Игра в «Потрошителя» - Альенде Исабель - Страница 37
- Предыдущая
- 37/95
- Следующая
— Что миссис Эштон имела достаточно мотивов, чтобы избавиться от мужа, и в придачу в ее распоряжении был парень, который мог ей в этом помочь.
— Полагаешь, Айани способна убить мужа током, используя тайзер?
— Нет, она скорее подложила бы ему в постель эфиопскую змею. Но полагаю, что Галанг Толоса забыл упомянуть об одной детали.
— Какой?
— Что они с Айани — любовники. Минуточку, шеф, не перебивайте меня! В отношениях этих двоих много оттенков, они сообщники, они доверяют друг другу, она ему протежирует, и он, должно быть, единственный мужчина, который знает ее до последней клеточки и способен доставить ей сексуальное наслаждение.
— Господи Исусе! Какие извращения тебе приходят в голову!
— Мне-то их приходит в голову мало, а вот у Галанга наверняка обширный репертуар. Хотите, я вам точно объясню, какого рода обрезанию подверглась Айани в восемь лет: ей удалили половые губы и клитор. Это не секрет, она сама об этом говорила. Могу достать видео, сами увидите, что вытворяют над девочками с помощью выщербленного ножа или ржавого лезвия, причем без анестезии.
— Нет, Петра, это не обязательно, — вздохнул Боб Мартин.
Февраль
Четверг, 2 февраля
К многочисленным обязанностям Блейка Джексона добавилась Спаси-Тунца, кошка, которую Кэрол Андеруотер подарила его внучке и с которой было немало хлопот, хотя он и должен был признать, что зверюшка скрашивала одиночество, как и предсказывала Элса Домингес. Аманда назвала ее в честь Спаси-Тунца, невидимого дружка из ее детства, и никому в семье не казалось странным, что киска и вправду питается тунцовыми консервами.
— Как там Спаси-Тунца, дедушка? Я по ней очень скучаю, — сказала Аманда.
— Дерет когтями мягкую мебель.
— Не важно, мебель все равно старая. Как твоя книга?
— Пока никак. Обдумываю твою идею насчет детектива.
— Я сама сегодня над этим думаю, — призналась внучка. — Мы изучаем ауто сакраменталь[3]. Знаешь, что это такое?
— Понятия не имею.
— Моральная драма, форма средневекового театра, нравоучительная аллегория про борьбу добра и зла. Добро всегда побеждало, но самым интересным оказывалось зло, потому что без порока, греха и коварства ауто сакраменталь не привлекало публику.
— Какое отношение это имеет к моей книге?
— Формула детектива очень похожа. Зло воплощено в преступнике, который бросает вызов правосудию, проигрывает, получает наказание, добро торжествует, и все довольны. Понимаешь?
— Более или менее.
— Ты, дед, слушай меня. Будешь придерживаться формулы, и у тебя все получится. Я потом тебе дам еще парочку советов, а теперь приступим к «Потрошителю». Ты готов?
— Готов. До скорого, — сказал дед и повесил трубку.
Чуть позже игроки расселись перед компьютерами, и распорядительница начала сеанс.
— Отложим пока Стейтона и супругов Константе и сосредоточимся на Ричарде Эштоне. У Кейбла есть для нас новости. Тебе слово, сыщик.
— В ночь убийства Ричарду Эштону вырезали на груди свастику — вращающийся крест, символ, который встречался во многих культурах во все времена, от ацтеков до кельтов и буддистов, но прежде всего ассоциируется с нацистами…
— Мы это знаем, Кейбл, — перебила его внучка.
— Я прочел это в отчете Ингрид Данн. Папа Аманды, то есть инспектор Мартин, дал мне письменное разрешение работать в архиве убойного отдела над делами супругов Константе и Эда Стейтона; предъявив ту же бумагу, я попросил дело Ричарда Эштона, и мне его выдали. По мнению Ингрид Данн, свастику вырезали скальпелем номер одиннадцать с треугольным лезвием. Это распространенный инструмент, его легко достать, он используется для прицельного рассечения тканей и для надрезов под прямым углом. Рисунок очень четкий, — возможно, автор использовал какой-нибудь шаблон.
— В газетах об этом не писали, — заметил сэр Эдмунд Паддингтон.
— Инспектор придержал информацию, это туз в рукаве, такие сведения помогают вычислить убийцу, их не следует раскрывать раньше времени. Когда тело нашли, свастику никто не видел, на Эштоне были футболка, рубашка и кардиган; ее обнаружили в морге, когда труп раздели.
— На одежде не было крови? — спросила Эсмеральда.
— Надрез был относительно поверхностный, и его нанесли через какое-то время после смерти. Мертвые тела не кровоточат.
— Где именно ему вырезали свастику?
— Судя по фотографии, наверху, над грудиной, — ответила Аманда.
— Убийца должен был снять с него кардиган и рубашку, иначе он не смог бы вытащить руки Эштона из рукавов футболки, чтобы завернуть ее на шею и вырезать символ на верхней части груди. Потом тело пришлось заново одевать, — заметил Шерлок Холмс.
— Свастика — это послание, — заявила Аманда.
— Кому были известны привычки Эштона, кто знал, что он ночует в кабинете? — спросила Эсмеральда.
— Только его жена и управляющий, — пояснила Аманда.
— Айани не стала бы вырезать свастику на теле мужа, хотя бы и мертвом, — рассудила Абата.
— Почему нет? Она могла это сделать, чтобы запутать следствие. Я бы так и поступила, — возразила Эсмеральда.
— Ты — цыганка, ты на все способна. Но настоящая дама никогда бы этого не сделала — ей было бы противно; к тому же ей не хватило бы сил, чтобы ворочать тело. Это, наверное, слуга, — заверил Паддингтон в духе своего персонажа, убежденного мачиста.
Все посмеялись над такой классической разгадкой — виноват дворецкий — и тут же обсудили возможность преступления на идеологической почве: у Эштона была репутация нациста. Шерлок Холмс провел параллель с Джеком Потрошителем, который увечил жертвы скальпелем.
— Одна из догадок относительно знаменитого лондонского убийцы — что у него были знания по медицине, — напомнил он.
— Я бы не стал на это полагаться. Не нужно быть врачом, чтобы вырезать несложный символ с помощью шаблона и скальпеля. Это очень просто, с этим и женщина справится, — заявил сэр Эдмунд Паддингтон.
— Не знаю… мне что-то приходит в голову, какое-то видение, предчувствие… Думаю, три дела, которые мы расследуем, каким-то образом связаны между собой, — проговорила Абата: от недоедания у нее случались галлюцинации.
Время истекало, и Аманда завершила сеанс, дав задание поискать возможные связи между делами, как предложила Абата. Вдруг речь идет не о кровавой резне, предсказанной Селестой Роко, а о вещах куда как более интересных — серийных убийствах.
Суббота, 4 февраля
У Боба Мартина был ненормированный рабочий день: бывало, что он и по двое суток не ложился спать. Для него не существовало ни праздников, ни отпусков, но он исхитрялся проводить с Амандой как можно больше времени в те выходные, когда наступала его очередь принимать дочку у себя. В такие недели бывший тесть в пятницу вечером, после того как она поужинает с матерью, завозил девочку к нему на квартиру или в офис, а в воскресенье забирал и отвозил в интернат, если самому Мартину было некогда. Он развелся пятнадцать лет назад и за это время столько раз ездил с дочкой на место преступления, когда не с кем было ее оставить, что вся полиция Сан-Франциско знала ее в лицо. Если и была у девочки какая-то подруга, то не иначе как Петра Хорр: от помощницы можно было выудить информацию, которую отец скрывал. По мнению Индианы, в болезненном интересе к преступлениям, какой проявляла дочка, был всецело повинен он; Боб, однако, полагал, что тут имеет место врожденное призвание: Аманда в конце концов станет адвокатом, следователем, полицейским или в худшем случае преступницей. Будет одерживать победы по ту или другую сторону закона. В эту субботу Мартин дал ей поспать подольше, сам тем временем позанимался в спортзале и заскочил в офис, а в полдень повез Аманду в ее любимое место, кафе «Россини», где напичкал углеводами и сахаром. В этом их с Индианой взгляды тоже расходились.
- Предыдущая
- 37/95
- Следующая