Львы умирают в одиночестве - Карпович Ольга - Страница 8

– Отпирайся сколько хочешь, – продолжала негодовать Серин.

Мне почему-то представилось, как она сейчас топает своими колоннообразными ножками, обутыми в стоптанные сандалии, а в помещении этажом ниже с потолка осыпается штукатурка.

– Мы все про тебя знаем, тупая эмигрантка. Знаем, где ты живешь в Стамбуле, в каких номерах останавливаешься. Мы достанем тебя из-под земли!

Тут в трубке что-то зашуршало, и я услышала, как недавний герой моих грез визгливым голосом что-то внушает адвокатессе по-турецки. Та прервалась ненадолго, выслушала его и зачастила с удвоенным пылом, видимо, повторяя подсказанные ей слова:

– Ты сядешь! Сядешь на десять лет за все свои происки. А может, и на дольше. Но до тех пор мы устроим тебе такое, что ты сама будешь проситься в тюрьму. Берегись!

На этом последнем «берегись» терпение мое лопнуло, и я бросила трубку. Нет, каково? Эти двое пройдох названивали мне с угрозами, даже не зная, что я нахожусь сейчас совсем рядом, в том же здании. И что за чушь она несла? Какое преследование? Какое покушение? Ну да, пускай я с досады сболтнула, будто сама писала ему все эти странные комментарии. Но ведь проверить и доказать, что я не имею к этому отношения, ничего не стоит. Не говоря уж о прочих прегрешениях – убийство, проникновение на частную территорию… Да что они там курят?

Этот истеричный звонок нисколько меня не напугал – я вообще-то не из пугливых! – но вот разозлил нешуточно. Ах, значит, я тупая эмигрантка? Как же это они не побоялись угрожать такой некультурной невежественной особе, прибывшей из дикой страны? Не подумали, что гнев первобытной женщины, выросшей среди медведей, будет так страшен, как им и не снилось?

Чувствуя, как внутри вскипает ярость, и двигаясь осторожно, чтобы не расплескать ее раньше времени, а всю до капельки донести до запланированного места, я поднялась с кровати, умылась, оделась и направилась прямиком в ближайший полицейский участок.

Отделение полиции, располагавшееся в большом одноэтажном здании, поразило меня царившей в нем атмосферой домашнего уюта. Аккуратные кабинеты, внутренние дворики, куда можно было выйти подышать свежим воздухом или покурить, чистота и порядок – все это было непривычно для меня. Войдя в приемное отделение, я окинула его взглядом, заметила немолодого мужчину в темно-синей форме, лицо которого показалось мне наиболее располагающим, и с порога заявила:

– Добрый день! Мне звонят с угрозами! Могу я попросить у вас защиты?

Наконец-то настал тот день, когда легкомысленный облик авантюрной блондинки сыграл мне на руку. Я скорбно прикусила губу, задрожала ресницами и всем своим видом постаралась изобразить трепетную, ранимую и сильно напуганную деву, нуждающуюся в помощи. Клянусь, этот спектакль разжалобил бы даже Железного Дровосека, не то что группу суровых турецких полицейских, дежурившую в тот день в участке.

Вскоре меня уже усадили в кресло, поднесли стакан крепкого чая. Подозвали переводчицу – бойкую девчонку, которая должна была помочь нам объясниться, и принялись осторожно расспрашивать, кто я такая и кто посмел обеспокоить меня угрозами.

И я рассказала все как есть. Что я русская писательница, что приехала сюда, в Турцию, по приглашению издательства, с которым собираюсь заключать контракт на выпуск моей именной серии в переводе на турецкий язык. Что в Стамбуле я на свою голову познакомилась с одним местным актером.

– Да вы же, наверное, его знаете? Он много снимался, даже играл полицейского в одном сериале. Комиссар Гурур.

– Кто? Какой комиссар? – переспросил беседовавший со мной инспектор и, обернувшись к более молодому сотруднику, поинтересовался:

– Ты такое смотрел?

– Нет, – покачал головой тот. – Подожди, давай в интернете поищем.

Полицейские сгрудились возле экрана компьютера, затем один бросил неуверенно:

– Вроде жена что-то такое смотрела. Лет семь назад. Как, вы говорите, его зовут?

Я повторила. Наконец кто-то из них защелкал пальцами, припоминая.

– Ааа… Вспомнил! Точно, был вроде такой артист. В последнее время его что-то и не видно на экранах…

– Вы продолжайте, – кивнул мне инспектор. – Что же он вам сделал, этот актер?

Я рассказала им про утренний телефонный звонок, заверила, что никогда никаких комментариев господину Догдемиру не оставляла. Не говоря уж о том, чтобы преследовать его и даже замышлять убийство. Сотрудники полиции выслушали меня, а затем один из них, тот, что был помоложе, спросил вдруг:

– А скажите, почему ваши книги будут издавать именно в Турции?

– Дело в том, – объяснила я, – что я много писала о войне. Притом о военных действиях в восточных и азиатских регионах. И издательство посчитало, что здешнему читателю это будет интересно.

– Что вы говорите? – почему-то обрадовался парень и тут же принялся стучать по клавиатуре компьютера.

Остальные сотрудники собрались вокруг, заглядывая через его плечо в экран.

– Это все ваши книги? – тем временем расспрашивал меня полицейский, зачитывая найденные в интернете названия моих романов. – И о войне в Сирии вы тоже писали? Надо же…

– Писала, да, – кивнула я. – Там происходит действие одного из недавних моих романов, естественно, тему войны нельзя было обойти стороной…

Полицейский посмотрел на меня с уважением, встал из-за стола, шагнул ближе и даже с каким-то трепетом пожал мою руку.

– Инспектор Элмас, – представился он. – Удивительное совпадение, мисс. Наша опергруппа только что прибыла из Сирии, где мы находились на охране государственной границы.

Тут я заметила, что и все остальные обитатели полицейского участка заметно переменились в лице, услышав о моих военных историях. Ленивую скуку и снисходительное сочувствие, заволакивавшие их глаза еще недавно, словно сдуло ветром. Все они теперь, сгрудившись вокруг меня, смотрели уважительно и с участием и в полном составе готовы были помочь мне в решении моих проблем.

Изучив в свое время материал для новой книги, я знала, конечно, что служба на границе с воющей страной может быть очень опасна. Что наверняка многие из этих ребят получили ранения, не раз рисковали жизнью. И теперь, узнав о том, что и мне некоторым образом близка эта тема, они безоговорочно приняли меня в свое боевое братство.

Один из сотрудников что-то возмущенно сказал другому, и переводчица объяснила мне:

– Говорит, что эти стамбульские наглецы совсем совесть потеряли. Они, знаешь ли, столичных жителей вообще не очень жалуют. Мол, приезжают сюда с ощущением, что им все должны, беспокоят наших дорогих гостей… Нужно бы с этим выскочкой разобраться!

– Вы позволите номер телефона, с которого вам звонили? – обратился ко мне инспектор.

Я продиктовала ему телефонный номер мадам Серин. Инспектор набрал его на полицейском аппарате и прижал трубку к уху. Даже с моего места мне слышно было, как гневно верещит на том конце провода мадам Серин, как сквозь ее треск пробиваются отдельные выкрики Вурала. Оба они, видимо, в данный момент очень эмоционально объясняли полиции всю ту же чепуху про преследования и покушения, которую чуть ранее обрушили на меня. Я не сводила глаз с инспектора, не зная, чего теперь ожидать. Вдруг он поверит в эти беспочвенные обвинения? Вдруг, явившись сюда, я сделала только хуже?

Инспектор, слушая Серин, сдержанно кивал и задавал какие-то уточняющие вопросы на турецком. Ход их беседы был мне не ясен, и я уже приготовилась к худшему. Однако, положив трубку, инспектор быстро обвел взглядом кабинет и отдал какой-то приказ. Я увидела, как полицейские хватают оружие и устремляются к выходу.

– Что происходит? – спросила я у переводчицы.

Та, усмехнувшись, объяснила:

– Решили съездить посмотреть, что это за отчаянные головы осмеливаются так нахально врать полиции по телефону. Заодно объяснить, что тут, в Анталии, так дела не делаются.

Мне даже стало как-то не по себе. Как бы ни была сильна моя обида на Вурала, я все же не желала ему зла по-настоящему и теперь, обнаружив, что за ним с неизвестными мне целями отправляется отряд вооруженных людей, попросту испугалась.