Муж мой - враг мой (СИ) - Ясная Яна - Страница 3

Учитывая мою крохотную особенность деликатнейшего свойства, его сиятельство не собирался выдавать единственную дочь замуж на сторону. Ни ради политического союза, ни ради выгодной сделки, ни ради демонстрации влиятельности и процветания.

Меня ждал скорый брак с одним из отцовских вассалов, надежным и неболтливым, который объяснят свету великой любовью. И его сиятельство лишь руками разведет, показывая, как ничего не смог поделать с упрямой дочерью, а ее сиятельство, в кругу ближайших и доверенных подруг неодобрительно подожмет губы, и скажет: “Любовь!” — и вздохнет, давая понять, что выбор мой ей непонятен, но препятствовать счастью дочери она не считает возможным…

—  Как вам праздник, мой друг?

— Благодарю, ваше величество, великолепно, как всегда, — почтительно отозвался очередной королевский собеседник.

Тон был безукоризненно вежлив, но в голосе слышалась некая обреченность. Не явно, нет, но на самой грани восприятия, интонационно скользило “вы же знаете, что мне плевать, зачем вы спрашиваете, мой король?” и я позволила себе пристально взглянуть на человека, которому такая вольность дозволена.

Черное и зеленое.

Цвета заставили мысленно поморщиться и медленно поднять голову.

Типичная внешность дворянина из высшей знати: светлокожий шатен, рослый и плечистый. Того типа хамелеонской наружности, который может и привлекать всеобщее внимание, и сливаться с окружающей обстановкой — не сразу узнаешь. Вот только я-то не мимо проходящая! И герцога Вейлеронского, заклятого врага рода, а значит, и моего по наследству, узнала сразу.

Его величество улыбнулся еще шире, и в этой улыбке безошибочно читался ответ на не прозвучавший вопрос: знаю, друг мой — потому и спрашиваю!

—  Вы знакомы с тэйрим Нисайем, мой друг?

Монарший вопрос звучал так же небрежно, как и все брошенные ранее реплики и внутреннее машинальное напряжение при виде вражеских расцветок меня отпустило.

— Не имел чести быть лично представленным, — равнодушно отозвался герцог, мазнув по мне невыразительным взглядом.

— Досадное упущение! — его величество неодобрительно покачал головой. — Тэйрим Нисайем, позвольте представить вам моего дорогого друга тэйра Алиссандра, герцога Вейлеронского.

Этикет позволял дамам в таких ситуациях хранить молчание, что я и сделала, ограничившись почтительным реверансом. Герцог тоже поклонился, по-военному резковато, и мы оба с надеждой перевели взгляды на короля, как дети на гувернера в ожидании разрешения закончить занятия и отправиться гулять. Право слово, ваше величество, отпустите!

— У меня будет просьба к вам, Вейлерон. Неотложные дела требуют моего внимания, а я так и не исполнил свой долг до конца и не сопроводил прекрасную тэйрим к ее батюшке. Не будете ли вы так любезны — пригласить тэйрим на танец, а затем завершить начатое мной дело?

— Ваше слово — закон, ваше величество, — помедлив долю секунды, отозвался герцог, и мне сделалось очень тоскливо.

Ну заче-ем, ваше величество?..

Теперь голос в голове не канючил, а обреченно стонал.

Его величество ободряюще мне улыбнулся — королевский долг, дорогуша, это вам не по озерам ночами скакать — напоследок поднес мои пальцы к губам, обозначив поцелуй лишь коротким дыханием и вложил их в протянутую герцогскую ладонь.

Передача девицы во вражеские руки прошла гладко и безобморочно, несмотря на зудящее желание закатить глаза с видом “дурно мне, дурно!”. В данной ситуации тэйр Алиссандр однозначно прав: монаршая воля — закон.

Дрожащие звуки вальса тронули воздух, и я послушно увлеклась за герцогом отбывать повинность. Ну почему именно вальс?..

Первый шаг в него — как последний, всегда. Как последний вдох, как упасть с обрыва, как перестать быть.

И родиться заново.

Закружиться, чувствуя, как юбки раздуваются колоколом и почти взлететь…

И единственное, что удерживает в этот миг на земле — это партнер.

Я зацепилась за сосредоточенный карий взгляд, и спустилась с небес на землю, испытав острое чувство досады от того, что делить любимый танец приходится именно с тем, кого мне полагается всеми фибрами души ненавидеть и презирать.

— Дивный бал, ваша светлость, не правда ли? — светски осведомилась я.

Можно было бы, конечно, промолчать. Но тогда, во-первых, пришлось бы волей-неволей       сосредотачиваться на танце, а танцевал герцог отвратительно хорошо, а я просто не имела права получать от этого танца удовольствие во имя славных предков. А во-вторых, чего это я ему буду удовольствие доставлять своим молчанием?!

— Ее высочество превзошла саму себя, — вежливо отозвался Вейлерон.

Голос у него был глубокий и низкий и от того, что звучал он неприлично близко, пока его владелец кружил меня в танце, по позвоночнику странным образом пробегали мурашки. Вот прямо от того места, где моей спины касалось ребро мужской ладони, и вниз, вниз, вниз…

А ее высочество действительно превзошла саму себя. Приветствие, первый бал праздничного зимнего семидневья, всегда строг. Он ограничен традициями, наряды гостей — родовыми цветами, убранство зала — сдержанной простотой.

И бальный зал королевского дворца казался не украшенным ничем, кроме мерцающих в воздухе иллюзорных искристых снежинок. Но только до тех пор, пока гость не оказывался в нужном месте.

От главного входа в зал перед гостями проявлялась карта земель Карлиона. Она висела в воздухе, доминируя над всем, прекрасно проработанная и четко видимая — но только с одного-единственного места.

С того места, где дворяне приветствовали своего монарха, проявлялся над королевской семьей герб Герингов — но лишь в тот момент, пока ты в движении поднимаешься из поклона.

С того места, где герцогская семья ожидала начала полонеза, я отыскала еще три узора и, будь это возможно, я бы вволю погуляла по залу, разглядывая творение ее высочества. Столь мастерское исполнение многомерных сложных иллюзий заслуживало куда большего почтения, чем выдавленные через силу снисходительные слова.

— Вы обратили внимание на то, как филигранно выполнена гербовая иллюзия?

Я замолчала, позволяя герцогу согласиться, что да, несомненно, филигранно.

— А карта? Вы оценили степень проработки деталей?

Вопросы сыпались градом, наблюдательностью меня боги на герцогскую беду не обделили. И после каждого я выдерживала выжидательную паузу, давая понять собеседнику что моя прекрасная светская беседа в обязательном порядке требует поддержания и активного участия. И герцог вынужденно участвовал: да, и проработка деталей прекрасна, и карта великолепна, и снежинки мерцают особенно искристо.

— Вы магиня, тэйрим Нисайем?

Я не считала, на каком вопросе герцог не выдержал и решил сменить тему, но все равно собой возгордилась.

— Увы, — печальный вздох колыхнул алое кружево на груди. — Мать-Искусница не удостоила меня прикосновением своей длани.

В моем случае зато от души Пройдоха-Бес потоптался, но об этом злейшему врагу знать точно не нужно!

— Но сиятельная матушка очень хвалит мою вышивку! — осчастливила я собеседника.

Отец как-то поучал меня, что глупенькие девушки вызывают у мужчин приступы неконтролируемого умиления, и женская глупость — это оружие, которое надо использовать с умом. Что ж, папенька, я имею вам сказать, что у отдельных личностей неконтролируемое умиление слишком похоже на плохо контролируемое раздражение!

— А в какой сфере лежат ваши таланты? — беззаботно поинтересовалась я у сильнейшего боевого мага королевства, героя-победителя и прославленного воина, о талантах которого известно каждой собаке.

Меня крутануло в фигуре с особой силой, так, что, вернувшись в мужские объятия, я почти врезалась в твердую грудь.

— Трудно сказать, — ровно произнес герцог, и я вынуждена была признать, что на провокацию он не поддался, а тот добавил: — Но определенно не в сфере вышивки.

Вот… подлец!

Я против воли оскорбленно вспыхнула, но придумать ответную гадость, укладывающуюся в рамки этикета, не успела. Финальный поворот, мы разошлись так, что даже наши руки практический разъединились, а потом, когда до разрыва оставались миллиметры, герцог подхватил кончики моих пальцев, зацепил, потянул…