Мое королевство. Бастион (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна - Страница 24

— Куда?

— До поворота на столичное шоссе, а там ему укажут направление.

— Заманчиво проследить… Но уйдет же, стерва. Ладно, выезжаю.

Комиссар оставил у Зины инструкции для Ковригина и, схватив пальто, выскочил вон. А через два часа был уже в поместье.

Кроны лип и кленов подъездной аллеи золотило заходящее солнце, холодало.

— То-то она паинькой себя вела, я уже беспокоиться стала, — ворчала Инна.

— Неужели ей на телеграмму ответили? — спросил себя Крапивин. — Инна, на почте она была? Сношения с кем имела?

— Через дупло…

— Что-о?!

— Ну, в старой романтической повести любовники записки друг другу в дупле оставляли. Настоящая конспиративная почта. Нет, не имела. Твердо, Даль Олегович. На свой страх и риск бежит. Может, Володя ей хованку приготовил. Или подельники заранее выбрали что.

— Не могли заранее. Не знал Сан, куда я ее повезу.

«Или знал? — подумал Даль внезапно. — Каждый мой шаг. Потому что он — это я. Знал, что не упакую, буду играться, как кошка с мышью. И мог предположить, что поместье Ленцингеров выберу. Но и я тогда его ходы обязан угадывать на раз».

— Дайте-ка мне карту окрестностей, Инна, — сказал он.

— Ужин?

— Ужин тоже.

Рука болела, мешала сосредоточиться.

Где поблизости схрон, куда местные просто не полезут? Нет смысла лезть? Заброшенный завод, ангары, железнодорожная ветка, хранилища водорода, сейчас пустые…

Он постучал себя пальцами по губам.

— Не годится. Не годится все. Огромное, неуютное, там не выжить. Разве кто заранее позаботился о еде и воде, о запасе дров, торфа или угля. Хотя такие объемы не протопишь. Подсобка? Кабинет мастера? Сторожка?

Даль сморщился.

— Надо туда послать людей, пусть глянут осторожно на предмет присутствия условий.

А вариантов множество, и ни один не кажется подходящим.

Вдруг поскачут в Эрлирангорд и растворятся, как сахар в чае?

— Следует маменьку и сестру Вереса прощупать, не в Академию же он Аришу повезет. Влюбленный юный дурак! Или в Академии приятели помогут? Не все бедные, есть и со связями. Их прощупать стоит тоже. С кем там Володя дружен?

Людей и времени недостает. Не успеешь оглянуться, а годовщина коронации рядом.

Крапивин покачал головой. Нет, следить рискованно, надо на выходе из храма брать. Одолжить у извозчика экипаж… С другой стороны, так и кортело комиссару натянуть армяк, приклеить бороду и так проехаться с конфидентами до конечного пункта назначения. Это во время Вторжения играть с моной Адашевой было опасно, а сейчас милота.

Посмотрю по обстоятельствам, решил он. Выругал себя мальчишкой. Проблему с беглыми создателями надо было решить быстро и кардинально, а не в бирюльки играть, пока Алиса страдает. Хранитель Хранителем, но и Феликс не всесилен. А государыня в день коронации не уедет, не спрячется. Как на том ноябрьском поле другого мира под прицелом арбалета, когда всего-то могла отречься от сказок. Как в пыточной Твиртове. Отречься и жить. Краон сдержал бы слово, такая-сякая честь у него местами была. Но Алиса при всех ее недостатках предавать не умела. Ни сказки, ни людей, ни себя.

К ржавым, подумал Даль. Я обязан переиграть Сана и я это сделаю. Даже если все силы зла встанут на моем пути.

Глава 9

Силы зла, похоже, не дремали. В девятом часу утра мрачная, как похороны, Зина широко распахнула двери кабинета.

— К вам, Даль Олегович.

Пафнутий Ковригин под локоть бережно ввел «ходящего под корабеллой», вторая рука священника была на перевязи, в разрез подрясника тоже проглядывал бинт.

Священник был бледен, пот выступил на лице.

— Вот, Когутов Арсений Романович. Оказывал помощь Ленцингеру и поплатился за свое добросердечие.

Домик приходского священника стоял под обрывом к северу от Новодевичьего моста, как раз пониже храма, куда вела по склону кособокая, местами замощенная дорожка.

Почти каждую весну домик затапливало, но переселяться отец Арсений отказывался, да и куда? Приход был маленький, по меркам столицы небогатый, жертвователи обходили его стороной: на Свистке жили в основном рыбаки и портовые грузчики с семьями.

Но осенью вокруг дома было красиво, в огороде доцветали, поднимаясь выше окошек, «золотые шары» и «бабушкины» астры. Колеблемые ветром с реки шибы позвякивали.

Арсений отговорил перед почти пустыми скамьями утреню и вышел в туман, спустился скользкой от росы тропинкой к дому и на пороге нашел худого паренька с окровавленной… (священник споткнулся и закашлялся) Тот был без памяти.

Даль хлопнул себя по лбу. Священники. Почему-то и в голову ему не пришло, что беглый создатель кинется к ним. А ведь все «ходящие под корабеллой» сведущи в медицине. Непростительная ошибка! И как убежища надо взять на заметку обители, возможно, Кривец спрячется там.

Он черканул пару слов на календаре и вновь приготовился слушать.

Нескоро отец Арсений привел парня в сознание. Тот был тощ, измучен, потерял много крови и страшно напугался.

Зыркал зверем, но в разговоре был вежлив и даже робок, и речь гладкая: сразу ясно, что из хорошей семьи. Но испытал много лишений и явно бедствовал. Одежки не по росту, худоба, нехороший кашель. Юноша был не только ранен, но сильно простудился, побывав в реке.

Оставив на потом расспросы, священник взялся его лечить и отпаивать бульоном, купив у прихожанки курицу. Провозился весь день, врача парень упросил не звать, пообещав рассказать о печальных своих обстоятельствах позднее. А когда отец Арсений заснул, утомленный дневными заботами, обокрал его. И ударил топором. Когда тот проснулся от шума. Целился в голову, но Корабельщик помог увернуться. От вида крови парень размяк и сбежал.

Милосердие наказуемо, подумал Даль. Не утонул, ранен, перехватим.

— Предупредите людей, что опасен, — отец Арсений хрипло откашлялся.

— Предупредим. А вы своему начальству дайте знать, пусть в храмах объявят, чтоб стереглись. Если зверь отведал крови — не остановится. Пафнутий Карлович, составьте список, что у мессира Когутова пропало. И действуйте!

Комиссар хлопнул себя по лбу. Залевич! В каземате перезрела, должно быть. Кликнул Зину:

— Залевич ко мне!

Мята ворвалась фурией, потирая запястья, с которых только-только сняли кандалы:

— По какому праву?! Как вы смеете?! Затыкать горло свободной прессе?

— Буйство девушке не к лицу, — ехидно протянул Даль. — Садитесь.

Мяте садиться не хотелось, хотелось буйствовать, косы мотались, руки мельтешили.

Комиссар с трудом оберегал от нее предметы на столе, отодвигая подальше.

— Чаю?

— Обойдусь! Я жаловаться буду!

— Кому?

— Я в суд обращусь. И к общественности.

— Давайте ближе к делу, — насмешливо сверкнул глазами Даль.

— Извольте, — Мята внезапно успокоилась и без стеснения бухнулась в глубокое кресло. Мелькнули симпатичные коленки.

Девица обдернула юбку.

— По какому праву вы удерживаете у себя мону Воронцову? Я требую ее немедленного освобождения!

— Во-первых, Адашеву, — сказал комиссар скучно. — Или вас не посвятили в подробности ее брака?

Но Залевич не взять было голыми руками.

— Саша ее защищал! И это не может служить препятствием истинной любви!

— Только в романтических сказках ваших коллег, — ответил Крапивин ядовито. — А закон думает другое по этому поводу. В Метральезе полагается покаяние и монастырь. В Искоростене — неверную супругу волокут голой по улицам, а потом побивают камнями.

— Вы сперва докажите, что она неверна! — сверкнула глазами Мята. И Даль охотно шлепнул перед ней стопку газет, вышедших назавтра после прибытия Адашевой в Эрлирангорд.

Залевич перебирала их, и нижняя губа тряслась от гнева.

— Это все сфабриковано! От первого слова до последнего. Вы! — она обвиняюще ткнула в Даля пальцем. — Вы его сыграли!