Грася (СИ) - Меллер Юлия Викторовна - Страница 31

Кажется, у Граси подкосились ноги, и она повисла на руках друга. Глаза её заблестели, и еле выталкивая слова, она выдавила.

— Ты уходишь?

А он, чурбан бесчувственный, разулыбался и, посадив девушку к себе на колени, крепко-крепко обнял.

— Куда я от тебя уйду?

Весь вечер Грася не отлипала от друга. Ей всё казалось, что едва она его отпустит, то он, раз — и уйдёт. Уже лежа в постели, она корила себя за эгоизм, за то, что оказалась жуткой собственницей. Надо бы отпустить Зибора, ему пора устраивать свою жизнь, и она не раз рассуждала об этом, присматриваясь к девушкам, а вот как дошло до дела, так чуть не умерла от жадности.

Звёзды, ну что она за человек! Там любит, тут любит, а вдруг она ещё кого-нибудь полюбит? Может, есть где-либо классификация «любовей», которая пояснила бы, что с ней происходит? Не может же она быть настолько загребущей, как думается? Нет- нет, она хорошая, определённо всё имеет объяснения.

Грася успокоилась, приняв для себя старую версию, что она пока безответно любит лэр-ва Алеша Ферокса, а Зибор её друг, да что там — гораздо ближе! Можно было бы назвать братом, но пример с сёстрами показывал, что Зи явно роднее.

Жизнь молодых людей потихоньку стала меняться. Зибор частенько ловил ручку Граси и тянул к себе поцеловать пальчики, кисть. Иногда шутя, а иногда вроде по привычке. Чаще стал обнимать, подойдёт, прижмётся сзади и делает вид, что читает что-то из-за спины девушки, а сам щекочет дыханием то шею, то ушко. Граська отбивается, смеётся, а он заваливает её на себя, и притворяется раненным. Она беспокоится, жалеет его, ищет, где больно, а найдёт — гладит, заглядывая в глаза, пока не поймёт, что её дурят.

А потом она узнала, что господин Дайко, актёр, недавно ставший отцом уже третьего мальчика, спрыгнул с крыши и разбился насмерть. Он в Грасином детективе должен был играть главную роль. Труппа подавлена, премьера на грани срыва. Дайко сумел так точно уловить злодейскую роль преступника! Он был хорош лицом, представителен и, в то же время, весь его облик подразумевал, что он не прост, что у него есть прошлое. Зрители должны были наблюдать за ним, затаив дыхание, и в последний момент поставить персонажу знак минус. Да, он герой, способный на всё, но выбрал для себя преступный путь! Восполнить потерю такого значительного актёра было сложно.

Господин Руш два дня пил, закрывшись в кабинете. Замену Дайко нашли, но накал страстей новый исполнитель едва удерживал. И всё же, репетиции продолжили. Надо поддержать вдову Дайко, произведение уже выкуплено, да и костюмы почти пошиты.

Неделю всё было спокойно, актёры втягивались в работу. Грася, как и все в театре, внесла некую сумму на счёт вдовы Дайко, и жизнь продолжалась.

Чужое горе забывается быстро, оставляя разве что грусть и философское настроение. Это родные ещё долго горюют, проходя все тягостные этапы потери близкого человека.

Но в этот раз горе вскоре напомнило о себе вновь. Молодой красавец господин Яблоков, его настоящего имени никто не знал, зовя только сценическим, проткнул себе сердце, якобы от неразделённой любви.

Он не так давно в театре, но все любовные роли доставались ему. Высокий, физически развитый, ловкий, владеющий оружием, признанный любимец дам, и вдруг самоубийство. Все работники театра находились в шоковом состоянии. И следующий день не принёс облегчения. Весёлая, беззаботная Нинель приняла снотворное и больше не проснулась. Кто-то начал вспоминать, что у неё были долги, что она давно жила в долг. Но все догадки прервались истеричным криком.

— Это всё детектив! Не надо было нам за него браться! Это несущая несчастье премьера!

— Может наш театр прокляли?

— Вдруг это происки восточного театра?

А вечером обычный рабочий, крутящийся возле театра в поисках подработки, поджёг декорации к «Идеальному убийству» и сам погиб от удушья. На этот раз приехали лэры из тайного ведомства. Определили, что декорации спалили намеренно, но погиб рабочий случайно, и уехали.

— Да, и никакого проклятия на театре нет, — кинул напоследок затихшим актёрам некромант.

Грася рассказала Зибору всё, что произошло в театре, стараясь не упускать никаких деталей.

— Афиши все сняли. Господин Руш закрылся у себя, многие бояться приходить на работу. Что дальше будет, я не знаю.

Зибор притянул девушку к себе поближе, обнял за плечи и, успокаивающе поглаживая спину, принялся утешать.

— Грасенька, всякое бывает, может и правда конкуренты, а может случайности. Помнишь, ты говорила, что чаще всего всё разом происходит. Может, ваш Дайко несчастен был, о дочке мечтал. И вообще, ты же не знаешь, как он жил, вдруг он не жил, а выживал?

— Нет, Дайко из тех, кто не опустит руки при неприятностях! — принялась горячо возражать Грася.

— Яблоков ваш был странным, — продолжал Зибор. — Мне показалось, что он из очень обеспеченной семьи, но взял и ушёл из дому. Кто знает, что творилось у него в голове, какие страсти он в себе прятал?

— Ну что ты такое говоришь! Яблоков мог устроить поединок, мог страдать, мог, наконец, кого-то зарезать, но не сам себя, — и Грася изобразила, как актёр пронзает себе сердце.

— Насчет Нинель, ты же не будешь возражать, что она ушла из жизни очень по-актёрски и по-женски?

— Зи, ты с ума сошёл?! Что значит «по-актёрски»? Ты думаешь, если на сцене она распевала фривольные песенки, то и в жизни так же себя вела? Это её маска! Она порхала на людях, а дома у неё с бабушкой живут двое детей. Она могла вытянуть с любовника украшение, выпросить денег, но всё шло в семью.

— Да? Не знал. Она мне показалась легкомысленной особой.

— Мы, женщины существа сложные. Нинель могла быть разной, но бросить на произвол судьбы своих детей не могла. Она гордилась ими, всё, что раздобудет, тащила в дом.

— Верю, верю, не елозь на мне, — мужчина поцеловал в макушку и пофырчал в ухо, вызывая смех.

— Зибор, как ты думаешь, ваше ведомство возьмётся за расследование? Ведь всё очень странно!

— Не думаю. К вам проявили интерес, определили, что все погибшие находились в одиночестве в момент смерти.

— Внушение?

— Насколько знаю, определить было сложно и, скорее всего, нет.

— Значит, ты уже слышал про наши беды? А я перед тобой тут распинаюсь…

— Звёздочка моя, послушать тебя мне всегда интересно. Ты связана с театром, поэтому я с самого начала узнавал, что говорят у нас по поводу всех этих смертей. Каждый из самоубийц испытывал сильнейшее возбуждение, и определить вмешательство в этот момент сложно. Быть может лэра Ферокс сумела бы что-то выяснить, но сама понимаешь, никто не будет отвлекать её, а наши целители отметили только, что мозг в момент свершения самоубийства был очень активен.

— А если смерти будут продолжаться?

— Будем искать кому выгодно, чтобы театр закрылся. Кстати, эту версию сейчас отрабатывают, но даже ваши конкуренты, мечтающие о вашем провале, не готовы к убийствам. Так что не думаю, что изменят версию самоубийства на убийство. Да и, честно говоря, у нас там такое творится, что не до театра.

Грася вскочила.

— Значит отмахнулись! Может, вы работать не умеете?! Я уверена, что Дайко, Яблоков, Нинель и рабочий убиты! Убийца ходит на свободе, а никому нет дела! Никому…

Грася осеклась. Её подмывало громко заявить, что она сама займётся расследованием, что она всем покажет, как надо! Но посмотрев на мужчину, она вдруг подумала, что с него станется запереть её в доме и навесить запирающие амулеты. Такой он стал самостоятельный, решительный, даже властный! Пригрели его там, на работе, научили командовать на Грасину голову. Ишь, сверлит её своими глазюками, просчитывает!

— Чаю будешь? — миролюбиво спросила она, делая вид, что никакой вспышки не было.

— Грася, что ты задумала?

— И к чаю-то у нас ничего нет, — посетовала девушка.

— Грася!

— А так хочется чего-то сладенького, или даже солёненького, но скорее копчёного…

— Сходить купить конфет?