Линия раздела (СИ) - Янковский Дмитрий Валентинович - Страница 32

-- В тебе очень много от настоящего отца. – Мама вздохнула. – Я даже не знаю, хорошо это, или плохо. Он был таким же бескомпромиссным, делил все на черное и белое, зло считал всегда абсолютным злом, а добро возводил в ранг абсолютной добродетели. Он не видел полутонов, и это, во многом, его погубило. Он не берег себя, он превращал себя в топливо для костра, от которого грелись другие. Этого тепла с лихвой хватало и мне, и тебе, маленькому, и всем окружающим. Только ему самому не хватало. Вот он и выгорел весь. Даже то, как он погиб, можно назвать закономерным финалом его биографии.

-- Поэтому друзья сделали ему надгробие в виде факела?

-- Да. Но жизнь, Кирюша, даже если ее без оглядки делить на черное и белое, как делал твой настоящий отец, все равно подчинена балансу между этими силами, понимаешь? Чтобы постигнуть существование света, необходимо увидеть тьму, иначе свет просто не с чем сравнить, свет будет тогда просто обычным состоянием, он перестанет быть светом, если не воспринимать его на фоне тьмы.

-- Неправда! – горячо возразил Кирилл. – Свет всегда останется светом! Даже когда его не с чем сравнивать! Именно свет, мама, как раз и должен быть нормальным состоянием мира. Мы терпим тьму и зло лишь потому, что пока не в силах ее победить. Она ни для чего не нужна, пойми. Это не есть необходимое состояние мироздания. С ним можно и нужно бороться!

-- Ты в точности как отец. И поэтому мне за тебя иногда бывает страшно. Вот и сейчас страшно Я боюсь, что из этого отцовского рвения ты наделаешь глупостей, и погибнешь раньше меня. Ты не представляешь, как сильно я этого боюсь! Я с трудом пережила смерть отца. Я собственной смерти боюсь в миллион раз меньше, чем потерять тебя. А ты постоянно заставляешь меня думать об этом.

-- Чем? – поразился Кирилл. – Тем, что не хочу ни под кого прогибаться? Ни под законы нашей ротожопой, как выразилась вчера Рита, цивилизации, ни под прихоти отца, ни под воцарившиеся в нашей семье элитарные предрассудки?

-- Значит, выпивал ты вчера с Ритой, а не с солдатами. – мама облегченно вздохнула.

-- Вот! Тебя это радует! Да, мы выпивали с Ритой, Андреем и Владом. А если бы с солдатами, тебя бы это огорчило. Так?

-- Да. Но не по той причине, Кирюша, о которой ты думаешь. Вот совсем не по той.

-- Ну поясни. Я буду рад думать о тебе хорошо. Потому что своим выпадом на солдат ты меня расстроила. Правда. Мне и так после вчерашнего не очень хорошо, а тут еще смотрю на тебя, а вижу... Твоего мужа.

Кирилл впервые назвал полковника Рощина не отцом, как все привыкли, а мужем мамы. Он невольно запнулся, испытав что-то похожее на испуг. Словно от этого изменения само Мироздание могло дать трещину.

-- Извини, – тут же произнес он.

Мама не ответила. Она взяла открытую банку с консервами и ложкой, в три приема, выгребла ее содержимое в тарелку. Кирилл понял, что перегнул палку. Ему ничего не оставалось, кроме как тоже взяться за еду. На нее противно было даже смотреть, но, пересилив себя и сделав первый глоток, он сразу почувствовал себя лучше.

-- Я поясню, -- негромко произнесла мама. – Честно говоря, я не хотела этого разговора. Я бы предпочла, чтобы все развивалось само собой. Но как вышло, так вышло. Да и все к лучшему. Как бы оно само развивалось, неизвестно. А так ты будешь знать, какого развития хотела бы я. И, возможно, это повлияет на принимаемые тобой решения.

-- Хорошо. – Кирилл взял металлическую кружку с горячим чаем, и осторожно сделал глоток.

-- Буду честна с тобой. Я не жду от жизни в бункере ничего хорошего. Нас сюда пригнал страх. И он же будет тут всю жизнь управлять нами.

-- А за стенами разве не страх? – удивился Кирилл.

-- За стенами, как и всегда в реальном мире, ничего не предначертано. Жизнь – это всегда набор шансов, часть из которых мы реализуем, а часть упускаем ввиду ряда причин. Чем реальность отличается от книги? Сюжет книги выстроен автором, он предначертан, и всему быть, как пожелает автор. Хорошо, ли плохо ли – зависит только от автора. А в жизни нет. Жизнь постоянно, ежесекундно, предоставляет нам целый набор из шансов. И реализовать можно любой, сделав жизнь такой, как тебе нужно, а не кому-то другому. Но тут, в бункере, будет как в книге. И автором всех сюжетов хороших или плохих, будет руководство вообще, и начальник гарнизона в частности. А он не показался мне хорошим человеком, если честно. Мне показалось, что на этой службе он развил колоссальный комплекс неполноценности. Ну сам подумай, каково служить в полковничьей должности в такой дыре, как полузаброшенный старый бункер, который, скорее всего, вообще никому никогда не понадобится? И вдруг все поменялось. Бункер превратился в пуп мира, а Измайлов в пуп этого бункера. Я не уверена, выдержала бы моя психика в такой ситуации, а уж психика, подорванная комплексом неполноценности, сломается наверняка. Тут ни у тебя, ни у твоих сверстников не будет никаких шансов. Никаких, ты меня понимаешь?

-- Не совсем, -- признался Кирилл. – Разве жизнь в любом государстве, чем-то отличается от порядков в бункере? Разве правители всех мастей, от королей, до вождей первобытных племен, не водят свои народы, как козу на веревке? Разве они не диктуют нормы морали через религиозных деятелей?

-- В том и дело, что ты прав, -- спокойно ответила мама. – До катастрофы жизнь в любой стране была похожа на жизнь в бункере, которая нам всем предстоит. Ну, народу там было побольше, разных вариантов человеческой участи. Но суть, ты прав, та же самая. Я же говорю о том, что теперь мир изменился кардинально. И теперь там, за стенами, некому диктовать свою волю. Там, за стенами, каждому человеку будет дан полный набор шансов. И только сам человек, проявляя личные качества, сможет те или иные шансы реализовать. А здесь нет. Тут все останется, как было раньше, только приобретет еще более уродливые формы из-за съёжившегося масштаба.

-- И что ты предлагаешь? – спросил Кирилл, чувствуя, как у него мурашки пробежали по коже. – Бежать из бункера? Да там же верная смерть! Ты меня, своего сына, на нее толкаешь? Что у тебя в голове? Для этого ты хотела меня познакомить с ребятами?

-- Не повышай голос! – попросила мама. – Нас могут услышать!

-- Хорошо. – Кирилл умолк и принялся за еду.

Но у него ложка в руках дрожала. Он вдруг с сокрушительной очевидностью понял, что его мама, милая, родная мама сошла с ума. И что с ней совершенно бессмысленно спорить, что-то ей доказывать. Лучше соглашаться со всем, чтобы не перевести ее тихое сумасшествие в какую-то другую форму, возможно, буйную. И тогда ее могут принудительно изолировать, или даже убить.

У Кирилла в носу защипало от подступивших слез. Он изо всех сил попытался сдержаться, но не получилось, и пара горячих капель все же скользнули по щекам и упали в тарелку. Кирилл стараясь не привлечь маминого внимания смахнул их рукавом.

Это было страшно. Казалось, всей семье удалось вырваться из ужаса за стенами бункера, казалось, всем удалось добраться до безопасного места. Без потерь. Но вышло не так. Потери были. Психика мамы не выдержала навалившегося на нее ужаса и надломилась. Кирилл даже понял, когда именно это произошло. В тот миг, когда мама закричала и потеряла сознание. Очнулась она уже другой. Просто это не сразу стало заметно.