Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь - Павлищева Наталья Павловна - Страница 48

А потом было Трафальгарское сражение… То самое… последнее в его жизни…

Вечером перед сражением, то ли что-то предчувствуя, то ли на всякий случай, Нельсон при свидетелях написал в блокноте слова об обеспечении своей дочери Горации и леди Гамильтон, вручая их судьбы Англии. Последняя просьба: дать леди Гамильтон ту пенсию, которую она заслуживает, не оставить вниманием Горацию…

Победа под Трафальгаром полная, но адмирала Нельсона больше нет. Он погиб так, как должен погибать герой — в бою, но с победой.

Она лежала в постели, не в силах не только подняться, но уже и плакать.

Человек, который был ей дороже всех на свете, ради которого она не пожалела бы собственной жизни, единственная (теперь Эмма в этом абсолютно убеждена) любовь ее жизни, погребен. Тело в гробу опущено в склеп. Нельсона больше нет, но осталась память о нем и их дочь Горация. Горацию Нельсон завещал не покидать ни при каких обстоятельствах и дать девочке прекрасное образование. Эмма понимала, что выполнит завещание, даже если придется голодать.

Горацио сможет гордиться и своей дочерью, и самой Эммой, глядя на них с небес.

Эмма не подозревала, что слова патетические «придется голодать», пришедшие ей в голову, окажутся правдой.

Немного придя в себя после похорон, она попыталась подвести итоги.

По завещанию Нельсона ежегодный доход у нее тысяча фунтов стерлингов, от лорда Гамильтона еще семьсот, Горации Нельсон оставил четыре тысячи с возможностью использовать проценты исключительно на образование.

Жить есть где, пока есть Мертон. Вообще-то, имея такой доход и такую ферму, она могла не беспокоиться, потому что земли вокруг Мертона многовато, часть ее можно продать, а на оставшейся вести настоящее, а не игрушечное хозяйство. Прекрасные луга, ручей, полный рыбы, самые разные хозяйственные постройки… Это возможность завести всю живность и жить практически натуральным хозяйством, тратя на остальное совсем немного.

Отчасти подобным занималась мать Эммы миссис Кэдоган.

Вовсе не обязательно завершать начатую перестройку части дворца и благоустройство парка, не время. Семья из двух женщин и ребенка могла бы обойтись скромным домиком в несколько комнат или в целях экономии поселиться пока в одном крыле огромного дворца, закрыв остальное, чтобы не тратить безумные деньги на отопление пятнадцати спален.

Другая так бы и поступила: закрыла большую часть комнат, занялась развитием своего хозяйства, сдала в аренду часть земель, стараясь получить хоть какой-то доход от имения… В конце концов, просто умерила свои траты.

Другая, но не Эмма. Она ничего не умерила, кроме разве бесконечных праздников во славу обожаемого Горацио.

Женщина успокаивала себя:

— Нельсон завещал заботиться о его Горации и о леди Гамильтон. Правительство не сможет отмахнуться от такой просьбы героя, овеянного славой. Оно должно заботиться о родственниках погибшего адмирала.

Правительство заботилось, вот только саму Эмму Гамильтон и Горацию, которая считалась удочеренной Нельсоном, таковыми не полагало. Парламент проголосовал за обеспечение семьи Нельсона. Семьи! Фанни получила пожизненную пенсию за погибшего супруга — пять тысяч фунтов стерлингов. Сестры по пятнадцать тысяч единовременно. Брат героя Уильям кроме ежегодных пяти тысяч еще сто тысяч на покупку достойного своему рангу дома.

А Эмма с Горацией?

Ничего!

Но, как же та самая последняя запись в блокноте, где Нельсон просил заботиться о леди Гамильтон и не забывать о его дочери Горации? Герой поручил Англии своих любимых женщин, а Англия об этом забыла?!

Эмма полагала, что правительство просто невнимательно отнеслось к блокноту Нельсона. Она начала выяснять, куда же тот девался. Ей казалось, что кто-то гадкий просто спрятал сокровище, стоит только правительству узнать о приписке, дочери Нельсона тут же определят сумму еще большую, чем остальным родственникам. В конце концов, больше детей у Нельсона не было.

Зря она так думала, блокнот не затерялся и те, кто мог повлиять на решение, его прочитали. Но рассудили просто: где доказательства, что это действительно дочь Нельсона? Так можно любую девочку объявить наследницей. Кто ее мать? Кто тайно родил Горацию адмиралу и почему он так долго скрывал ребенка от всех? Почему удочерил только перед своей гибелью, а не сразу после рождения?

А уж то, что единственной опекуншей названа леди Гамильтон, и вовсе ставило все под сомнение. Сама леди Гамильтон ее матерью быть не может, ведь согласно документам Горация, родилась 29 октября 1800 года в Лондоне, когда леди, лорд Гамильтон, да и сам адмирал Нельсон были далеко от Англии в Дрездене. А за девять месяцев до того Нельсон вообще находился на Мальте.

Так чья же это дочь?

Желая при рождении Горации избежать скандала и скрыть ее появление на свет и материнство Эммы, они с Нельсоном перечеркнули будущее дочери. Круг замкнулся.

А обеспечивать роскошную жизнь любовнице, за которую все героя осуждали, казалось и вовсе неприличным. Леди Гамильтон не бедствует, во всяком случае, не должна, у нее имение, наследство лорда Гамильтона, и вообще, при чем здесь какая-то любовница?! Это не семья.

Эмма не желала этого признавать, ей казалось, что вот-вот разберутся, вот-вот откуда-то с неба посыплются золотые монеты. Так было всегда, во всяком случае, много лет. Стоило ей пожелать, и лорд Гамильтон, а потом и Нельсон, исполняли любую прихоть, оплачивали любые ее долги или траты. К чему задумываться о деньгах? Какая разница, сколько потрачено — сто фунтов или тысяча? Всегда найдутся богатые мужчины, готовые раскрыть кошелек ради красивой женщины.

Она не желала не только экономить или заниматься хозяйством (фи!), но и вела себя по-прежнему, жила широко, так, словно и не было материальных проблем. А деньги? Их всегда можно занять, она и раньше так делала, а потом кто-нибудь заплатит.

Эмма не задумывалась, что теперь нет двух мужчин, готовых оплатить ее сумасшедшие траты, а сама она перестала быть красивой женщиной. Красивым оставалось только лицо, фигура все больше оплывала, на щеках вместо нежного румянца появились красные прожилки, и белки глаз заметно пожелтели (печень не прощала огромного количества шампанского и кларета), и голос уже не тот… Жила, словно шла по краю пропасти с завязанными глазами, не слыша никаких предупреждений и советов.

После похорон Нельсона прошло полгода, но в ее положении ничего не изменилось, никакой пенсии, зато угрожающе росли долги. Нельзя сказать, что они не беспокоили леди Гамильтон, но только потому, что оставалось все меньше готовых одолжить еще. Она не платила людям, работающим в Мертоне, поставщикам продуктов, портным, даже собственным слугам. Долги кредиторам тоже росли, но Эмма словно в пику такому положению тратила и тратила, организовывая вовсе ненужные праздники, ужины, закатывая роскошные обеды.

Это не оставалось незамеченным, кто же поверит в сильнейшую нужду женщины, которая способна пригласить толпу гостей и помимо роскошного стола щедро одарить всех подарками! Нуждающиеся себя так не ведут.

Леди Гамильтон писала бесконечные письма, одни секретарь под ее диктовку — в правительство и людям, близким к власти, с просьбой разобраться и оценить прошлые заслуги ее и лорда Гамильтона, другие сама — друзьям, жалуясь на то, что ее все забыли и забросили:

«Я очень больна. Передо мной огромный мир без друзей, а ведь когда я жила благополучно, их было множество…»

Эмма неправа, ей помогали и без конца ссужали деньгами «в долг», прекрасно зная, что вернуть не удастся. Она то и дело у кого-то гостила, кого-то посещала, крутилась в вихре светской суеты.

Для друзей она оставалась прежде всего женщиной, которую обожал Нельсон, потому ей долго не давали пойти ко дну, без конца поддерживая. Многие поражались, что деньги уходят не на выплаты кредиторам, а на все новые и новые праздники. Пытались советовать погасить долги, потому что терпение кредиторов не вечно, могут быть серьезные неприятности, но Эмма словно не замечала затягивающую долговую трясину.