Толстолоб (ЛП) - Ли Эдвард - Страница 45

- Боже, ну, вы и засранец!

Александер закурил сигарету и рассмеялся.

- Это так, детка. Я - засранец. Засранец - это мое второе имя. А хочешь знать, какое твое второе имя? - На мгновение ей показалось, будто он может ударить ее. - Твое второе имя - "наркоша". С этими словами он ударил по тормозам, и машина с визгом остановилась у залитой солнцем обочины. - Зуб даю, ты носишь это дерьмо с собой, не так ли? Отдай его мне. Где оно?

В горле у нее перехватило так, что она едва могла говорить.

- Я... Я... Я..

- Что "я... я... я"? - взревел он.

- У меня нет с собой!

- ЧУШЬ!

- Нет! Клянусь! Я употребила все вчера вечером! Я просто говорю вам, что чувствую!

Он посмотрел на нее с таким презрением, что ей показалось, что она может высохнуть прямо там, на автомобильном сидении, словно маленькая лужица на солнце.

- Просто держи рот на замке до конца поездки, - повторил он, и снова выехал на дорогу. - Иначе вышвырну тебя из машины, и будешь добираться автостопом до Вашингтона, Люнтвилля, Кокс-сити или куда там еще ты хочешь перетащить свою жалкую, обдолбанную задницу. Только не говори! Не говори мне ни слова! - Он откинулся за рулем.

- Потому что я не разговариваю с "наркошами".

3

Было очень жарко и влажно. Как она выдерживает делать это каждый день! - спросила себя Чэрити. Я на тридцать лет моложе нее, и уже не могу выносить это.

Жарко было даже на тенистых лесных дорожках. Жара была почти осязаемой. Чэрити сердито отмахивалась от комаров и москитов, жужжащих возле лица и рук. Ее легкое летнее платье взмокло почти моментально. Казалось, все тело истекало потом. Он капал с бровей на щеки.

Но она продолжала шагать вперед, любопытство искушало ее, как псевдолюбовники, снившиеся ей прошлой ночью. Под сандалиями хрустел кустарник. Пятна солнечного света, проникающие сквозь деревья и напоминающие сияющие мазки кисти, вели ее все дальше.

С Джеррикой что-то не так, - подумала она, пытаясь отвлечься от удушливой жары. Но это невозможно было отрицать. За завтраком Джеррика ничего не ела. Вместо этого она просто сидела и еле заметно подрагивала. Она не могла быть так расстроена из-за Гупа. Чэрити знала, что она боится встретиться с ним, после того короткого перепиха. Так в чем же дело? В священнике? Надеюсь, что нет, - подумала Чэрити. Хорошо, во время поездки Джеррика открыто призналась в своих диких сексуальных желаниях, чем очень удивила ее, но даже неисправимая нимфоманка должна была знать, что нет никакого смысла желать священника.

Затем мысли у нее в голове словно сделали сальто. Полицейский, - вспомнила она. Убийства... Но было глупо беспокоиться об этом. Как сказал офицер, это было просто предостережение. Она представить не могла, что убийца из всех мест выберет именно Люнтвилль. Это - абсурд. Просто я сейчас рассеянная, - подумала она. Мне жарко.

Когда она прошла по тропе, казалось, несколько миль, влажный лес перед ней расступился. Несмотря на жару, вид раскинувшегося перед ней залитого солнцем кладбища был потрясающим. Дикие травы покачивались на теплом ветерке. Шевелились зонтики дикой моркови. Чэрити направилась прямиком к могиле матери. Печально посмотрела вниз, сложив руки. Надпись на простом, поблекшем камне гласила: СИССИ. Моя мать. Сестра Энни. Она застрелилась из дробовика, после того, как при взрыве на шахте погиб отец Чэрити. Энни рассказала ей все. Хотя это было странно, вот так стоять здесь, над могилой собственной матери, женщины, которую она никогда не знала.

Покойся с миром, мама, - мысленно произнесла она.

Затем Чэрити двинулась дальше. Она пришла посмотреть не только могилу своей матери. Ей не давало покоя воспоминание о вчерашнем дне. Очень странное воспоминание. После того, как Тетушка Энни возложила цветы на могилу Сисси, она попросила Чэрити подождать ее у леса. И Чэрити видела, куда пошла тетя со вторым букетом цветов.

К другой могиле в дальнем конце кладбища.

Чья же она? - подумала Чэрити. Чья?

Дальний угол находился за пределами фактических границ кладбища. Чэрити пошла по памяти и сразу оказалась на месте. Она поняла, что это та самая могила, по цветам, которые ее тетя оставила вчера - перевязанный бечевкой букет из ее сада. И вот они.

Чэрити смотрела на цветы, прикрыв глаза от солнца.

Они уже высохли, при такой жаре. Сама могила выглядела очень строго. Она была крошечной. И...

            очень странной.

Совершенно пустое надгробие.

Старое и выветренное. Но на закругленной поверхности не было никакой надписи.

Хотя...

Чэрити опустилась на колени. Что-то там все-таки было? У самой травы?

Она прижала траву к подножию камня. Прищурилась, затем прижала еще сильнее. Ее пальцы нащупали... что-то.

Но оно было слишком глубоко!

Чэрити снова встала, ухватилась за плиту обеими руками в твердом желании выяснить, что там такое. Никто же не увидит, верно? Это - семейное кладбище, и кто придет сюда в такой жаркий день? Только я, - подумала она и едва не рассмеялась.

Она попыталась раскачать камень. Сперва он не шевелился, но потом...

Да!

... стал потихоньку поддаваться. Потом чуть сильнее, затем... еще сильнее.

Вскоре камень свободно болтался в земле.

Отлично, - подумала Чэрити, взмокшая от пота, и, тем не менее, полная решимости.

Она потянула камень вверх, и...

            Уххххх!

Тот, вырвавшись, упал на землю.

4

Не нужно было мне ездить, - подумала она. Она держала голову опущенной так долго, что у нее затекла шея. Нужно было остаться дома с Чэрити, поработать над статьей, например...

Александер припарковал "Мерседес" за небольшим унылым комплексом кирпичных зданий, который, как она догадалась, являлся епархиальным центром. Джеррика мало что знала о Ричмонде, и вряд ли когда-либо здесь была. Они проехали мимо нескольких гетто, мимо рядов убогих многоквартирных домов, мимо заброшенных улиц, усеянных мусором. Неужели весь город находился в таком состоянии?

Как и ей было велено, после его вспышки гнева она не проронила ни слова. Да и что она сказала бы? За всю жизнь Джеррике часто бывало стыдно, но чтобы так, как сегодня, еще ни разу. Он прав, - корила она себя. Я - "наркоша", я - "обдолбыш". Наверняка я ему... противна.

- Ладно, - наконец, сказал он, паркуясь и глуша мотор. Затем нерешительно продолжил: - Послушай, Джеррика. Извини, что наорал на тебя.

Она удивленно подняла глаза. Это было последнее, что она ожидала услышать. Он... извиняется?

- Я наговорил тебе всяких гадостей. Я не хотел, поэтому извини. Слышишь меня?

Она кивнула. Высохшие слезы тянули кожу на щеках.

- Я - поведенческий психолог по образованию. И так жестко на тебя накинулся, поскольку ты в большой беде. Наговорил тебе все это, потому что ты мне небезразлична, и я беспокоюсь о тебе. Понимаешь?

Она снова кивнула, смутившись.

- Если б я о тебе не беспокоился, я бы ни слова не сказал. Твоя жизнь - это твое дело. Просто не хочу видеть, как ты рушишь ее.

- Понимаю, - пискнула она, сложив руки на коленях.

- Тебе придется привести себя в порядок. Мы еще поговорим об этом, ладно? Я помогу тебе. Хорошо? Ты хочешь, чтобы я помог тебе?

- Да! - внезапно выпалила она и, снова расплакавшись, обняла его. - Простите! Я не понимаю, что со мной такое, не понимаю, почему делаю это! Мне так стыдно! - Слезы текли у нее из глаз, увлажняя ему рубашку.

Он замолчал, обнял ее, дав ей какое-то время, чтобы успокоиться.

- Знаю, это - жестокий мир, и часто он кажется несправедливым. Но, в конце концов - думаю, ты знаешь это - правильность поступков зависит от нас, людей. Я побуду у моего босса около часа. И хочу, чтобы за это время ты все обдумала, и когда я закончу, мы поговорим. Хорошо?