Эверетта v2.0 (СИ) - "Арх" - Страница 9

— Заходи.

Молодец мама. Захожу. Сольфеджио. Вот вам сольфеджио.

— С кем занималась? — спрашивает субъект у мамы.

— По книжкам, — отвечает та.

— Каким?

Тут мама уже теряется, вступаю сам:

— По Варламову, и еще Майкапар.

Клиент впечатлен. Надо добивать.

— Читать умеешь?

— Да. А у меня еще одна вещь есть, сама сочинила. Можно показать?

Выдаю "Песню о городе". Когда-то нашел приличные стихи, написалась. Правда там город другой был, но об этом никто не узнает.

Репертуаром я озаботился когда еще с бабушкой жил. Вообще с детскими песнями у меня туговато. Рылся в стихах, ничего специфично детского, чтобы было еще оригинальным нету. По музыке надо брать надо тот период, что к здешнему ближе, никаких роков или нью эйджа. А там у меня все взрослое или про любовь, или слишком заумно для детей. Пришлось переводить со взрослого на детский, а это как на другой язык переводить, не легче. Мне бы приличного поэта в соавторы, мы бы всю эту любовь в кавай перевели. В итоге есть задел на первое время из десяти потенциальных хитов. Для нынешней меня слишком взрослые. Не беда. Все равно целевая аудитория не дети, а родители. А там еще будет.

Клиент убит.

— А это откуда? Никогда не слышала, — спрашивает опять у мамы. Не привыкла еще детей серьезно воспринимать. Приучим.

— Да как-то сама… — мнется мама.

— Сама. — Подтверждаю я.

— Да она у нас все время книжки читает, поэтому не по годам развитая, — кидается не мою защиту мама.

Пожалуй самая популярная вещь, что я создал — это "Считалочка".

Были вещи лучше, были даже денежнее, но каждый день по радио тридцать лет подряд, только она. Вот ее и надо исполнить и продать, как продам, дело в шляпе. Но не сейчас. Надо посильнее голос, тогда смогу пятнадцать минут петь и не надорваться. Время терпит.

г. Ленинград, СССР. 17.12.1978. Консерваторское общежитие.

В комнате мы жили втроем: я, Давид и Гоги. А называли нас почему-то "три еврея". Меня евреем может назвать только тот кто видел фамилию в списке, а на вид я блондин и нос картошкой, — какой из меня еврей. Почти ариец, только недокормленный и глаза белесые. Давид — татарин, а Гоги, понятно, грузин. Гоги больше всех на "евреев" обижался и все зазывал девиц к нам, предъявлять доказательства нееврейскости. Я тогда еще модный в мое время афоризм толкал, что дескать "а если вместе, то мы русские". Но в народ не пошло, не то время еще, всем пофиг, русский — не русский. Это потом все заморочились.

Ага.

Да так заморочились, что Давид пошел в исламисты и сложил головушку за Аллаха где-то в Дагестане. А у Гоги жизнь удалась. Женился, растолстел. Завел отель в Батуми. Музыку бросил.

У меня в голове, как-то закрутилась песенка Высоцкого "Утренняя зарядка". Зарядку я никогда не пропускал, за формой следил, проблемы с позвоночником в старости не нужны, и все пытался эту "Зарядку" напевать. А потом как щелкнуло. Сделать музыку к полному комплексу упражнений, минут на пятнадцать. Сложили мы буйные головы в кучу, и сделали 8 убойных по своей привязчивости мелодий, повязали их вместе и стали сочинять стихи. Ходили как придурки, под нос бормоча. Худо-бедно сочинили. Назвали "Ритмика", тогда это слово популярным было. Потом даже по радио эту композицию покрутили и на том дело заглохло.

Только через 4 года пришел поэт Шайкевич, который "таки да." И принес стихи. Гениальные. Давид и Гоги уже уехали и из композиторов в Питере был я один. И я под новые стихи "Ритмику" и переделал. И так удачно получилось что каждый вдох-выдох в этих упражнениях был определен и музыкой акцентирован. Никаким "Маестро" я тогда не был, но кое-какие связи у вчерашнего студента стали появляться, так что оркестр и певицу я нашел и запись сделал.

"Считалочка" — это уже народное название, стало названием зарядки или любой разминки. Так у спортсменов и говорили: "Парни, делаем считалочку и три круга по стадиону." Или "две считалочки и свободны."

А потом меня ругали и полоскали. Самоплагиат. Взять старую вещь и поправить оказалось страшным грехом. Даже свою старую вещь. Тогда я утерся, и покаялся. Но когда стал "Маестро", отомстил жестоко. Стал на каждое название вешать еще и версию, так и было: "Соната де минор v.1.0", и возвращался, и переделывал, и другие так же делать стали.

А Шайкевич так после этого ничего не написал, как дали ему премию Ленкома, походил радостный и спился нафиг. У поэтов это нормально, они душу себе на части рвут. А потому алкоголизм, наркомания и шизофрения у них профзаболевания, а самоубийство — производственная травма.

У музыкантов так же, да и у всех, кто от публики зависит. Психология.

Когда "держишь зал" — ощущаешь себя богом. Это прекрасно, это само по себе наркотик. Эндофорины прут. И от этих эндофоринов, как и от любой другой наркоты, получаешь откат. У всех по разному, некоторые выдерживают, а у меня вот так. Тебе на сцену надо идти, а ты чувствуешь себя ничтожеством. С таким настроением публику не завести. А надо. Люди деньги платили, люди в тебя верят. Вопрос решается дозой. Я, когда в химии процесса разобрался, стал просто прятаться от публики. Проще работать с профессионалами в студии.

Деньги не те, что со стадиона собрать можно, но сколько народу с тех стадионов сторчалось, не перечесть.

Н-ск, СССР. 24.12.1969. Детский сад номер 4. Новогодняя елочка.

И не надо на меня так смотреть, я не такая! В смысле, не из вашего детского сада. В смысле, я вообще не из детского сада. Вот. Я сюда выступать приехал, из музыкалки. Вот сейчас петь буду. У меня дебют, рождение блондинки-певички. Мария Яковлевна садится за пианино и я пою про елочку, про падающие снежинки, про лисичку. Я понимаю, что она сейчас обкатывает меня на публике. Нормальный педагогический прием. Но не для шестилеток. Обкатка начинается обычно лет с десяти-двенадцати, и только после предварительного курса. Дыхание, стойки, контроль. И только для перспективных. Остальные поют сольфеджио пока не надоест. Надоедает быстро, дети нетерпеливы и скоро побеждают своих мам и те забирают деточек из школы.

Имея заднюю мысль ускорить процесс, выдал Марии еще и "Сказку".

Ее не пою, как и о Городе. Верботтен от Марии Яковлевны. Она пытается ее куда-то пристроить. Куда, мне не говорит. Маленькая еще.

У нас сезон елочек, весь город только тем и занят, что устраивает елочки детям. Елочки устраивают предприятия и конторы для детей своих работников. Елочки проводят в Доме Культуры и в клубах. Малышня получает конфеты и подарки от Деда Мороза и Снегурочки. А мы работаем, причем бесплатно. Система называется "шефская помощь", предприятия помогают школе, а школа соответственно благодарит шефов.

Бартер. Все новогодние праздники вся музыкалка участвует в таких елочках.

Наконец Мария Яковлевна подмигивает и я получаю возможность исполнить свою песенку:[5] Малышня реагирует слабо, но бабушки и родители, что их сюда притащили хлопают с энтузиазмом. Да, эта песенка не для детей, она для родителей.

Н-ск, СССР. 24.8.1970. Средняя школа номер 2. Кабинет директора.

Александра с отцом.

— Но я не хочу идти в первый класс!

— Почему? Все дети ходят в школу.

— Потому что я хочу сразу в четвертый. Я обучалась дома и знаю все до четвертого класса.

— Тогда тебе надо сдать зачеты по начальной школе.

— Хорошо, я сдам.

— Садись, пиши заявление, — командует директриса. Папа выдвигается к столу, готовый писать.

— Нет, сама пиши, ты же у нас все умеешь.

— На чье имя? — деловито уточняю я и забираюсь на стул.