Грешница - Герритсен Тесс - Страница 49
- Предыдущая
- 49/67
- Следующая
Маура прошла в отделение интенсивной терапии, мимо мониторов с прыгающими на экранах зелеными линиями, мимо медсестер, которые перешептывались, стоя возле боксов. Когда она была врачом-интерном, поздние вызовы в реанимацию всегда были поводами для беспокойства — значит, пациент в критическом состоянии, и от нее требуется принятие срочного решения. Даже спустя годы столь поздний визит в отделение интенсивной терапии заставил ее пульс участиться. Но сегодня ее ожидал не кризис; ей предстояло наблюдать его последствия.
Она застала доктора Сатклиффа возле кровати Урсулы, он что-то записывал в карту. На мгновение кончик пера замер на бумаге, словно доктор затруднялся сформулировать следующее предложение.
— Доктор Сатклифф! — окликнула она. Он обернулся, и Маура заметила, что на его загорелом лице от усталости залегли новые морщинки. — Детектив Риццоли попросила меня подойти к вам. Она сказала, что вы собираетесь отключить систему жизнеобеспечения.
— Вы опять несколько преждевременно, — сказал он. — Доктор Юэнь решил подождать еще день-два. Он хочет сначала изучить ЭЭГ. — Сатклифф опять углубился в свои записи. — Какая ирония судьбы, вы не находите? Ее последним дням на земле посвящены целые страницы. А вся жизнь уместится в один короткий параграф. Есть в этом что-то неправильное. Оскорбительное.
— Вы по крайней мере знакомитесь со своими пациентами, пока они еще дышат. Я даже такой привилегии лишена.
— Мне вряд ли пришлась бы по душе ваша работа, доктор Айлз.
— Бывают дни, когда я тоже не в восторге от нее.
— Тогда почему вы ее выбрали? Почему предпочли мертвых живым?
— Они тоже заслуживают внимания. И хотят, чтобы мы узнали, отчего они умерли.
Доктор посмотрел на Урсулу.
— Если вам интересно, что произошло в данном случае, могу ответить. Мы проявили нерасторопность. Стояли вокруг и наблюдали за ее паникой, вместо того чтобы дать успокоительное. Если бы мы раньше это сделали…
— Хотите сказать, что причиной остановки сердца была паника?
— С этого все началось. Сначала резкий скачок давления и пульса. Потом точно так же давление упало, и началась аритмия. Нам понадобилось двадцать минут, чтобы вернуть в норму сердечный ритм.
— Что показывает ЭКГ?
— Острый инфаркт миокарда. Сейчас она в глубокой коме. Зрачки не реагируют. Нулевая реакция на боль. Скорее всего произошло необратимое повреждение мозга.
— По-моему, еще рано так говорить.
— Я реалист. Доктор Юэнь надеется вытащить ее, но на то он и хирург. Ему нужна хорошая статистика. Если пациент выживает после операции, он может записать это себе в актив. Даже если пациент до конца дней своих обречен на растительное существование.
Маура подошла к койке и, нахмурившись, посмотрела на пациентку.
— Почему она такая отечная?
— Мы закачали в нее много жидкости, пытаясь поднять давление. Поэтому и лицо такое опухшее.
Маура посмотрела на руки Урсулы и увидела вспухшие красноватые волдыри.
— Похоже на угасающую крапивницу. Какие препараты вы применяли?
— Обычный коктейль, который применяют при сердечных приступах. Антиаритмические. Допамин.
— Мне кажется, нужно заказать токсикологическую экспертизу.
— Что, простите?
— Произошла совершенно необъяснимая остановка сердца. А эта крапивница напоминает реакцию на лекарства.
— У нас как-то не принято делать токсикологическую экспертизу сразу после инфаркта.
— В данном случае ее нужно провести.
— Почему? Вы считаете, мы допустили ошибку? Применили не тот препарат? — Теперь он уже защищался, и усталость сменилась злостью.
— Она свидетель преступления, — заметила Маура. — Единственный свидетель.
— Мы целый час боролись за ее жизнь. А теперь вы обвиняете нас в непрофессионализме.
— Послушайте, я всего лишь пытаюсь разобраться в случившемся.
— Хорошо. — Он захлопнул карту. — Я распоряжусь, чтобы сделали токсикологию, специально для вас, — добавил он и вышел.
Маура осталась в боксе наедине с Урсулой, которая лежала неподвижно под тусклым, едва ли не погребальным светом лампочки. Маура не увидела мусора, обычно скапливающегося в процессе экстренной реанимации. Использованные шприцы, ампулы с лекарствами, стерильные упаковки — все было выметено. Грудь пациентки мягко вздымалась только за счет воздуха, вдуваемого в ее легкие аппаратом искусственного дыхания.
Маура достала ручку-фонарик и посветила им в глаза Урсулы.
Зрачки не реагировали на свет.
Выпрямляясь, она вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Она обернулась и остолбенела, увидев в дверях отца Брофи.
— Меня вызвали медсестры, — сказал он. — Они подумали, уже пора.
Темные круги залегли у него под глазами, и уже проглядывала щетина на лице. Как всегда, он был в своей клерикальной одежде, но в этот ранний час рубашка выглядела мятой. Маура представила, как святой отец вскакивает с постели, судорожно ищет одежду. Автоматически берет эту рубашку и покидает свою теплую спальню.
— Вы хотите, чтобы я ушел? — спросил он. — Я могу вернуться позже.
— Нет, пожалуйста, входите, святой отец. Я просто хотела просмотреть записи в ее карте.
Брофи кивнул и зашел в бокс. Расстояние между ними сразу же уменьшилось, стало слишком интимным.
Маура взяла карту, которую оставил Сатклифф. Устраиваясь на стуле возле кровати, она вдруг вспомнила о запахе, который источает ее тело, и задалась вопросом, почувствовал ли его Брофи. Запах Виктора. Секса. Когда святой отец начал бормотать молитву, она заставила себя сосредоточиться на записях, сделанных медсестрой.
«00.15: Давление до 130/90, пульс 80. Глаза открыты. Выполняет осмысленные движения. Сжимает правую руку по команде. Доктора Юэнь и Сатклифф извещены о положительной динамике.
00.43: Давление до 180/100, пульс 120. Доктор Сатклифф здесь. Пациентка взволнована и пытается вытащить эндотрахеальную трубку.
00.50: Систолическое давление упало до 110. Очень взволнована, покраснела. Прибыл доктор Юэнь.
00.55: Систолическое 85, пульс 180. Поставлена капельница…»
По мере того как давление падало, записи становились все короче, почерк все торопливее, пока не превратился в неразборчивые каракули. Маура уже могла представить себе, как разворачивались события в этом боксе. Медсестры суетились в поисках пластиковых мешочков с раствором для внутривенного вливания, шприцев. Кто-то из них бегал на склад за лекарствами. Вскрывались стерильные упаковки, опустошались ампулы, правильные дозы просчитывались неточно, в спешке. И все это на фоне возраставшего беспокойства пациентки и бешеного падения кровяного давления.
«01.00: Синий сигнал».
Почерк сменился. Видимо, другая медсестра принялась описывать последовательность событий. Новые записи были аккуратными и методичными. Чувствовалось, что эту работу выполняла сестра, обязанностью которой во время сигнала тревоги было наблюдать и документировать.
«Желудочковая фибрилляция. Кардиоверсия в 300 джоулей. Внутривенно лидотин увеличен до 4 мг/мин.
Кардиоверсия повторена, 400 джоулей. Желудочковая фибрилляция продолжается.
Зрачки расширены, но еще реагируют на свет…»
Еще не сдается, подумала Маура. Пока зрачки реагируют, остается шанс.
Она вызвала в памяти первую кризисную ситуацию, когда руководила как врач-интерн. Вспомнила, как не хотелось признавать свое поражение, даже когда стало ясно, что пациента спасти невозможно. Но его семья находилась за дверью — жена и двое сыновей-подростков, и лица этих мальчиков стояли у нее перед глазами, когда она вновь и вновь прикладывала к груди электроды дефибриллятора. Оба мальчика были высокими, как взрослые мужчины, с огромными ступнями и прыщавыми лицами, но плакали они детскими слезами, и Маура все продолжала напрасные попытки реанимировать умирающего, думая: «Еще один разряд… Всего один».
- Предыдущая
- 49/67
- Следующая