Десятая жизнь (СИ) - Матлак Ирина - Страница 38

— Но это же… — выдохнула библиотекарша с таким видом, словно увидела перед собой настоящего дракона. Хотя кто эту грань знает? Может, драконы здесь встречаются чаще, чем камеры.

Повисла недолгая пауза, после которой Марта с тем же изумлением закончила:

— Фотоаппарат.

— Правильно, — обрадовавшись ее осведомленности, подтвердила я. — Собственно, мое предложение связано как раз с ним. Я бы хотела организовать небольшой бизнес…

Заметив, как исказилось ее кукольное лицо, я поспешно пояснила:

— Легальный. Никакого зелья, никаких проблем с зеррами и законом. Просто хочу проводить фотосессии и предлагаю вам принять участие в первой из них. С вас приятная внешность, с меня — идеи и фототехника. Съемку можем провести в любое удобное для вас время, но желательно либо ранним утром, либо вечером, тогда более благоприятный свет. Начать планирую у моря.

Если говорить простонародным языком, Марта обалдела. Серьезно, лучшего цензурного определения и не придумать. Ну да, не каждый день к тебе заявляется ликой, вооруженная фотоаппаратом, и предлагает бесплатно провести индивидуальную фотосессию!

— Х-хорошо, — наконец с запинкой согласилась Марта. — Только я… боюсь, не совсем понимаю, что от меня потребуется. У нас такого… никто не делает.

— Никто не фотографирует, ты хочешь сказать? — уточнила я и без перехода спросила: — Ничего, что на ты? Кстати, ко мне тоже можешь обращаться без всяких фамильярностей, просто Маргарита.

Если можно обалдеть в квадрате, то после моих последних слов именно это Марта и сделала.

Поскольку она оторопело молчала, разговор продолжила я:

— Почему такого никто не делает? Да, я знаю, что фотоаппараты в этом мире — редкость, но они ведь все-таки есть.

Взяв себя в руки, библиотекарша отмерла:

— Да, вы правы, фотосъемка — явление редкое, и простым людям она практически недоступна. Но вообще процесс фотографирования всегда происходит в специальных помещениях, к нему долго и тщательно готовятся. А еще, как говорят слухи, это очень изнуряюще, поскольку приходится долго стоять, не шелохнувшись. На природе, насколько мне известно, никто не фотографирует. Хотя я, конечно, могу ошибаться…

— Подожди-подожди… — осмысливая полученную информацию, удивилась я. — Ты говоришь, приходится долго стоять не шелохнувшись?

Марта кивнула, а я призадумалась. Неужели здесь в ходу только старые модели фотоаппаратов? Можно сказать, прародители нынешних. Те, в комплекте с которыми обычно шла фраза «Смотри, сейчас вылетит птичка!» Странно… Федя вроде говорил, что фотоаппараты здесь периодически подзаряжают. Или он имел в виду технику в общем, а про фотоаппараты додумала я сама? Старые модели же ни в какой зарядке не нуждаются… А-а, и ладно! Какая разница? Как бы то ни было, чем меньше конкуренция, тем для меня лучше! Это вам не та грань, где в каждом городе «фотографов» пруд пруди, и называет себя таковым каждый, впервые взявший в руки камеру…

В итоге о фотосессии мы с Мартой все-таки договорились. И если сперва я опасалась, что она согласилась на съемку исключительно из страха передо мной, то к концу разговора я абсолютно ясно видела испытываемый ею интерес. Значит — сработаемся.

Как и собиралась, я вознамерилась посетить кафе, чтобы запоздало позавтракать, но попавшийся мне по пути магазинчик несколько скорректировал планы. Желая увидеть новые места в Морегорье, я специально пошла до кафе другой, более длинной дорогой. Наверное, неказистый с виду магазин, ознаменованный местами проржавевшей, поскрипывающей на ветру вывеской, я бы даже не заметила, не выйди из него посетитель. Этот самый посетитель — обладатель трех подбородков и внушительного пуза, о чем-то задумавшись, едва не сбил меня с ног и, пробормотав скупые извинения, кажется, даже не заметил, что столкнулся с ликой.

Именно это столкновение и вынудило меня задержаться, а невольно прочитанное название на вывеске — войти внутрь. Это был магазинчик всякой антикварной всячины. Продавец — ничем не примечательный мужчина средних лет в безразмерном клетчатом пиджаке при моем появлении как будто уменьшился в размерах и спрятался за кассовым аппаратом. К слову, именно кассовый аппарат стал первым, на что я обратила здесь внимание, — прежде в Морегорье мне ничего подобного видеть не доводилось.

Я всегда питала особую слабость к магазинам, где продавалась всякая не очень нужная, но милая сердцу мелочовка. Разнообразные предметы декора, красивую посуду, статуэтки и часы я могла рассматривать бесконечно долго. Хотя покупала что-то подобное редко, предпочитая не захламлять свою квартирку.

Среди товара взгляд выцепил и откровенную рухлядь, и любопытные вещицы, и настоящие сокровища. Ко вторым можно было отнести нечто наподобие китайских колокольчиков, отзывающихся мелодичным перезвоном при малейшем сквозняке; красивые подставки для чая и миленькие диванные подушечки, украшенные ручной вышивкой. А вот к последней категории, то есть к сокровищам, я с ходу отнесла стационарный телефон — черный, с массивной ручкой, такой бы причислили к антиквариату даже по ту грань!

— Ничего себе! — Не сдержавшись, я чуть ли не присвистнула и тут же обратилась к продавцу: — Скажите, уважаемый, почему такая ценность продается в вашей… не самой популярной лавке?

Опасливо выглянув из-за кассового аппарата, продавец с заиканием произнес:

— Так не ценность это, госпожа ликой. Перегорел прибор этот. Столько раз его заряжали, что срок эксплуатации вышел.

Оп-па-па… это что же получается, магия, которой подзаряжают разные устройства, их со временем в негодность приводит?

Когда я спросила, сколько же раз нужно использовать «заряд», чтобы прибор перегорел, продавец ответил, что бывает по-разному, в зависимости и непосредственно от самого прибора, и от качества используемой магии. Мне, видимо, из пиетета и страха перед моей кошачьей особой, прочитали подробную лекцию, вывалив уйму информации. К слову, заикался продавец постоянно и сильно, из-за чего иногда понять его было довольно-таки проблематично.

В общем, в итоге я пришла к выводу, что при любом раскладе мой фотоаппаратик протянет как минимум полвека — уже неплохо. Собственно, он и при обычной эксплуатации вряд ли бы прожил дольше.

Параллельно со слушанием лекции я продолжала исследовать представленный в магазине товар. Многие вещи были навалены друг на друга, ютились в неприметных уголках, и чтобы рассмотреть их, требовалось поднапрячься.

Что именно меня привлекло в дальнем углу, где сгрудились кресло, колченогий столик и пара ваз, я поняла не сразу. Среди этой темной мешанины выделялось нечто зеленоватое, наполовину скрытое черной тряпкой. Приблизившись, я отдернула ее и беззвучно ахнула. Даже почти поверила, что мысли материализуются, поскольку думала о представшем передо мной транспорте буквально час назад.

Передо мной стоял… мопед. Старенький, запыленный, его некогда яркая краска выцвела, потрескалась и местами облупилась. И все же это был мопед. С ума сойти!

— Сколько? — с ходу спросила я, глядя на сие чудо влюбленными глазами.

Не то торговец растерялся в моем присутствии, но то у него напрочь отсутствовало умение рекламировать и продавать — тогда неудивительно, что покупателей в этом магазинчике немного. Вместо того чтобы нахваливать мопед и даже завысить цену, заметив восторг в глазах покупательницы, он замахал руками и зачастил:

— Это ж совсем рухлядь бесполезная, госпожа ликой! Уж сколько лет сбыть его не могу. У него-то срок эксплуатации еще не вышел, но это оттого, что никакая магия его, заразу, не берет! Потому и сбыли мне по дешевке, да так он тут и простаивает, место только занимает…

Думаю, не нужно пояснять, что «зачастил» и «заикаясь» — сочетание просто убийственное. Не в силах больше это выслушивать, я нетерпеливо и с нажимом повторила:

— Сколько?

Заикающийся и млеющий субъект резко осекся. Замер на пару секунд, после чего махнул рукой: