она плелась обратно по набережной сквозь безветренную душную ночь.

Неподалёку от кладбищенских ворот что-то заставило её остановиться. Тело отреагировало раньше, чем сознание: Эмили вскинула «Кольт», обернулась и лишь тогда поняла, что именно её встревожило. Шорох в придорожных кустах.

— Выходи, — негромко проговорила она. — Считаю до трёх, ну!

Из сплетения веток высунулась грустная собачья морда. Псина не лаяла, не рычала, не пыталась напасть. Лишь тихонько, еле слышно поскуливала, будто жалуясь Эмили на что-то.

— А ведь я тебя знаю, — проговорила Эмили, опуская пистолет. — Ты из своры Энтони. Так?

Ответить собака, конечно, не могла. Но ответила — на свой лад. Медленно подошла к Эмили и ткнулась ей в бедро влажным носом.

— Ну, что ты… — Эмили нерешительно дотронулась до тёплой жёсткой шерсти на загривке. — Мне сходить посмотреть, да?

Псина развернулась и, поскуливая, полезла обратно в кусты. Луна вышла из-за туч, и только сейчас Эмили заметила тёмную, уже подсохшую лужу крови на асфальте. И поняла, откуда взялся тот раздражающий монотонный гул, который доносился из-за кустов — это жужжали мухи. Летом прятать труп сложнее, чем в холодное время года…

Задержав дыхание, Эмили отвела рукой ветку кустарника. Жужжание усилилось.

Мертвец лежал на дне придорожной канавы, наполовину погрузившись в илистую грязь. Наверное, сейчас Энтони не узнала бы и родная мать — кто-то выстрелил ему в лицо из дробовика. Но заляпанный кровью жёлтый дождевик, который Эмили видела ещё сегодня вечером, не оставлял ей сомнений. Увесистый кошель с крышками по-прежнему остался приторочен к поясу мусорщика: деньги убийцу не интересовали.

Эмили без сил опустилась на колени под горестный скулёж собаки, не в силах отвести взгляд от одинокой гильзы, закатившейся в трещину в асфальте.

У него не единственный дробовик на Пустоши, нет. Много кто пользуется таким оружием…

Эмили взвыла. Собака подошла к ней и осторожно ткнулась грязной мордой в плечо.

— Ну нельзя же так, дурочка, — проговорила Эмили бесцветным голосом. — Верить первому встречному…