Эпикриз с переводом (СИ) - Каретникова Ксения - Страница 23

— Так выгодно, Алла, — он искоса на меня посмотрел. — Клянусь, я никого не убивал.

— Расскажи мне наконец! А то меня все это пугает, понимаешь?

Пант тряхнул головой, его шерсть тут же исчезла с кожи, не уронив ни шерстинки. Глаза печально смотрели вдаль, а венка на шее пульсировала так, будто бы собиралась лопнуть.

— Мой отец суреш Вамасбати, — заговорил он. — Ты знаешь, что этот титул во многих сурешиатах передается по наследству? — я кивнула, припоминая, что об этом мне говорила Аэлита. — Наш сурешиат один из немногих, который чтит традиции. И они заключаются не только в передачи одному из сыновей в управление территорию и местных жителей. У нас много древних особенностей. Например, титул получает сын, достигнувший пятидесяти лет. В отсутствие такого сурешом становится ближайший родственник, подходящий по возрасту, — пант бросил на меня мимолётный взгляд и вздохнул. Отошел от окна. — Несколько месяцев назад отец слег от страшной болезни, — продолжил Кишан, — а я старший сын своего отца и должен был тут же занять его место. Но я не хотел становиться сурешом. Не мое это — быть привязанным к месту и народу, не встретить свою прию и жить как в клетке, загнанным в рамки и условности… — тендуа с досадой качнул головой, шагнул ко мне. Заглянул в глаза: — У меня есть брат, Рейтан. Вот он настоящий суреш: и воспитан, и образован, а главное, он хочет перенять этот титул и может ответственно руководить сурешиатом. Я пообещал ему его. Но добровольно отказаться от титула я не могу, это приравнивается к предательству, наказание за которое — смерть. А брату ещё нет пятидесяти. Зато у отца есть брат, который спит и видит себя во главе нашего сурешиата…

Внимательно слушая Кишана, я вдумывалась. Пытаясь понять логику и мотивы иномирных. Но, странно все это. Даже жестоко.

— Я обратился к ведьме, она помогла, поставив на брата защиту — никто и никак не может погубить брата, пока он находится во дворце. Его оберегает сила ведьмы… А мне пришлось бежать. Я скрывался в разных частях Пантерии, зарабатывал на жизнь участием в боях… Мне надо было переждать какое-то время в надежде, что или отец поправится, или настанет день рождения брата, — тендуа коснулся медальона на шее, тот от его прикосновения заискрился. — Месяц назад я получил весточку о том, что отец выздоровел. Только Рейтан знал о месте моего нахождения. И я на радостях поспешил домой. Как раз в тот день, ночь перед которым я провел у тебя… Однако на пути мне встретился старый знакомый. Он сообщил мне, что отец умер, а меня разыскивает брат отца. Естественно — убить, — голос панта дрогнул, а мое сердце защемило. — Пока брат не достиг нужного возраста, дяде нужно избавиться от меня, чтобы занять место суреша.

— Но это же так жестоко! — возмутилась я. — Неужели его нельзя остановить, обвинить в покушении?

— Нет, он же действует в рамках традиций. На территории нашего сурешиата это законно. Поэтому меня просто обвинили в предательстве и теперь разыскивают по всей Пантерии, — Кишан коснулся рукой раны, выдохнул. — Дядя не должен занять место отца. Он недостоин, понимаешь? А вот Рейтан достоин.

— Тебя не мог сдать брат? — осторожно спросила я.

— Нет, не мог, — покачал он головой. — У тебя есть братья или сестры?

— У меня тоже есть брат.

— Значит, ты должна меня понять. Я могу доверять только ему.

Я кивнула, потому что понимала. Потому что я тоже любила своего брата. Тоже доверяла. Несмотря ни на что.

А ещё я верила Кишану. Вот верила — и все. Не было в его словах ничего такого, что заставляло не верить. В голосе боль, даже страх. И не только за себя. Даже в бреду он вспомнил про брата.

— Сколько осталось до его дня рождения?

— Две недели, — ответил тендуа на выдохе. Я тоже выдохнула и предложила, понимая, что это единственный выход в данной ситуации:

— Ты можешь пожить это время у меня.

— Не могу, — замотал головой Кишан. — Мне нечем тебе отплатить. Убегая раненым от ранбиров, я успел прихватить только вещи. Монеты спрятаны в другом месте, до них я не добрался.

— Тебе все равно некуда идти, Кишан, — ласково произнесла я. — А так, спокойно дождешься здесь дня рождения брата и поедешь поздравлять его с должностью. А монеты… Что ж, ты не можешь выйти из дома, а вот я могу.

— Шанкар, Алла. Мне очень повезло встретить тебя, — Кишан улыбнулся. Но вдруг перевел взгляд на пол, заинтересованно его разглядывая. Я тоже перевела взгляд и догадалась, что там так заинтересовало панта. Место, под которым скрывался вход в подпол, светилось, в узких щелях переливался свет, и вместе с ним по помещению распространялся странный звук — я бы сравнила его со звуком работающего принтера.

— А ты говорила, что духа здесь нет…

— А это не дух, — хихикнув, ответила я. Дождалась, когда свечение и звук прекратятся, подошла к лазу и открыла дверцу. Поочередно достала две небольшие коробки. — Это передача от хозяйки дома.

Кишан приблизился ко мне и принялся помогать извлекать из коробок переданное. Сегодня это только продукты. Что же, видимо, медикаменты Аэлита передаст попозже.

Я убрала почти все в холодильник, оставив на столе лишь прозрачную коробочку с тортом "Сказка". Ведьма-панта передает его мне постоянно, хоть я этого и не прошу. Наверное, для того, что бы я помнила. Тот день…

День нашей неслучайной встречи…

"… А растворись пропади совсем,

Только свет не указывай,

Нет такого закона пока -

Говорит и показывает.

Не придуман еще мой мир,

Оттого голова легка,

Нет звезды еще в небе и

Нет закона пока…

Говорит и показывает…

Говорит и показывает… "

(Пикник "Говорит и показывает")

СЕМЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД…

Боль нестерпимая. Я корчусь на кровати. Меня ломает, выворачивает… Хотя чем? Сегодня я ничего не ела. И не хочу… Не хочу…

Как же плохо, Господи! За что?..

Надо что — то делать… Мама придет не скоро… Позвонить брату? Нет, стыдно… Надо что — то делать, иначе я сдохну здесь, в одиночестве и жутких муках…

Поднимаюсь с кровати. Каждый шаг — боль. Во всем теле, во всех органах. Но я дохожу до стола. Выдвигаю ящик… Вот он — рецепт. Хватаю его трясущимися руками и иду в прихожую..

Звонок. Что звонит? А, телефон. Городской. На автомате я хватаю трубку со стеллажа и, нажав кнопку, прижимаю трубку к уху:

— Алло.

— Алла привет, — звонит Вадик, и его звонок сейчас для меня как издевательство. — Как дела?

— Плохо, — хриплю ему в ответ. — Мне очень плохо…

— Мне приехать? — заботливо спрашивает он.

— Не надо… — отвечаю я и смотрю на себя в зеркало. Лучше бы я этого не делала. Своё отражение я ненавижу. Ненавижу! Почему ты не сдохла тогда? Почему? — Лучше выпиши мне ещё рецепт… Последний остался…

— Алла, мне кажется, что…

— Выпишешь или нет? — перебивая, рявкаю я в трубку. Вот только нравоучений от бывшего одногруппника мне не хватало… Но тут же заплакав, слезно прошу: — Пожалуйста…

Он молчит. Думает.

— Хорошо. Завтра привезу…

— Спасибо, — улыбаюсь я. Кладу трубку. Снимаю с вешалки чёрную шаль. Долго наматываю ее на лицо, пряча все, кроме глаз… Опять смотрю в зеркало… Сойдёт… Впопыхах надеваю пальто и первую попавшуюся обувь. Выхожу из квартиры и бегом, спотыкаясь, несусь к лифту, на ходу накидывая капюшон на грязную, уже несколько недель не мытую голову.

Только на первом этаже вспоминаю, что дверь в квартиру на ключ не закрыла… Чёрт с ней, с дверью. И с квартирой тоже. Обычная коробка с окнами.

На улице уже темнеет. Осень. Скоро зима.

Проклятая зима!

Пошёл дождь. Холодный, противный… Я убираю рецепт в карман, так же пряча туда заледеневшие руки… Голова кружится. Мне бы дойти. Здесь рядом… Всего чуть-чуть… Шаг, другой, поворот… И вот я уже вижу заветный зелёный крест, горящий над крыльцом аптеки. Поднимаюсь по ступенькам, тяну дверь на себя.