Школа Северного пути (СИ) - Астахова Людмила Викторовна - Страница 28

— Объяснись, Наследный принц, — требовательно приказал Сын Неба и шлёпнул ладонью об столешницу — Что за беспорядки устроены в пределах города? Откуда взялась дзянши в доме Первого министра? Что вообще происходит? Твой титул не просто дань моей любви и признание твоих заслуг, это ещё и великая обязанность! И что же я вижу? Цзянькан волнуется, на улицах льётся кровь, а ты тащишь во дворец этих… людей. К чему они здесь?

— Докладываю Императору, — отчеканил Сяо Тун, опускаясь на колени перед отцом. — Никаких беспорядков в столице уже не наблюдается. Ибо когда я прибыл на место событий, то чудовище было уже остановлено учениками Мастера Дон Сина.

Имэй не смогла сдержать ухмылки. Имя их наставника даже здесь, во дворце, использовалось как щит от несправедливых нападок. А это означало, что у принца нет других способов защититься, кроме неоднократного упоминания Мастера Школы.

— Встань немедля и говори: Чжу И допросили? Что он говорит?

— К сожалению, Первый министр внезапно умер. Не иначе как от колдовства.

— Точно? Его заставили замолчать? Кто? — настойчиво расспрашивал Сын Неба.

— Этого я не ведаю, мой повелитель, — признался тайцзы. — Но дом его был полон демонов, словно настоящая преисподняя. Яогуай стерегли ворота, а внутри засела дзянши.

Нога владыки в шёлковом домашнем туфле отстукивала сложный ритм об перекладину между ножками стола, за которым он сидел. А ещё Имэй даже на расстоянии слышала, как клокочет в груди повелителя Великой Лян излишек пневмы. Если бы тут был братец Лань, он бы поставил точный диагноз, но и без его познаний в медицине девушка могла сказать — Император серьёзно болен. А больной человек подозрителен и подвержен необъяснимым капризам. Тайцзы ходил по тончайшему льду, когда пытался донести до отца всю серьёзность совершенных Первым министром преступлений. Когда больному страшно, он, как правило, не слушает доводов рассудка. Если Ли Имэй хочет узнать что-то про Бродягу, принца надо срочно спасать.

Девушка тихонько хныкнула, как это делают маленькие дети, привлекая внимание Императора.

— Чей ребёнок? — спросил он тут же.

— Наш, Ваше величество, — бойко отозвался Сяо Чу и тут же вдохновенно соврал. — Самая младшая из учениц Мастера Дон Сина, если так можно сказать. Люди сян-го похитили её для своих бесчеловечных опытов.

— Так называемый «сломанный ребёнок»? Поднимись, ты…

— Старший ученик Сяо Чу, — низко поклонился лучник.

— Твоя фамилия Сяо? — в голосе Сына Неба снова зазвенел серебряный колокольчик вечного беспокойства. Вроде того, что остался лежать, всеми незамеченный, между циновками в погребальной зале. Кто-то приходил туда и звонил в него, исполняя ритуал удержания души-пов мёртвом теле гуйфэй. У Имэй пальцы так и зачесались написать ещё один талисман.

— Да, — признался одноглазый стрелок. — Но пишется она совсем другим иероглифом.

Какое-то время Император молчал. Должно быть, разглядывал собеседника. При этом он без остановки похрустывал пальцами.

— Что случилось с твоим лицом, старший ученик Сяо Чу?

— В моей деревне был пожар.

Здесь брат Чу не лгал ни единым словом. Деревню, где пряталась его мать с родней, и в самом деле сожгли дотла.

— А где она, твоя деревня?

— Я того не ведаю, Ваше Величество, — затылком Имэй видеть не умела, но точно знала, насколько обезоруживающе умеет улыбаться братец Сяо. — Мой дом в Аньчэне — в Школе Северного пути.

— Вот как? Подойди ближе, старший ученик. Оставь ребёнка и подойди.

Чу положил малышку рядом с Имэй и сделал несколько шагов вперед.

— Ближе, не бойся. Повернись в профиль.

Надо понимать Император пытался отыскать в облике Сяо Чу знакомые черты.

— Кем была твоя мать?

— Я её не помню.

И опять скрипучее дыхание владыки сквозь его стиснутые зубы.

— Так это ты остановил дзянши, старший ученик?

— Мы все её остановили. Я, вообще-то, за нашей Пуговкой пришёл. Кто ж знал, что она в доме сян-го окажется.

Он, пожалуй, единственный, кто не трепетал в присутствии Сына Неба.

Интересно, вдруг подумалось Ли Имэй, а если бы судьба иначе распорядилась, и папаша одноглазого стрелка усидел на троне, то каким стал бы Чу? Вряд ли лучше, чем он есть сейчас.

— Очень хорошо, вернись на своё место, старший ученик, — процедил владыка Лян и встал. — Но я так и не услышал причину, по которой наследный принц привёл этих людей сюда, во дворец?

«Давай, Ваше высочество, скажи про исчезнувший гроб! — беззвучно взмолилась девушка. — Не порть мне всю стратегию своей правдивостью!»

И тайцзы не подвел Имэй.

— Этой ночью гроб моей матери пропал из Погребальной залы.

— Что? Ты хочешь сказать, что предатель Чжу И к этому причастен? Или она тоже…

Голос Сына Неба совершенно сел от нахлынувшего волнения.

— Так иди и найди и гроб с телом матери, неблагодарный ты сын! Все — вон!

— Десять тысяч лет Императору! — взвыли перепуганные подданные и выскочили прочь. Даже Чжу Юань, большой любитель пострадать всласть, напрочь забыл о том, что у него всё тело болит, и взлетел над полом, как подстреленная утка. И не крякнул от боли.

Так стратег Ли и не увидела лица правителя Великой Лян. Но, может, оно и к лучшему, а?

— Уже и не чаял живым выбраться, — проворчал шаман.

Девушка покрепче прижала к себе Пуговку, стараясь не отставать от соратников, устремившихся за Наследным принцем. На отполированных гладких полах и самой поскользнуться недолго, и ребёнка выронить, успевай только ногами перебирать. А галереи-то длинные. Малышка вдруг совсем по-щенячьи жалобно заскулила.

— Тебе больно? Может, дышать нечем? Давай-ка поглядим…

Имэй остановилась, развернула складки жёсткой ткани, открыв лицо найдёныша. Девочка крепко зажмурилась и снова-таки, как собака, носом покрутила, словно принюхивалась.

— Ты чего? Чихнуть хочешь? Застудили тебя эти изверги, да?

Ночи холодные, неведомо, сколько несчастное дитя пролежало в сундуке без воды и пищи.

— Я тебе водички скоро дам, тёпленькой… — успела прошептать Имэй прежде, чем Пуговка вдруг широко распахнула одновременно глаза и рот. Словно закричать хотела, но голос пропал. Маленькие дети обычно голосисты, но страдалица не издала ни звука. Лучше бы она заорала на весь дворец, столько обжигающего ужаса застыло в круглых черных глазёнках.

Так порой просыпался Бродяга.

Кажется, дрыхнет же беспробудно, руки-ноги раскидал по постели, разве только слюни не текут, но стоит лишь коснуться плеча, как он вдруг глазищи свои распахнёт, а в них точно стоячая вода — жуть смертельная, родом вовсе не из снов, а из настоящей яви. Потом сморгнёт Бай Фэн раз-другой и утечёт всё плохое в чёрную точечку зрачка, останется только расслабленная улыбка и сильные руки, которые — хвать и прижмут к груди. И бесполезно вырываться, призывая к порядку и пристойности.

«А кто пожалеет усталого героя? — спросит он, пристраивая брыкающуюся Имэй к себе же под бок, словно кошку. — Кто сварит для него супчик на куриных потрошках?» Как будто сам не знает, кто всё это сделает

Но то ж взрослый мужчина, маг и воин, навидавшийся за свою жизнь столько страшного, что на ночь лучше не рассказывать, а тут — дитё малое.

— Что? Что случилось? Больно где-то стало? — перепугалась девушка, вглядываясь в перекошенное личико.

А потом услышала тихий шелест. Так шуршит сухой тростник на зимнем ветру холодным вечером. Морозный страх тоненькой струйкой сбежал вниз — от затылка к копчику — вдоль хребта. И на миг причудилось, что стоит обернуться на этот почти неуловимый ухом звук, как в лицо прыгнет полуночная бестия и одним укусом выгрызет глаза вместе с половиной лица. Даже крикнуть не успеешь.

Имэй до крови прикусила губу и резко развернулась на месте.

Ничего. Кроме, самого края взметнувшихся одежд. Пола темно-красного шэньи, расшитого золотыми нитями, мелькнувшая за поворотом коридора. И тихий-тихий звук быстрых шагов.

Кто-то стоял за драпировкой с шёлковой блестящей бахромой и наблюдал за ними, пока его не учуяла Пуговка. Дворцовые евнухи облачены в темно-зелёные одежды, служанки — в голубые…