Южно-Африканская деспотия (СИ) - Барышев Александр Владимирович - Страница 6

Правда в руке у него было только мачете, но и его оказалось достаточно, чтобы достать зверя в коротком выпаде. Зверь взвизгнул и, извернувшись, попытался ухватить вонзившееся в шею лезвие зубами, но из-за спины первого выдвинулся второй воин и топором на длинной рукоятке раскроил леопарду череп.

Тут же образовалась толпа и самые смелые опасливо тыкали в зверя палками. Подошедший Бобров разогнал любопытствующих, а не растерявшимся воинам сказал:

— Ружья же есть.

— Да как-то не до того было, — смущенно сказал тот, который ударил первым. — Да и привычнее нам так.

— Ладно, — сказал Бобров. — Хорошо, что хорошо кончается. Молодцы, мужики, чего там.

Цепочка людей опять выстроилась и проходящие посматривали с опаской на лежащего в траве хищника, а передние удвоили внимание. Бобров, проходя последним, мимолетно пожалел, что пропадает такая шкура, но возиться с ней было некогда, и он от греха отвернулся.

Через пару дней возникла еще одна проблема — у двух мулов оказались сбиты копыта на камнях. Что поделать, мулы не горные козлы, а путешественники в своем стремлении вверх старались выбирать малотравянистые склоны, боясь змей. Скрепя сердце, Бобров объявил привал на два дня. Петровича, хоть он и уверял, что ни разу не ветеринар, все-таки заставили лечить, и он по-честному мазал несчастным копыта какой-то дрянью. Те терпели. А куда было деваться.

На привал устроились в долинке между очередными холмами. Что интересно, пока шли склонами, из хищников никто не попадался, а как только остановились и разбили лагерь, тут же явились сначала шакалы, а потом гиены. Но они были очень осторожны и предпочитали держаться подальше. А потом появился леопард и все остальные предпочли смыться. На этот раз лагерь сделали более обширным, захватив и заросший травой относительно пологий склон, чтобы мулам было где попастись. Саму траву, а также попавший в оклад кустарник проверили на наличие змей и только тогда успокоились. Днем горел один костер, исключительно для приготовления пищи. А как только темнело, разжигали еще, как минимум, пять. Хищники, оценив защиту, не досаждали. Вернее, они досаждали, но дистанционно. Типа, угрожали и обещали навалять, как только доберутся.

Днем несколько желающих, которым надоела солонина и копчености, ходили на охоту. И только отошли они буквально на полкилометра, как оставшиеся в лагере услышали пальбу, словно охотники встретили целое стадо и расстреляли его на хрен. Бобров уже хотел бежать с народом, чтобы помочь при переноске, как из-за деревьев показались охотники, гордо несущие небольшого козла. Даже, скорее, козленка.

То, что это козел, определили по рогам (скорее, рожкам) и по бороде. А вот охотникам досталось. От Боброва за неумеренную трату патронов, а от остальных за несоразмерность применения оружия и результата охоты. В общем, высмеяли горе-охотников. Но козлятину, приготовленную на угольях, тем не менее, потом ели с аппетитом. Жаль, что ее было так мало.

Два дня пролетели незаметно и народ, которому дорога уже начала надоедать, со страшным скрипом собрался идти дальше. И, главное, опять в гору. Хорошо, что Бобров, сам не желая того, промахнулся со своей картой, что и отметил радостным воплем идущий первым. То есть, горы кончились. Как Бобров потом разъяснил товарищам, горы не кончились (они тут никогда не кончатся). Просто путники преодолели первый порог, и теперь им предстояло пройти километров сорок по относительно ровной местности. Местность, правда, повышалась, но по сравнению с тем, что они преодолели, это не шло, ни в какое сравнение.

— Блин! — сказал Бобров. — Да это же саванна!

Это конечно была не совсем саванна. Сюда, видно, несмотря на горный порог, долетал влажный ветер с океана. Поэтому растительность была побогаче, чем в обычной саванне. Правда, во флоре Бобров не разбирался совершенно, деля ее на три основных вида: деревья, кусты и трава. Вот здесь и сейчас присутствовали все три вида, причем третьего было гораздо больше. И это Боброву категорически не нравилось, тем более, что трава росла в самой неприемлемой форме, то есть густая и высокая. Представив себе, что может таиться внутри этих зарослей, Бобров передернул плечами. Перед глазами встал перечень самых отвратительных животных Африки, начинала который черная мамба, а заканчивал, типа, на сладкое, белый носорог, который, судя по высоте травы, вполне мог в ней скрыться с головой. Деревья щедрой рукой разбросанные по слегка всхолмленной равнине, тоже доверия не внушали. В ветвях тоже много чего могло таиться. Так что Бобров скомандовал привал и уселся на подвернувшуюся корягу, чтобы обдумать ситуацию.

А в это время в базовом лагере Серега, получив неограниченные полномочия, стал демонстрировать все свои лучшие качества. Он бы и худшие продемонстрировал, но было просто не на ком. Да и Дригиса его хоть немного, но сдерживала. Как бы то ни было, действо началось, едва только Бобров скрылся за деревьями. Серега построил оставшихся и приступил к распределению функций. Оставшимся почти семидесяти людям надо было ни много, ни мало, а за время отсутствия Боброва с экспедицией, то есть, примерно за полтора месяца, как предполагалось, построить что-то вроде рабочего поселка.

Естественно, что строителей в составе оставшихся не было, как, впрочем, и среди ушедших. Серега, видя такое дело, поступил совсем просто. Четырех человек, приданных из команды Евстафия, он отделил от остальных, предоставив им заниматься исключительно своим делом, то есть патрулировать периметр. Остальных распределил, руководствуясь нехитрым армейским принципом «не можешь — научим, не хочешь — заставим». То есть отсчитал справа десять мужиков и направил на рытье котлованов под фундаменты, еще десять валить деревья, сучья с которых должна была обрубать женская команда.

При этом Златку, Апи и Дригису, которые ни за что не хотели оставаться в стороне, направил на заготовку дров. Кухня и баня потребляли их в неимоверном количестве. Точно так же он выделил из общего числа плотников, показав примерно, как надо держать топор, хотя сам владел этим искусством исключительно теоретически. Серегу выручало огромное самомнение. Он просто не моги подумать, что он что-то и не сможет, зная все это даже поверхностно.

В охотники он определил людей уже осторожнее, исходя как из выраженного ими желания, так и отзывами о прошедших ранее стрельбах. Охотникам же он выдал дополнительное поручение, чтобы они в свободное от охоты время несли ему образцы камней, песка и почвы, отмечая при этом, где конкретно эти образцы были взяты.

Остаток людей, который составили нераспределенные женщины, он направил на вскапывание огорода, выделив им свободный участок, заросший только кустами и травой. Трезво рассудив, что здесь все-таки Африка, Серега, ни разу не бывший не только Мичуриным, но даже академиком Лысенко, постановил своей волей, что тут, когда ни посей, все равно что-нибудь да вырастет. Исходя из этого, усадебные тетки, которые даже Серегиными знаниями не обладали, приступили к формированию грядок. Полив был организован как у дяди Васи, то есть при помощи обычного журавля и длинного, составленного из кусков коры, желоба вода из речки подавалась к углу огорода, где потом самотеком расходилась по маленьким канавкам.

Распределив таким образом всех людей, и прикинув, что еще осталось неохваченным, Серега решил стать плотником и, взяв топор, оставленный для себя, отправился к месту, где уже поднимался первый дом.

Прошла неделя. Народ притерся и втянулся. Ну, может быть, за исключением пары человек, один из которых плотник, а другой дровосек. Травмы у обоих были одинаковы — топором по ноге. По счастью оба остались в живых и даже не инвалидами.

Серега учел случившееся и, собрав народ, прочитал краткую лекцию по технике безопасности, пригрозив карой отступникам. Потом, подумав, изъял из сучкорубов показавшуюся ему достойной женщину и произвел ее в народные целители. А на растерянный вопрос, каким это образом она будет целить, небрежно ответил, что они здесь в этом вопросе примерно все равны и кого не назначь, последствия будут абсолютно одинаковы. Оставив ободренную таким образом женщину наедине с оставленными Петровичем лекарствами, Серега тихо отбыл.