Война (ЛП) - Андрижески Дж. С. - Страница 14

— Что? — спросила я.

Ревик покачал головой. Лёгкая улыбка играла на его тонких губах, когда он вновь привлёк меня поближе, согревая своим светом и покрепче обнимая за талию. Я понимала — он радуется, что я отвлеклась от вида за окнами, так что пихнула его в руку, гадая, не нарочно ли он привлёк моё внимание.

— Что? — снова спросила я.

Ревик взглянул на Врега.

— Можно я скажу ей?

— Нет, — тут же ответил Врег. Глядя на наши лица, он заметил моё хмурое выражение и тоже нахмурился. — Я сказал ему, — добавил он почти оправдывающимся тоном. — Пусть она у него спросит, если уж ей так надо знать всё на свете, чёрт подери.

— Всё на свете? — Ревик весело щёлкнул. — Что он-то сказал?

— Ничего, — ответил Врег, глядя в противоположное окно. — Ничего он не сказал… я сказал ему, что ещё слишком рано, и мы поговорим об этом потом.

— То есть, ты вывалил всё на него, а потом не дал это обсудить? — Ревик усмехнулся. — Мило. Отлично сработано, брат мой.

— У меня были причины, — парировал Врег. — Он думал, что мои мотивы… — он снова взглянул на меня, словно вспомнив о моём присутствии. — …Подозрительные.

Ревик подавил очередной смешок.

— Ещё бы.

Я нахмурилась, переводя взгляд между этими двоими.

— Вы пара засранцев. Вы это знаете? Пара больших тупых засранцев.

Ревик рассмеялся, целуя меня в щёку и притягивая обратно к себе на колени.

«Я тебе потом расскажу», — мягко произнёс он в моем сознании.

— Чёрта с два, — Врег повернулся и наградил его гневным взглядом.

Ревик лишь широко улыбнулся, скользнув пальцами в мои волосы.

— Джон думал, что Врег использует его для секса, — Врег резко шлёпнул его по руке с другой стороны, но Ревик лишь заулыбался ещё шире. — Врегу пришлось… заверить его… что всё вовсе не так…

Врег снова ударил его, и в этот раз это был не шлепок, а почти удар кулаком, но Ревик лишь усмехнулся.

Качая головой, я опять прижалась к груди Ревика.

— Забудь, — сказала я, раздражённо щёлкнув языком. — Наверное, я не захочу это знать.

— Определённо не захочешь, — заверил меня Ревик.

В этот раз он заработал шлепок уже от меня.

Ещё больше ударов по дверям автомобиля снаружи вернули моё внимание к реальности.

Группа людей стояла там и смотрела, как проезжает наш конвой.

Но это были не полу-обезумевшие подростки в эйфории — это были взрослые. Они источали совершенно иной настрой. У некоторых виднелось оружие с красными пятнами и брызгами на концах, освещённых фарами проезжавших машины. Их лица были хищными, взгляды — отрешёнными, но оценивающими. Возможно, там некогда был страх, но теперь он оказался похоронен под животной жестокостью, которая как будто сочилась из самой их кожи.

Вид холодной ярости в этом строе взрослых лиц нервировал меня.

Я знала, что они не могли видеть нас за тонированными окнами, но у них были такие выражения, будто они всё видели. Это напомнило мне львов, расхаживавших в стеклянных клетках — словно они знали, что мы там, но ещё не придумали, как до нас добраться.

Грустно то, что это были те, кто адаптировался раньше всех.

В отличие от многих лиц, которые я видела за последние недели (которые выглядели скорее ошарашенными и потрясёнными), на этих лицах жило понимание, знание, с чем именно они столкнулись. Они осознавали, что их мир, сама их реальность рушилась у них на глазах. Все те вещи, на которые они рассчитывали во время взросления, исчезли. Всё, ради чего они работали, кем они пытались стать — всё это исчезло.

Для них не осталось смысла сдерживаться, уже нет.

Когда вокруг Humvee ринулись толпы, эти лица исчезли, сменившись обычным парадом отчаявшихся, ужаснувшихся и потрясённых людей. И всё же мой мозг раз за разом возвращался к тому животному пониманию, которое я видела в том строе вооружённых взрослых.

Ревик вновь притянул меня, и я посмотрела на него.

— Ты слишком глубоко уходишь в Барьер, — пробормотал он, целуя меня в висок, обхватывая ладонями моё лицо. — Мы уже близко к Нью-Йорку. Они будут искать нас.

Я нахмурилась, и он поцеловал меня в губы.

— Ты не можешь помочь им вот так, — добавил он мягче. — Если бы мы вышли из этого автомобиля или по-настоящему использовали свой свет, чтобы прекратить что-либо, то в итоге нас бы пристрелил флаер, или мы оказались бы в камере… скорее всего, стали бы объектом публичной казни, которая никому не помогла бы. Те немногие люди, которым мы сумели бы помочь, всё равно наверняка погибли бы от болезни, — он снова поцеловал меня. — Если мы вернёмся внутрь, у нас будет хоть какая-то надежда помочь. Мы можем попытаться найти лекарство. Мы можем попытаться остановить Тень. Организовать настоящую помощь для выживших.

Я кивнула, стараясь прочувствовать его слова.

Логически я понимала, что он прав. И Балидор тоже прав.

Но знание этого не очень-то помогало. Глядя из окон на пожары, окровавленные лица и толпы, сложно было не чувствовать себя так, будто мы бросаем их всех.

Сложно было не чувствовать себя так, будто мы оставляем их всех умирать.

Снаружи ворот военного гарнизона бушевал практически бунт.

Когда прогремели винтовки, я вздрогнула, отупело наблюдая, как придавленные тела прижимались к машинам, кричали и колотили по металлу и стеклу всем, начиная с кирпичей и заканчивая кулаками и свинцовыми трубами. Стекло в Humvee было явно не гражданского образца, так что на окнах и царапинки не осталось, даже под натиском тяжёлых труб.

И всё же невозможно было не вздрагивать.

Ревик обнял меня одной рукой на уровне груди и крепче прижал к себе, когда ещё несколько человек в толпе выстрелило из оружия.

Мужчина тридцати-с-чем-то лет с красным ирокезом, стоявший всего-то в нескольких ярдах, выстрелил из ружья прямо в ближайшее ко мне окно. Дробинки срикошетили, издав серию громких звенящих и постукивающих звуков, а я сильнее прильнула к Ревику, невольно напрягшись.

Опять-таки, после этого стекло выглядело совершенно невредимым. Даже колеса Humvee состояли из органического композитного материала, который ближе к металлу, а не к резине.

Большинство даже не пыталось стрелять по автомобилям, скорее всего, по этой самой причине.

Они целились в охранников на башне и на воротах. Они стреляли по воротам, пытались отогнуть обшивку режущими инструментами или оторвать броню, защищавшую колеса от повреждений. Несколько человек забрались на крышу — может, в надежде проехать с нами. У одного из них имелось нечто, похожее на электронный ледоруб с длинной рукояткой. Он попытался применить его к крыше машины, но инструмент продолжал отскакивать, ударяя его по лицу его же костяшками пальцев и металлической рукояткой.

Мы видели это через виртуальные экраны, которые предоставляли нам трёхмерный обзор автомобиля.

Но некоторые продолжали упорно стрелять в наш строй Humvee, особенно по окнам и дверцам с водительской стороны.

Я видела, как отскочившая пуля попала женщине в горло. Она согнулась, задыхаясь, затем толпа вновь поглотила её. Группа вооружённых нападавших сосредоточила свой огонь на башне, и от расположенных наверху охранников посыпался дождь выстрелов, прорезавших толпу.

Их пули содержали органический компонент и взрывались при контакте.

Я видела, как груди, черепа, горла взрывались вспышкой костей и крови. Я видела, как рука оторвалась от бицепса, а мужчина, раненый в бедро, повалился как подкошенный. Он так быстро истёк кровью, что я видела, как свет покинул его глаза ещё до того, как он полностью упал на цемент.

Сложно было злиться на солдат; большинство из них выглядело такими же взвинченными и перепуганными, как гражданские. Однако насколько я могла сказать, их выучка не дрогнула. Они уверенно стреляли из башни полуавтоматическими очередями, держали прицелы наведёнными; их экипировка состояла из брони и шлемов, словно они стреляли по противнику во вражеской стране.