За первого встречного? - де Рамон Натали - Страница 36

• Предыдущая
• 36/37
• Следующая

— Во-вторых, и не перебивай, пожалуйста, как ты себе это представляешь? Мало ли чем они там заняты, а мы тут вваливаемся с твоим букетом в стиле барокко!

— Я не собираюсь вваливаться, я сначала постучусь. Катрин, пошли!

— Леон, это неудобно.

— Что тут неудобного? Это моя дочь! Я ее сколько раз купал и целовал ей пяточки! Лучше помоги мне взять вазу, а то я одну уже разбил в гостиной. Никогда не думал, что китайские вазы такие скользкие…

Дверь в так называемые апартаменты старого маркиза оказалась раскрытой почти настежь. Катрин послушно шла за Леоном, понимая, что спорить с ним совершенно бесполезно, тем более учитывая вспыхнувшую в нем отцовскую страсть. Следующую дверь, собственно дверь кабинета, Леон открыл не раздумывая и на цыпочках подкрался к двери в спальню. Он оглянулся на Катрин, приложил палец к губам и осторожно постучался, прижимая к себе вазу перевязанной рукой.

— Тишина, — прошептал он и приготовился постучать еще раз, но Катрин слишком насмешливо кривила губы и глазами показывала в сторону окна. Леон проследил за ее взглядом.

В кресле возле потухшего экрана компьютера за столом старого маркиза сладко спал Паоло, а на его коленях, подложив ладошку под щеку, не менее сладко прикорнула Клео, сидевшая на низеньком пуфике.

— Бог мой! — громче чем требовалось, воскликнул Леон и машинально прижал ладони к губам, растерянно глядя на Катрин.

Но и эта ваза оказалась не менее скользкой, чем китайская и в следующее мгновение разлетелась на полу вдребезги. Клео вздрогнула и подняла голову, Поль тоже, но гораздо медленнее, открыл глаза.

Папа виновато улыбнулся и произнес:

— Доброе утро!

— Доброе утро! — эхом повторила его жена, торопливо подбирая с пола осколки вазы среди рассыпанной кучи цветов.

— Доброе утро! — Поль тоже не придумал ничего более оригинального, но все-таки догадался прийти на помощь отцовской жене и в полной тишине начал по одному поднимать цветы.

— Мы вот тут с Катрин нарвали цветов. Лето ведь. Надо, чтобы всюду стояли цветы. У нас всегда летом много цветов… — Папа нес полную чушь, но его глаза влажно блестели, и я все равно слышала то, что он стеснялся сказать вслух: «Я очень люблю тебя, девочка. Я так люблю тебя!»

Глупо, но я бросилась ему на шею и шепнула в ухо:

— Я тебя тоже! Всегда!

Он отстранился, пристально посмотрел мне в глаза, а потом хитро улыбнулся и погладил по волосам.

— Тебе очень идет эта прическа. Я даже не предполагал! Правда-правда. У тебя были такие же кудряшки в пять лет. Ты помнишь наши качели?

Я вдруг почувствовала себя предательницей, но ведь мама всегда говорила, что персонаж в стихах, даже если он очень похож на автора, все равно существует сам по себе.

— Папа, Катрин, смотрите, что Поль написал сегодня ночью! — Я щелкнула мышью, и на экране компьютера стали оживать строчки. — Читайте с самого начала!

— «История герцогини да Гарда и ее сына», — прочитал папа. — Вы решили потягаться с самим Зиком Транзитом?

— Да. Но, по-моему, ему далеко до Поля, — гордо сказала я. — Ты сейчас убедишься в этом.

— Сцена в саду. Герцог качает свою маленькую дочь на качелях. Камера показывает… — Дальше папа читал про себя в буквальном смысле слова, а не только потому, что уже не произносил текст.

— Потрясающе! — Он с изумлением посмотрел на Поля.

— Спасибо, мсье. По-итальянски я написал бы лучше. — Надо же! Поль скромно пожал плечами и поблагодарил, но ведь он совсем не покраснел, как я предполагала. — Все-таки французский — не мой родной язык, многих тонкостей я не чувствую.

— Не переживайте, Поль, все равно для проката ваши изумительные диалоги должны быть на английском. А капризный Зик затребует еще и немецкий вариант, но я не настолько владею немецким, чтобы рискнуть переводить сценарий.

— Ничего, — сказал Поль, — я сам переведу и на английский, и на немецкий.

— Между прочим, папа, Поль так же хорошо знает еще испанский, португальский, латынь…

— А как насчет языка жителей острова Пасхи?

Да, мой папочка не упустит возможности кого-нибудь поддеть! Я направила тему в более прозаическое русло:

— Папа, как ты думаешь, сколько Полю заплатят за такой сценарий?

— С подачи Зика, я полагаю, что Зик мне не откажет, — обратите внимание на папино «мне», — банковский счет Поля вырастет до внушительных размеров.

— И тогда мой первый встречный перестанет комплексовать, и я выйду за него замуж!

Поль чуть не упал и даже не покраснел, а, наоборот, побледнел. Катрин очень выразительно посмотрела на моего папу и на многострадальные розы, наконец-то помещенные ею в дедушкины кубки за неимением в охотничьих апартаментах более достойных для цветов сосудов.

— За первого встречного? — с иронией повторил папа.

Я кивнула, вдруг сообразив, что невольно обидела его жену, но папа почему-то развеселился, когда я сказала, что надеюсь, что он разрешит мне иногда бывать в Монтрей-Белле, несмотря на то что я лишусь титула.

— Неужели? — По-моему, папа вел себя совершенно неприлично, продолжая иронизировать при Поле. — Ты собралась выйти за первого встречного князя и пытаешься уверить родного отца в том, что теряешь титул? Тебе жмет корона герцогов да Гарда и да Вилла-Нуова?

— Но ведь это легендарный персонаж! Правда, Поль?

— Я совсем не легендарный, — тихо сказал бледный Поль, — но я действительно ношу это имя, только, мне кажется, вовсе незаслуженно. В древности рыцарское звание не переходило по наследству кому попало, как какая-нибудь поношенная вещь. В рыцари посвящали за настоящий подвиг.

Я окончательно растерялась, а папа, не раздумывая, снял со стены дедушкину шпагу.

— Это легко исправить. Подвиг сеньор Паоло уже совершил, спасая нашу маленькую маркизу. Только вот маркиз не может посвящать в герцоги. Но это, без сомнения, может сделать королева! Держи. — И папа протянул шпагу Катрин. — Дочка, а ты принеси из дедушкиной спальни костяное распятие двенадцатого века. Оно висит над кроватью. Отлично! А теперь, Поль, встань на одно колено, сынок!

Это новое для папы слово странно и нежно слетело с его уст, наверное, он тоже не сразу сообразил, что только что произнес великий мужской пароль добровольного неписанного отцовства.

Мы как-то все радостно посерьезнели и послушно приготовились разыграть наивный домашний спектакль, который при всей папиной любви к театральным эффектом все равно должен был вот-вот обернуться для нас самым настоящим, полноправным чудом.

Это не было какой-нибудь там проделкой бестолковой феи или суетливым сказочным волшебством. Просто наши качели окончательно вырвались на свет, и из самой верхней точки их траектории, словно паря в объятиях теплой синевы над бескрайним яблоневым садом, сквозь цветущие ароматные ветви я увидела Поля в сверкающих доспехах.

Он стоял на одном колене, а Катрин касалась его плеча клинком. На ней была бархатная мантия с золотыми кистями и корона из роз. И тут я их наконец узнала: это же мамины любимые пузатые розы…

— А теперь, ударьте его шпагой по плечу, Ваше королевское величество! — торжественно руководил папа, и, импровизируя на ходу, подсказывал Полю «рыцарскую клятву».

Поль улыбался и старательно повторял за ним слова, и, представляете, совершенно не краснел! Мой хороший…

И тут, конечно, зазвонил телефон.

• Предыдущая
• 36/37
• Следующая