Зов пустоты (СИ) - "Lone Molerat" - Страница 18

— Ещё немного — и выйдем к Арлингтонскому кладбищу, — голос Харона не вырвал Эмили из невесёлых мыслей, а вплёлся в них так же легко и естественно, как шум воды.

— А что, там очень страшно? — спросила она.

— Нет, — ответил гуль. — Там тихо. И очень спокойно.

Эмили запрокинула голову, глядя в темнеющее небо. Капли дождя падали на стёкла защитной маски, словно чужие слёзы.

— Надо же, и Ричардс сдох, — проговорила она негромко. — Ещё осенью, с ума сойти. Хотя ты, наверное, и сам всё слышал.

— Слышал.

— Чёрт, — Эмили поморщилась. — Вот ведь чёрт.

— Тебя это правда беспокоит? — Харон заглянул ей в лицо. — Что я могу узнать что-то лишнее? И — что? Испугаться и убежать?

— Нет, — сквозь зубы сказала она. — Просто всё это непередаваемо мерзко. Знаешь, я, может, и убила его, только чтобы он поскорее заткнулся и не вдавался в подробности. Что говорит обо мне много хорошего, правда?

— Эх, Эми, Эми, — он покачал головой. — Будем мериться неприглядными фактами биографии? Я ведь выиграю.

— Нужного уровня допуска я, наверное, никогда не получу, так что придётся мне поверить на слово, — проворчала она. И тут же поняла по его лицу, что говорить этого не следовало, но было уже поздно.

— Ну, хорошо, — медленно произнёс Харон. — Я убил свою жену. Сойдёт для начала?

Эмили уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Наверное, было за что, — проговорила она растерянно, не зная, что ещё сказать.

— Было, — кивнул он. — Но это не отменяет того факта, что я в своё время поклялся защищать её — и, как видишь, пережил на двести лет. Хотя этого тебе мало, так? Без подробностей не считается?

Она только и могла, что смотреть на него, онемев от ужаса и жалости.

— Чёрт, Эми. Я просто не знаю, что мне ещё нужно сказать и что — сделать, чтобы ты поняла наконец…

Он не договорил. Отвернулся, угрюмый и злой как дьявол, наверняка жалея о приступе откровенности. О том, что вот так, походя, разменял свою страшную тайну на слова утешения для глупой капризной девчонки.

Она вдруг поняла, что вряд ли сможет любить его сильнее, чем сейчас. И захотела сказать ему об этом — но проклятая мембрана переговорного устройства отсекала все интонации и подтексты, а снимать маску было так долго…

— Харон? — осторожно позвала Эмили.

— Что? — спросил он сердито.

— Ты выиграл.

На секунду воцарилась тишина.

А потом он засмеялся; через секунду присоединилась и она, отчётливо осознавая, как же непристойно их громкий хохот диссонирует со всей этой песнью упадка: иссечёнными дождём сумерками, покосившимися плитами надгробий…

— Ну не смешно же, — проговорила Эмили сквозь кашель — фильтры противогаза определённо пора было менять.

— Точно. Не смешно, — подтвердил Харон. Выпрямился — и неожиданно, притянув её к себе, обнял за плечи. — Идём, маленькая. Нам ещё ночлег искать.

*

Если вдуматься, вся Столичная Пустошь была гигантским погостом. Просто на руинах Вашингтона правила бал несправедливая, внезапная смерть, которая разом оборвала миллионы нитей судьбы, оставив мойр без работы. За два века дар покоя так и не снизошёл на искорёженные развалины столицы — достаточно было один только раз уловить их немой крик, чтобы никогда больше не слышать тишины.

А здесь, на Арлингтонском кладбище, небытие было в порядке вещей. Убаюканная танцем ивовых ветвей смерть дремала, обвившись туманом вокруг могильных плит, и лик её был печален и светел.

… Этот дом словно возник из дождя. Он стоял на холме, удивительно надёжный и гостеприимный на вид — как будто окружающая разруха его не касалась.

— Кому вообще пришло в голову селиться на кладбище? — проворчала Эмили, щурясь сквозь запотевшие стёкла маски на двухэтажный коттедж. Вопрос был риторическим, но, как ни странно, Харон ответил:

— Когда-то тут был дом генерала Ли.

— Главнокомандующего Конфедерации? — спросила Эмили. И порадовалась про себя, что успела прочитать первый том «Унесённых ветром». История не была коньком мистера Бротча, и из школьного курса Эмили вынесла о Гражданской войне примерно следующее: у одних были серые мундиры, у других — синие, ну, а закончилось всё Тринадцатой поправкой. Хотя кто знает — может, не в мистере Бротче дело. Может, от любой гражданской войны через четыреста лет остаётся один и тот же набор из обессмыслившихся лозунгов, перевранных песен и ненавидимого школьниками перечня дат и имён.

— Да, маленькая. Только кладбищем особняк оброс несколько позже. Сомневаюсь, что генерал Ли обрадовался, узнав, что в его саду хоронят солдат Союза, но в конце концов, он-то и был одним из главных поставщиков убитых янки.

— Так этому дому больше четырёх сотен лет? — недоверчиво спросила она. Ровно такими же коттеджами, разве что ещё более потрёпанными, были застроены северные предместья Вашингтона.

— Нет, этому — вполовину меньше, — терпеливо объяснил Харон. — Незадолго до Великой войны какому-то идиоту вздумалось поджечь особняк. Изнутри он выгорел полностью, вместе со всей музейной экспозицией. Восстанавливать его не стали. Снесли, а взамен построили этот дом для смотрителя кладбища.

— Вот лентяи.

— Возможно, они просто радикально разрешили для себя парадокс Тесея. Пришли к выводу, что даже удачная имитация не равняется тождеству, а значит, и смысла в ней нет.

— Ладно, а кто сейчас там живёт? — спросила Эмили, не отводя жадного взгляда от дома.

— Говорят, призраки.

— И только-то? — фыркнула она. — Звучит как приглашение.

— Лишь бы так решили только мы одни, — проворчал Харон.

Фонарик «Пип-боя» выхватил из темноты очертания гостиной: диван, часы на стене, лестница, ведущая на второй этаж… И — для разнообразия — никаких трупов. Мирная, спокойная тишина.

Повинуясь безотчётному порыву, Эмили щёлкнула выключателем справа от входа — и под потолком с недовольным треском вспыхнула лампа. Харон поморщился:

— Нас же видно снаружи.

— Пусть думают, что мы призраки, — она рассеянно взъерошила свалявщиеся от талька волосы. — Ладно, ладно, выключу.

— Посиди пока тут, — попросил Харон. — Я проверю подвал.

Дождь снаружи усилился. Зашуршал по крыше, забарабанил по стёклам. Удивительный тоскливо-уютный звук, к которому ей так и не удалось привыкнуть за (восемь месяцев, Господи, уже восемь месяцев) жизни вне Убежища.

Эмили села на диван. Привычно подтянула колени к подбородку, чтобы согреться — и поняла вдруг, что в этом нет необходимости. В Арлингтонском доме, пустом, насквозь промороженном, было тепло. Не то тепло, которое можно измерить по шкале Фаренгейта. Просто этот кладбищенский дом оказался живым, вот и всё. Он дремал неизвестно сколько лет, хранимый своей дурной славой, а теперь, разбуженный, спросонья недоверчиво вглядывался в гостей.

Эмили осторожно провела рукой по выцветшей обивке дивана — и поморщилась, увидев под ногтями засохшую кровь.

— Эми, ты только посмотри, что здесь! — донёсся из подвала удивлённый голос Харона.

Она сбежала вниз по рассохшимся ступеням — и оторопело уставилась на… алтарь, иначе не скажешь. Под огромным портретом Авраама Линкольна, надёжно закреплённым на стене, громоздились подношения: пыльные бутылки вина, фонари с электросвечами, книги, бумажные цветы.

— Тут, наверное, беглые рабы прячутся, — Харон задумчиво разглядывал инсталляцию. — Потому и дом в порядке.

— А почему они тут не живут? — рассеянно спросила Эмили, украдкой смахивая ниточку паутины с потолочной балки. — Хорошее же место.

— Я, наверное, должен сказать, что из дома с алтарём в подвале надо рвать когти, пока не поздно…

— Не говори, — попросила она.

— Ты хочешь остаться?

Эмили жалобно кивнула.

— Тогда останемся, — просто сказал Харон. Поставил рюкзак на пол и подошёл к ней.

— Здесь же небезопасно.

— Везде небезопасно.

Она уткнулась ему в плечо. Вдохнула знакомый запах — кожи, пота, пороха… Он сегодня был смертью. Оба они были.