Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь - Павлищева Наталья Павловна - Страница 45

Нельсон платил за обустройство Мертона, а лорд Гамильтон — за широкую жизнь в имении. Эмма, как всегда, не стеснялась, она заказывала лучшее вино, в немыслимых количествах свое любимое лучшее шампанское, самые дорогие продукты, самые лучшие пирожные… мужчины не противились, у их обожаемой Эммы все должно быть самое лучшее. Счета несчастного лорда Гамильтона опустошались с катастрофической скоростью.

Эмме вдруг вздумалось присоединиться к супругу, когда тот решил съездить с ежегодной инспекцией в шотландское имение. Конечно, Нельсон с ней. По дороге компанию составил и Уильям Нельсон… Потом сестра Нельсона с семьей… Конечно, Гревилл, ведь это он управлял имениями.

Дальняя поездка, долгая дорога, веселая компания во главе с Эммой, которая денег не считала. В результате весь доход от имения ушел на увеселительную прогулку.

Эмма умудрилась поссориться с Гревиллом, причем откровенно дав тому понять, что считает ничтожеством. Гревилл затаил обиду, которая в свое время аукнется леди Гамильтон.

Произошло это после удара, полученного в имении герцога Мальборо. Эмма, привыкшая, что все и везде принимают Нельсона с распростертыми объятьями, и не отделяя себя от адмирала, считала, что так же должны обожать и ее — героиню событий в Неаполе. Но для герцога и герцогини Мальборо любовница Нельсона никто, она бывшая жрица любви, а до неаполитанских подвигов английскому герцогу нет никакого дела.

В дом гостей просто не пустили, но, уважая Нельсона, герцог приказал накрыть легкий завтрак в саду, дав понять, что он только для Нельсона и четы Гамильтонов. Эмму прорвало, потому что за время поездки нечто подобное уже бывало, с восторгом принимая адмирала, многие чурались его любовницы. Герцог Мальборо имел возможность лицезреть взбешенную Эмму, что оказалось зрелищем не для слабонервных.

Нельсон от завтрака обиженно отказался, а леди Гамильтон устроила громкоголосый скандал с руганью и поношениями, словно рыночная торговка. Если до того у герцога и были сомнения по поводу общения с четой Гамильтонов, то теперь отпали благодаря громогласным проклятьям леди. Гамильтон как мог пытался сгладить углы, но его никто не слушал.

Эмме отчетливо дали понять, что героиня подземелий Неаполя и флотская изюминка в высшем обществе Англии не котируется совсем, даже будучи леди Гамильтон. Недаром в первую же неделю после возвращения в Лондон ей было отказано в представлении ко двору, несмотря на рекомендательное письмо королевы Марии-Шарлотты.

Гнев от полученной оплеухи Эмма незамедлительно вылила на Гревилла: показалось, что тот слишком ехидно посмеивался, глядя на бушующую толстуху.

Серьезно заболел Эдмонд Нельсон, адмиралу сообщали, что дни отца сочтены. Горацио, чувствовавший себя не слишком хорошо, не придумал ничего лучше, как написать письмо с объяснением, что не приедет, потому что… уже слишком поздно. Оставалось надеяться, что рядом с умирающим стариком оказались более тактичные люди, и Эдмонд Нельсон не прочитал сыновний привет. Он умер через несколько часов после получения письма.

Но Нельсон не поехал не только проведать умирающего отца, он не был и на его похоронах, мотивируя отсутствие болезнью. Даже любимому адмиралу общество не простило такого, ведь он только что ездил гораздо дальше. Обвинили Эмму, мол, это она не пустила любовника, чтобы тот, не дай бог, не встретился с супругой. Фанни и правда поддерживала отношения со свекром, хотя и не столь частые, потому что обиделась на его принятие Эммы.

Смерть Нельсона-старшего ничего не изменила в Мертоне, там продолжалась «райская» жизнь. Правда, не для всех она была таковой, но Эмму это не смущало.

Сэр Уильям таял на глазах. Нет, у него не было каких-то жестоких болей, не было жара или кашля, не было даже простого насморка, лорд Гамильтон угасал от усталости, от нежелания жить. Если бы ему позволили, он оставил бы шумное общество, отправился в свое имение, ловил там рыбу, выпивал по вечерам стаканчик хорошего вина и подолгу сидел, снова и снова перелистывая каталоги своих утерянных коллекций.

Ему, прожившему столь бурную жизнь, очень хотелось покоя в старости. Но последние десять лет никакого покоя не было. Неугомонная супруга, сама его не имевшая, и остальным не позволяла дня прожить тихо. Лорд Гамильтон мечтал хоть один день обедать без толпы гостей, хоть одну неделю прожить без переезда куда-нибудь или без концертов в собственном доме.

Мертон не был его собственным домом, он это чувствовал на каждом шагу, был весьма обременительным и от того нежеланным приложением к собственной супруге, страшно мешал Эмме и Нельсону. Возможно, Нельсону не столько, а уж Эмме точно мешал. Но она терпела, прекрасная актриса, леди Гамильтон изображала заботливость и внимание к супругу, однако лорд чувствовал, с какой затаенной неприязнью протягивает она руку, чтобы помочь подняться старику. Однажды ему пришло в голову, что, упади одновременно они с Нельсоном, Эмма, несомненно, бросится к Горацио, даже если тот просто споткнется, а муж расшибет себе голову.

Да, он стар, выглядит, а главное, чувствует себя куда старше своих семидесяти двух лет, так же, как при встрече с Эммой выглядел куда моложе своего возраста. Приходилось признать, что за двадцать лет он постарел на сорок. Но суть не во внешнем изменении, — Уильяму незачем стало жить.

Коллекции… у него больше не было его обожаемых коллекций, не было даже возможности разглядывать их каталоги, чтобы сохранить память об этих сокровищах. Лорд Гамильтон всегда отличался феноменальной памятью, он и сейчас ее не потерял, мог бы восстановить содержание мысленно. Если бы позволили, но ему не давали возможности по-стариковски сидеть с удочкой на берегу ручья, не помогали даже оправдания, что он ловит довольно много рыбы к столу в Мертоне. Эмма не понимала или не желала понять, что, глядя на неподвижный поплавок, он думал не о клеве, а о вазах, ушедших на дно моря…

Эмма… Любимая, обожаемая Эмма, под ноги которой брошена вся жизнь, уважение, почет, возможность признания заслуг государством, все увлечения и интересы… Нет, у него не было Эммы. Не было с той минуты, как на горизонте появились корабли Горацио Нельсона.

Нет, сэр Уильям ничуть не осуждал их любовь, даже всегда помогал и поддерживал, но он ожидал ответного уважения своих интересов и чаяний. Он прекрасно понимал, что выглядит в глазах общества посмешищем, несчастным рогоносцем, никчемным мужем, не способным отстоять свою честь. Но Уильям знал, что им нужна его помощь, его имя для прикрытия, и он давал такое прикрытие. Ценой своей чести спасал честь Эммы и Нельсона. Любовная связь его жены была столь громкой, что достаточно одного слова, и их развели бы. Но что тогда? Нельсон женат (и разводиться не собирался), что будет с Эммой?

Столько лет этот вопрос оказывался главным, когда лорду Нельсону приходилось выбирать, как поступить. И он всегда делал так, чтобы было лучше Эмме. Эмме и Нельсону. Эмма давно перестала быть женой, задолго до того, как родила от Нельсона. Лорд Гамильтон воспринимал этих двоих, как собственных детей, которых у него не было, ему хотелось от них внимания и понимания, как от детей. Но получал только раздражение (видимо, своей живучестью) и наигранную заботу.

Ужасно.

Если бы ему позволили забрать девочку (Эмма сколько угодно могла делать вид, что никакой дочери у них с Горацио нет) и уехать с ней в имение, чтобы воспитывать ребенка по-своему, как внучку… Это было бы много лучше, чем держать малышку у чужих людей. Но Гамильтон знал, что Нельсон тоже обожает малышку и ни за что не согласится, чтобы та жила далеко.

Лорд Гамильтон был бы готов оставить дочери Эммы и Нельсона все, что имел, готов сделать ее единственной наследницей. Но приходилось делать вид, что он слеп, ничего не видит, не замечает, ни о чем не догадывается. Уильям устал играть роль рогатого глупца при своей жене. Никакая любовь таких испытании́ не выдержит. Те, кого он любил и боготворил — Эмма и Нельсон, — считали его досадной долгоживущей помехой.