Награда для Регьярда (СИ) - Глинина Оксана - Страница 40

‒ Я… ‒ на этот раз сама обхватило его лицо своими ладонями. ‒ Я тебя ждала… очень ждала, Регьярд!

Мир вокруг плыл и кружился в безумном танце, а передо мной был только он. И так хотелось стереть эту печать усталости с его лица, забрать всю боль, что накопилась в нем и тяжким грузом осела на душе ‒ все это я почувствовала, видела, понимала, пока смотрела ему в глаза.

‒ Ты моя… ‒ шептали его горячие губы. ‒ Предназначенная мне, и никто, слышишь, никто не смеет тебя отнять у меня!

‒ Даже духи? ‒ вопрос, скорее, вырвался случайно, нежели имел цель выведать нечто серьезное.

‒ Даже духи! ‒ в своем убеждении Регьярд был тверд, как скала, которой он и был, наверняка.

А потом просто склонился к моим губам и… поцеловал, окончательно отправив мое сердце в пропасть…

Регьярд

Сбежала...

Чем и выдала себя. Еще при разговоре с Унбаром понял ‒ он что-то пытается скрыть от меня, рассказывая про шаманку, но при этом беспокоится за девушку.

‒ Зачем ты скрываешь то, что знаешь шаманку, Унбар? ‒ не выдержал и спросил напрямую. Времени было немного, а сам смотритель ранен и терял силы на лишние слова.

‒ Дело в том, что я сам не знаю… возможно это всего лишь совпадение.

‒ Ты, о чем?

‒ Я знал Вилию с детства…

В душе всколыхнулось беспокойство, зачем он все это говорит прямо сейчас.

‒ Она была ученицей Неи ‒ целительницы её тетки…

‒ К чему ты это рассказываешь мне? ‒ душу и так разрывала на части боль. Я мало знал о Вилии, так преступно мало, что рассказ Унбара вызвал почти физическое страдание. Он ее знал, а я, выходит, нет. Девушка, которую привел в свой дом и хотел назвать своей женой, была незнакомкой. Тогда почему до сих пор она занимает все мои мысли?

‒ Шаманка, как её тут у вас называют… н-не знаю… н-но… с ней что-то не так! Она как будто бы Вили и не Вили одновременно…

Я шел по лагерю словно в тумане. Морок ли это, колдовство? Возможно ли такое? Вряд ли. Но бродяжку следовало спасти. В том момент казалось, что это странная прихотливая игра духов, обиженных на меня за нарушение клятвы. Но разве я не достаточно заплатил за свои проступки?

Найденная живой девушка воодушевила меня, вселила уверенность и спокойствие в мечущуюся душу. После расправы над шайкой северян, хотел поближе рассмотреть ее, поговорить, но она была напугана и старалась держаться подальше, избегала прямого взгляда. Зато суетилась, беспокоилась, и ведь не о себе. Сообщила о предстоящем вторжении северян.

Только честная, бесхитростная Вилия со своим благородным и добрым сердцем могла переживать за человека, разрушившего её жизнь.

Правда, слова Унбара не выходили у меня из головы. Возможно, раненный человек, в агонии боли, начал попросту бредить.

А потом, стоило мне отвернуться… она сбежала.

Все же лес я знал лучше беглянки, потому и вышел ей навстречу.

Мы буквально столкнулись нос к носу. Глаза в глаза.

Как же я мечтал увидеть их. Светло-серые, льдистые, и нет в них ни капли той северной холодности, присущей её землячкам.

Конечно я её узнал! Можно одеться в лохмотья, испачкаться в саже и пыли, но невозможно спрятать глаза ‒ хрустальное пристанище человеческой души. Даже сумерки не смогли скрыть эти глаза, принадлежавшие моей возлюбленной.

Ох, Вилия! Моя Вилия!

Что творилось в ту секунду у меня в душе, известно, разве что, Великому Соколу, а, возможно, и ему не ведомо.

Не удержался, приблизился к ней. Она боялась, а я не мог не подойти. Хотелось прикоснуться к ней, почувствовать её реальную, живую. Я даже не помню, что говорил в тот момент, очнулся только от нежных рук на своем лице и слов, что произнесла девушка, заливаясь слезами.

‒ Я тебя ждала… очень ждала, Регьярд!

Да! Я нашел тебя, Вилия! Теперь ты моя! Моя навечно.

Поцелуй был дурманяще прекрасным. Казалось, в ту секунду, разорванная на кусочки душа, собралась воедино и даже телесная боль притупилась, отступила за край захлестнувшего меня счастья.

‒ Почему ты сбежала? ‒ повторил свой вопрос, когда ее голова уже покоилась на моем плече, а я жадно перебирал каждый волосок на голове любимой.

‒ Я не знаю… ‒ растерянно произнесла Вилия, ‒ мне казалось, ты разозлишься, когда узнаешь, что я жива.

‒ Какая же глупая девочка! ‒ сжал ее лицо в своих ладонях и посмотрел в заплаканные серебристые глаза. ‒ Но теперь я не отпущу тебя от себя ни на шаг.

‒ Я и сама не уйду, правда! Но… ‒ спохватилась. Будто вспомнила о чем-то. ‒ В хижине осталась моя наставница. Она совсем одна!

‒ Тогда пойдем и заберем ее.

‒ Но сейчас темно, я не найду дорогу.

‒ Не забывай, что это мой лес! ‒ сказал, вставая, и протянул руку Вилии, чтобы помочь подняться на ноги, а то от радости встречи у нас будто земля из-под пят выскочила, и мы попросту осели под старой сосной, которая стала свидетельницей наших чувств. ‒ И я знаю здесь каждую тропинку, даже скрытую от глаз. У меня очень острое зрение, Вилия, в темноте я вижу, практически, как днём. Проведу тебя по горным тропам, как по широким галереям дворца. Так что пойдем.

‒ А дикие животные?!

‒ Нас не тронут, пока с тобою я.

‒ До этого момента мне казалось, что только Тенхай умеет быть загадочной, ‒ улыбнулась любимая, а меня её слова насторожили. ‒ Однако о тебе самом, владетель, я совсем ничего не знаю.

‒ Как и я о тебе, ‒ снова привлек девушку к себе, сжимая ладонь, чтобы она не потерялась снова, ‒ а теперь повтори, как звали твою наставницу?

‒ Тенхай. Ты её знаешь?

‒ Да, знаю, ‒ к чему скрывать правду от возлюбленной, ‒ это проматерь моего народа. Тенхай-прародительница.

Ульга

Пир дышал пьяным бражным духом, шумел разгульем кутежа. Хельдог праздновал военный поход на неприступный Гримхайл. Вино лилось рекой, стол ломился от яств, приближенные поданные правителя Смежных земель славили Хельдога и пили за его здоровье. Трубадуры пели свои заливистые песни. Веселье было в полном разгаре, когда правитель спохватился и вспомнил о своей жене.

‒ Что же ты, любовь моя, не веселишься со всеми? ‒ посмотрел он испытующе на свою молодую супругу.

‒ Неспокойно мне, дорогой мой муж, сердце так и сжалось от переживания. ‒ Ульга глядела мужу прямо в глаза. ‒ Говорят, не к добру это ‒ праздновать победу, которой ещё нет.

В зале наступила тишина. И только менестрели, оглушенные собственным блеянием, продолжали надрывно горланить свои песни.

Лицо Хельдога покраснело, а глаза налились кровью.

‒ Ты не веришь в победу своего супруга, дорогая моя жена? Ведь мое войско поведет твой брат, уж в его-то способности ты могла бы уверовать.

Правитель засмеялся, его поданные поддержали своего хозяина дружным хохотом. Несмело, подобострастно. Это вызывало отвращение, но Ульга потерпит. Еще немного.

‒ Всех возможностей своего брата я не знаю. Но слышала, как, в свое время, Регьярд расправился с первым мечем наших земель ‒ легко и непринужденно. От того и переживаю, как бы и в этот раз не выставился Илвар последним идиотом.

‒ Замолчи, женщина, ‒ сквозь зубы прошипел правитель Смежных земель, ‒ иначе ты рискуешь вызвать мой гнев на свою голову.

‒ А мне казалось, ‒ бесстрастно продолжала молодая правительница, ‒ что раз я и правда твоя жена, то могу надеяться на снисходительность к моему скромному уму, супруг мой. Но, похоже, я ошиблась.

В зале опять повисла тишина.

‒ Приведи сюда нашего сына, Ульга, ‒ Хельдог швырнул недоеденную гусиную ногу в глубь пиршественного стола. Судя по лицу, правитель явно, что-то задумал, ‒ я хочу, чтобы мой сын видел славу своего отца. Ему пора уже понять, чей он сын.

‒ Уважаемый муж мой, ‒ постное лицо Ульги ничуть не изменилось в выражении, ‒ наш сын уже давно спит. Зачем мучить и травмировать ребенка?

‒ Ты, видимо, не так меня поняла или тебя не учили чтить своего супруга, ‒ голос Хельдога почти срывался на крик. ‒ Живо приведи сюда мальчишку! Щенку должно стать волчонком.