Десятая жизнь (СИ) - Матлак Ирина - Страница 78

— Посмотри на это поле, Йен Трейнар Лиан Лафотьер. — Она сделала широкий жест рукой. — Ты знаешь, что случилось здесь пятьсот лет назад. Мои дети страдали здесь, подвергались пыткам, умирали. Их боль и ярость были так сильны, что повисли на их душах якорем, до сих пор привязывающим их к этой земле и не дающим уйти в Немирин. Только прислушайся. Вы оба прислушайтесь и услышите их голоса.

Мне и прислушиваться не требовалось. Как и в прошлый раз, я ощущала их присутствие. Улавливала негромкие стоны и безмолвный плач.

Судя по тому, как напрягся и стиснул кулаки Йен, он тоже услышал.

— В тебе течет кровь того, кто сделал это с ними, — продолжила Ликоой. — Хочешь того или нет, ты наследник его силы. Один из сильнейших темных магов своего времени. Ты должен умереть. Здесь, на этом же месте. Добровольно отдав жизнь во имя спасения душ тех, кто заслужил долгожданную свободу и покой.

— Что? — тихо выдохнула я и, наплевав на то, кто передо мной, возмутилась: — Что за бред? С какой стати он должен умирать? Как будто на этой земле и так пролито мало крови! Что еще за провоцирование суицида?!

— Мы с Маргаритой связаны. — В отличие от меня, Лафотьер оставался спокоен. — Умру я — умрет и она.

— Эта связь начала ослабевать, когда вы оба пришли на мой остров, — возразила Прародительница. — А когда Акира ушла из сознания Маргариты, исчезла вовсе. Маргарита останется жить.

Я ожидала, что сейчас Лафотьер усмехнется в своей обычной манере и скажет, что не собирается умирать из-за каких-то незнакомых ему ликоев. Или просто развернется и уйдет, послав Прародительницу куда подальше.

Поэтому его следующие слова заставили меня не в первый раз усомниться в здравости собственного рассудка:

— Хорошо. Я согласен.

Чего?! Он что, и в самом деле хочет помереть?!

— Не смей! — шокированная до глубины души, воскликнула я.

— Не встревай, Маргарита, — как никогда серьезно и твердо велел Лафотьер. Сейчас его источающий властную решимость облик производил впечатление даже большее, чем Ликоой. — Это только мое дело. Мой долг.

«Долг? Да какой к чертям собачьим долг?!» — хотелось крикнуть мне, но ошарашенная происходящим, я не смогла больше выдавить ни слова.

Хорошо быть эгоистом. Так просто и легко. Не нужно думать о ком-то другом, переживать. А значит, не нужно бояться потерять. И жертвовать собой во благо сотен потерянных из-за деяний твоего предка душ не нужно тоже.

Я ведь всегда была эгоисткой. В меру, но все-таки. И Йен Лафотьер, как мне казалось, тоже. Отчего же он сейчас, отдав кулон с частицей силы Прародительнице, медленно входит в воду? И отчего я в эту самую минуту думаю о том, что уж лучше бы мне требовалось принести эту жертву?

Он не попрощался со мной. Не сказал напоследок ни слова. Просто уходил, растворялся в соленой алой воде… а я смотрела на него в каком-то тупом оцепенении и в который раз за последние бесконечно долгие дни не верила, что это реально. Что на небе сияет солнце, тихо проплывают облака и где-то этим совершенно обычным утром люди идут на работу. Открываются уютные кофейни, откуда тянет приготовленной к завтраку выпечкой, где-то на заборе умывается кот и в отделении зерров шуршит бумагами вечно недовольный секретарь… Что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Кто-то умирает, но тут же кто-то рождается, и все снова идет по неизменному кругу.

Одна жизнь в обмен на множество других.

Такой ли равноценный это обмен, как может показаться на первый взгляд? И так ли это справедливо?

Я продолжала смотреть в удаляющуюся спину.

Шумел прибой. Ветер развевал длинные светлые волосы…

«Предатель», — вспомнилась не моя, чужая мысль.

Но предателем был Риаг. А Йен… он… он…

«Люблю», — уже моя, стрелой пронзившая мысль разбила оковы оцепенения и заставила стремглав сорваться с места. На всей скорости пронестись по красным макам, забежать в воду, забыв обо всех своих фобиях, догнать темного мага и крепко-крепко обнять его за пояс, вынуждая остановиться. Прижаться к нему изо всех сил, словно желая вобрать в себя. И, сбиваясь с крика на шепот, судорожно проговорить:

— Нет, Лафотьер, если ты умрешь — я тоже умру, и связь тут ни при чем! Просто возьму и пойду следом за тобой, а плавать я не умею! Так что знай, если ты решишь покончить жизнь самоубийством и даже если тебе удастся спасти души заточенных здесь ликоев, на твоей совести все равно будет еще одна смерть!

Он на некоторое время замер, а потом резко развернулся и, схватив меня за плечи, вопросил:

— Почему? Почему Маргарита?!

— Не напрашивайся на признание в любви, — делано проворчала я, хотя этими словами, по сути, в ней и призналась. — Я знаю, что ты любил Акиру. И ко мне что-то испытывал только потому, что принимал меня за нее. Но… наверное, я дура последняя, но все равно не хочу тебя терять.

Я отвернулась, опустив глаза в плещущуюся красную воду. Нас качали морские волны, легко подбрасывали, и если бы не удерживающий меня Йен, я бы давно оказалась или снесена к берегу, или погребена в морской пучине.

— Ты не дура, Марго. — Не только его обращение ко мне прозвучало по-новому. Изменилась сама интонация, в которой звучало нечто очень похожее на нежность. С таким чувством он со мной еще не говорил.

Заставив вновь на него посмотреть, поймал мой взгляд и произнес:

— Акира — часть моего прошлого. Я не живу прошлым днем. Да и то чувство к ней давно умерло. Я полюбил тебя.

Похоже, мой чуткий слух все-таки дал сбой. Я ведь не могу этого слышать? Не могу, правда? Не может этот временами холодный, временами язвительный и вспыльчивый темный маг признаваться мне в любви!

— Знаешь, если ты сейчас все-таки суициднешься, мне придется найти другого темного мага, — не отводя глаз, пригрозила я. — С той целью, чтобы он поднял тебя в виде зомби и ты еще раз повторил то, что сказал сейчас.

Лафотьер издал негромкий смешок, окончательно разрушив всю пафосность и претенциозность момента. А потом склонился ко мне и поцеловал.

Этот поцелуй был с привкусом соли, сладостью маков и легкой горчинкой прошлого, которая вскоре окончательно исчезла, растворившись в новом, связавшем нас чувстве. И связь эта была посильнее всяких ритуалов, призывающих фамильяров.

— Кхм-кхм, — внезапно раздалось позади деликатное покашливание.

Нехотя прервав поцелуй, я обернулась, и Йен тут же, обнимая, привлек меня к себе. Должно быть, со стороны эта сцена смотрелась забавно: мы, по пояс стоящие в воде, и Ликоой, взирающая на нас с берега поблескивающими аметистовыми глазами.

— Подойдите, — велела она и, поскольку мы этот приказ исполнять не спешили, миролюбиво добавила: — Идите-идите, я не кусаюсь… разве что иногда. И, Маргарита, не нужно на меня так смотреть, не буду я убивать твоего ненаглядного!

Вечно в море не простоишь, поэтому волей-неволей выходить на берег пришлось. Позиции изменились, суть — нет. Ликоой все так же взирала на нас, переводя взгляд с одного на другого.

— Я готов умереть, — сказал Лафотьер, крепче меня обнимая. — Обещаю прийти сюда в глубокой старости, чтобы вернуть долг. Эти души уже ждут пятьсот лет, думаю, потерпят еще одну сотню.

— Не потерпят, — возразила Прародительница и, улыбнувшись, указала жестом на поле: — Смотрите!

Над алыми маками взлетали маленькие и круглые, взмывающие в лазурную высь огоньки. Поднимаясь, они медленно рассыпались на сверкающие частицы, и еще недавно звучащие здесь голоса затихали, лишая это место ореола долгой скорби.

— Но как? — вырвалось у изумленной меня.

— Они наконец-то свободны, — с глубоким внутренним наслаждением выдохнула Ликоой. — Многие только говорят красивые слова о готовности принести себя в жертву, играя в благородство. Но ты, Йен, был готов умереть по-настоящему. Умереть ради ликоев. И отказался от смерти тоже ради ликой. — Она перевела взгляд на меня. — Вы двое — мост к новой жизни, ожидающей эту грань. В прошлом между магами и ликоями было достаточно войн и боли, нора перешагнуть этот этап. Это ваше предначертание. Вы двое обладаете огромной, поистине великой силой.