Книжка про Гришку - Погодин Радий Петрович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/21
• Следующая

Козел Розенкранц поднял на воробья покрасневшие от слез глаза, носом бурливо шмыгнул и вдруг сказал басом, какой возникает после рыданий:

- Пижон пернатый. Скажи спасибо, что у меня тоска в данный момент, не то бы я из тебя не то что морского - подводного воробья сделал.

- Как? - воскликнул Аполлон Мухолов, не имея в виду задавать вопросов.

- Этой подушечке для булавок случай помог. - Козел поднялся и нервно забегал туда-сюда. - Везет некоторым. Ой, люди! Ой, уважаемые домашние животные, птицы и курицы! Где справедливость? Родился он, пардон, под стрехой средней школы. Всю науку в форточку подслушал. Изо всех десяти классов сразу. Вообразите, какая каша у него в голове. И пробелы.

- Я самообразованием пополнил и систематикой, - объяснил воробей гордо.

- Нет, вы ответьте, - продолжал козел, сотрясаясь всем телом. - Мух для пропитания ему ловить нужно было? Нужно. Он их ловил? Ловил. А также расходовал ценное учебное время на драки. Пропускал, Мухолов, занятия?

- Многие школьники пропускают, а им все равно аттестат дают, вздорно чирикнул Аполлон Мухолов. - И помолчали бы вы. Не вам говорить! Вам... с вас... о вас, как с козла молока. Я всегда презирал козлов!

- Да я тебя вместе с твоим чириканьем проглочу! - Козел подпрыгнул на рекордную высоту. Он бы, конечно, задел воробья рогами, но Аполлон Мухолов взвился свечкой и от страха за свою будущую моряцкую жизнь и любовь капнул на козла с высоты.

Именно эта капля оказалась последней каплей, решившей судьбу козла Розенкранца.

- Недоучка! - закричал козел страшным голосом. И зарыдал. - Чтобы на меня какой-то воробей паршивый с высоты капал? Нет, не могу! Держите меня, Гришка, у меня разрыв сердца.

- Так и надо, - чирикнул воробей, улетая на Балтику.

- Ох, держите меня, держите! - Козел дышал тяжело. Головой тряс, словно залепило ему глаза паутиной. Ногой топал и восклицал: - Хватит! Гришка, вы должны мне помочь. Все, кроме вас, от меня отвернулись. Даже наглые курицы. Я говорю - хватит!

Но последняя капля оказалась, увы, предпоследней. Из-за футбольной штанги вышел, прихрамывая, дядя Вася с чемоданом, в котором гармонь.

- Жалко мне, - сказал он. - Очень жалко. Что ты надумал? Исправляться? А твоя яркая индивидуальность? Исчезнет она. И не будет ее... "Когда б имел златые горы..." - запел дядя Вася.

- Вот именно, - сказал козел мрачным голосом. - Отчего вы такой, цветом в зелень? Это не вас я на крыше бодал, когда вы чужое веселье в печную трубу подслушивали? Гришка, держите меня покрепче. Я сейчас за себя не ручаюсь. Что-нибудь сотворю сверхвозможное. Ох, держите меня, держите!..

Через некоторое время в правлении колхоза у председателя Подковырина Николая Евдокимовича появились два посетителя: приезжий дошкольник и бородатое животное неопределенного сельскохозяйственного профиля. А вечером все жители новгородской деревни Коржи, а также дачники и проезжие шоферы поразились. В деревню входило стадо. Впереди - козел Розенкранц, чистый и красивый - весь белый. Шел он с небрежной лихостью, как командир разведчиков. Овцы в сторону не скакали, в чужие дворы не ломились дисциплину держали. Коровы тоже довольные были. Коровам нравится, когда впереди такой красавец шагает. Пастух Спиридон Кузьмич, идущий, как и полагается, позади стада, нахвалиться не мог.

- Ну помощник! - говорил он, останавливаясь у каждой избы. - Ну мастер! Можно сказать, психолог, врожденный гений!

Повариха Мария Игнатьевна, выбежав из кухни, ахнула:

- Розенкранц, ты ли это? - и угостила козла омлетом.

Плечистый молодой шофер в цветочной рубахе, который уже починил свою машину, смазал ее и провел профилактику, крякнул и вилку выронил. Он в этот момент в столовой сидел, закусывал перед дальней дорогой. Сбегал молодой шофер к прилавку - угостил Розенкранца крюшоном.

А Гришка?

Совершенно естественно, наполнился Гришка гордостью и самодовольством. А как же, сколько он хорошего дела сделал. Приподнялся Гришка на цыпочки, вытянулся, как гороховый росток, ладошками кверху, и полетел. Теперь он летел повыше прежнего, глазами сиял и всем улыбался.

- И чего это ты такой гордый? - услышал он голос снизу. - И чего это ты так взлетел?

- А как же? - ответил Гришка, различив с высоты соседку бабку Наташу, у которой молоко по утрам брал. - Козел Розенкранц исправился, теперь хулиганить не будет.

- Ахти... - проворчала бабка Наташа. - Подруга моя Аграфена болеет, а в аптеке лекарства нужного нет. Дров на зиму Подковырин Колька обещал доставить, а где они, дрова те? Картошку нынче какой-то жучок ест. Грибы, как я вижу, не уродятся. Ты взлетел, ты и посмотри с высоты, сколько всего. А ты нос задрал, как моя внучка Лизка, окромя своей гордости ничего не видишь.

Гришка посмотрел вокруг, да и сел на землю. Увидел он с высоты своего гордого полета лесной пожар, большую колдобину на шоссе, ее ливнем промыло, замусоренные улицы увидел, поломанные ребятишками яблони и много всякого другого, чего с высоты дошкольного роста не разглядишь.

ЕХАЛИ БЫ, ЧЕГО ЖЕ

Дядя Федя встретил Гришку словами:

- Как твоя становая ось?

- Крепчает, - ответил Гришка не очень уверенно.

- И не ври. Вижу, опять летал. Нет в твоем организме твердости. Дядя Федя лег на кровать, покрыл голову пиджаком. - Пашку в Москву вызвали телеграммой "молния". Не погостил Пашка.

Дяди Федины руки, далеко вылезающие из коротких рукавов полосатой рубахи, были похожи на особые корнеплоды. Так Гришка думал.

Дядя Федя тоже думал в ожидании вопросов.

Дом дяди Федин молчал. Молчала утварь, развешанная на стенах, ковшики, сковородки, сковородники, продуктовая сетка с папиросами "Север", картинки и фотографии, вилки, ложки, ножи и кружки.

- Конечно, ты знаешь. Ты газеты читаешь, радио слушаешь, - наконец сказал дядя Федя. - И не притворяйся, что ты об этом не думаешь. Короче, выкладывай, свой ответ на свой вопрос. Иначе не получится.

- Чего не получится? - спросил Гришка.

- Разговора у нас не получится. Спрашивай: как я отношусь к ожирению?

Дяди Федин дом засопел печной трубой, смущенно улыбнулся развешанными на стенках предметами, предназначенными для приема пищи.

- Я жирею, - сказал дядя Федя печально.

Гришка молча почувствовал свою пока еще неопределенную вину.

- Пашка уехал нетрясучий транспорт пускать в испытательный рейс раньше срока, - сказал дядя Федя. - Меня с собой звал на ответственную работу.

- Кем? - спросил Гришка.

- Испытателем.

Гришкина вина отчетливо определилась и налегла на него тяжестью коллективной поклажи, когда все несущие, кроме тебя одного, вдруг выпустили ее и занялись другим делом. Так Гришке показалось.

- Разве вы машинист? - спросил Гришка, надеясь сбросить хоть часть груза.

Дядя Федя проворчал из-под пиджака:

- Не притворяйся. Машинисты у Пашки молодые, обученные на высших специальных курсах. А я кто есть?.. Я есть старик.

- Как же вы тогда испытывать стали бы?

Дядя Федя стащил с головы пиджак. Мечтательно выставил бороду к потолку.

- Сидел бы в мягком откидном кресле, обвешанный градусниками и присосками. Меня бы лимонадом поили молоденькие проводницы - у Пашки все проводницы с высшим образованием. А ученые доктора с меня показания снимали бы на всех скоростях. Для кого нетрясучий транспорт? Для стариков. Которые молодые, те и на мотоциклах могут и на ракетах, а особенно хорошо на своих ногах... Понял мою работу? Если я на всех режимах и при тормозе сдюжу, значит, все старики и старухи могут Пашкиным транспортом пользоваться без опасения.

- Жаль, - сказал Гришка. - Ехали бы, чего же?

- Васька вместо меня поехал.

- Как?! - вскричал Гришка.

- Так. Ты вот знал, что он здесь обретается, а нам не сказал.

- Он плохой, - пробурчал Гришка.

Дядя Федя глянул на него жалостливо и снова в потолок уставился.

- Ты еще товарищей накопить не успел, тебе их не жаль пока что. А мы уже почти всех потеряли... Васька был очень сильный физически, а вот становая ось у него слабая...

• Предыдущая
• 11/21
• Следующая