Милосердие спецназа (СИ) - Соколов Вячеслав Иванович - Страница 23

— Это кто же у нас такой дерзкий? — хриплый голос бандита неприятно царапнул нервы.

Молчу. Может, он с трупом разговаривает. Даже кивнул его головой, в смысле трупа. Дескать да, жутко дерзкий.

— А ты смотрю с юмором, — скалится, сверкая на меня серыми гляделками. — Отпусти аккуратно труп и учти, попытаешься выстрелить, я под пулю её голову подставлю. А учитывая то, как ты маскируешься, должен знать, что это возможно. Так что давай, без глупостей или убью девку, — надавливает на нож, Зухра приподнимается на цыпочки, но кровь всё равно выступает и тонкой струйкой бежит по шее. — И можешь не напрягаться с маскировкой, на меня это не действует.

Самое отвратительное, что он не врёт. Хотя вопрос с пулей немного не однозначный. Он верит, что сможет это сделать. Однако такая вера на пустом месте не появляется. Учитывая ту запредельную скорость движения, которую он продемонстрировал, вполне реально, что сможет. Ну что ж выбора нет. Всегда считал идиотизмом, когда герои фильмов бросают оружие, вместо того, чтоб шмальнуть в голову оппоненту. Но вот сам оказался в подобной ситуации, теперь укладываю на пол труп, рядом опускаю «калаш» и выпрямляюсь. При этом продолжаю отводить глаза. Казалось бы, зачем? Но всё дело в том, глаза бандита продолжают слегка дёргаться. Да и соврал он по поводу того, что не действует на него моя невидимость. Думаю, что пусть немного, но влияет.

— Остальное оружие, — вновь надавливает на нож, Зухра вскрикивает от боли. Достав ПБ из-за пояса, куда до этого спрятал, отправляю к «калашу».

— Нож, — выполняю. — Руки в гору.

Стоило поднять руки, как бандит перехватил нож в левую руку, а в правой появился пистолет, из которого он выстрелил мне в грудь. Адская боль разрывает правую половину груди, ноги подкашиваются и подрубленным деревом падаю на пол. Маскировка полностью слетает.

— Да уж, хлипкий нынче старшекурсник пошёл, — бывший полковник и профессор Академии Китежа, а ныне ренегат, усмехнулся. — Хотя должен признать, маскировался неплохо. Жаль, что убить пришлось, мне бы такой пригодился. Видимо хороший там кипеш приключился, если студенты в бой пошли.

Подходит к лежащему в луже крови безвольному телу и, попинав для проверки, вновь смеётся. Приседает, стараясь не наступить в кровь, и сдёргивает маску:

— Смотри-ка, а парень-то красавчик был, — хмыкает.

— Егор! — вскрикивает Зухра, закусывая кулачок.

— Знала его? — бандит поворачивается к плачущей женщине. — Сука-а-а… — хрипит от боли в печени.

А чего бы ей не болеть, если в бок вонзился добротный десантный нож. Воткнулся и, провернувшись в ране, дёрнулся в бок, вспарывая плоть. Затем ещё недавно казавшийся мёртвым, совсем молодой и не вызывающий опасения парень, резко навалился сверху и, запустив руку в образовавшуюся дыру, вырвал печень. Бешено сверкая глазами, пихал в лицо и шипел:

— Жри, тварь, жри, мразота, жри…

На последнем проблеске жизни бывший профессор увидел, как в проёме двери показался один из учеников, привлечённый звуком выстрела. Ему в лицо полетели остатки истерзанной печени, то, что он смог уклониться, пользы не принесло, всё что смог сделать ученик, это вырвать из уха своего убийцы, гарнитуру связи. Не специально, а случайно зацепив, после того, как получил смертельный удар в висок. Измазанный же кровью парень для страховки ещё шею свернул, затем выглянув в коридор, выкрикнул:

— Пи…дец вам, — и швырнул туда гранату. Затем прижавшись спиной к стене, выдохнул: — Зухра, режь простыни, надо остановить кровь. Иначе сдохну.

С последним ударом сердца, тело бывшего полковника покинула жизнь. Как гласит народная мудрость «Страшнее Мажора в гневе, только Листик с ящиком динамита». Листик где-то с наружи дома, в этот момент, выпустил очередь в очередного бандита.

Хотелось бы сказать, что это я такой хитрый и прозорливый, всё лихо разыграл и обманул бандита. Но, увы. Чего-чего, а того, что он сразу выстрелит, не ожидал ни разу. А поговорить? Рассказать о моей ничтожности? О своём величии? Нет же, он просто выстрелил мне в грудь. Вот тут и порылась собака. Ведь солгал, когда сказал, что на него не действует невидимость, но при этом не стал настаивать, чтоб я её снял. Типа это такая мелочь… Но именно она и не позволила увидеть этому стрелку недоделанному, как я увернулся и пуля не попала в сердце, а лишь раскурочила правую грудную мышцу. Борозда получилась глубокая и болезненная, но не смертельная, если кровь остановить. Зухра молодец, нарезала из простыни бинтов и примотала кусок ткани, сложенный в несколько слоёв, к грудине.

А пулю мне потом Степаныч достал, практически под кожей сидела. Ну, а как иначе? Если бы ещё немного довернул корпус, то она улетела бы дальше, и этот тип, наверняка бы, её заметил. И выстрелил ещё раз. Дело в том, что я был неуверен, что у меня есть шансы против него в открытом бою. Но после выстрела всё замедлилось и было время подумать, знал бы, что так больно будет, что-нибудь другое изобрёл бы. Но тогда это показалось хорошей идеей. Тогда. Сейчас не уверен. Вот наверняка же, главную роль сыграло то, что после выстрела пропала маскировка, это же сто процентное попадание…

Ух, как больно то, ещё и за проходом следить надо, хорошо хоть пистолеты есть, я и с левой руки хорошо стреляю. Но самая главная беда в том, что рация накрылась, от слова совсем. И ладно бы после выстрела, так нет же, упал на неё. Ну да ничего, воевали без связи и тут не пропадём. Вот только ещё парочку особо самоуверенных типов подстрелю, а то взяли манию вылетать из-за угла с автоматом наперевес. Хм… Может и есть польза от Голливудских боевиков, вон как они ловко выскакивают.

— Жадный ты человек, Мажор, — заметил капитан Рогожин, перешагивая очередной труп, лежащий почти в дверном проёме.

— Ы-ы-ы? — явно с вопросительной интонацией промычал Егор, сквозь стиснутые зубы, лёжа на кровати у стены. Как раз в этот момент Степаныч вытащил застрявшую в груди пулю.

— А ещё лентяй. Да-да, не отнекивайся, — Рогожин с умным видом подмигнул Игорю, с которым и поднялся наверх. — Кстати, а где заложницы?

— В соседней комнате сидят, — отмахнулся Степаныч, втыкая в Егора иглу в попытке зашить рану.

— Он вообще соображает? — Игорь кивает на раненого бойца.

— Конечно, — кивает прапорщик Иванов, — только тормозит сильно, не на живую же его шить. Ещё минимум полчаса толку от него не будет.

— Это да, — с сочувствием тянет бывший десантник, — не слабо его покоцало. Но и вы молодцы, — сжав губы, кивает Рогожину, — успели на помощь.

— К кому? — прапорщик и капитан одновременно уставились на мужчину.

— В смысле? — Игорь обводит руками комнату, в которой пол качественно залит кровью и валяются внутренности. — Вы же не скажете, что это он, в одного, завалил девять человек? Раненый!

— Нет, конечно, — пожимает плечами Степаныч и склоняется к ране, Рогожин удивлённо смотрит на него. А тот после паузы поясняет: — Одиннадцать. Там дальше ещё двое: мужик и баба.

— Вот я и говорю, жадный, — усмехается Рогожин, — и ленивый. Пока товарищи грабят склад и увлечённо минируют всё что можно, он отлёживается.

— Ы-ы-ы!..

— Кажется, нас послали, — улыбнулся Игорь и вдруг неожиданно побледнев, сглотнул: — Мужики, а вот это что, у стенки валяется такое?

— Печень, — философски заметил Степаныч.

— Чего? — мужчина судорожно сглотнул. — А чего она там?

— Метательный снаряд, — всё с тем же видом, прапорщик очередной раз воткнул в Егора иглу.

— Дед, а ты смотрел из кого он этот снаряд достал? — Рогожин присел возле трупа и повернул голову трупа к себе лицом.

— А что надо было? — Иванов пожимает плечами. — Если ты не заметил, у меня тут боец раненый. Не до глупостей мне. Бандитом больше, бандитом меньше.

— Не скажи, — качает головой Рогожин. — Такие, один на миллион… Пойдём-ка друг мой, Игорь, познакомлю тебя с женщинами. Отведёшь их к Разину, а у нас тут дела ещё.