Контра (СИ) - Гавряев Виталий Витальевич - Страница 3

— Фрося, дай воды напиться.

— Ой! — Вскрикнула девушка, вскочила, уронила на пол своё рукоделие, забавно отмахивая руками, побежала к двери, оповещая всех домочадцев радостным криком. — Александр Юрьевич очнулись! Александр Юрьевич очнулись! Они пить просят!…

Крик девушки смолк, как только за ней закрылась створка большой крашенной в белый цвет двери. Впрочем. Правильно будет сказать, что он растворился в топоте ног, стуке дверей и каких-то взволнованных выкриках. И это продолжалось недолго, как по мановению волшебной палочки все разом стихло. После чего пару раз приоткрылась створка двери, из-за которой выглянули радостно-любопытные лица прислуги. И больше ничего, снова наступила мёртвая тишина.

"Вот идиоты, — подумал Кононов, мучимый жаждой, — подняли переполох, и, увлёкшись этим интересным процессом, напрочь забыли, что я хочу пить".

Владимир уже собирался встать, выйти из спальни и, войдя в свой кабинет, подойти к своему рабочему столу; налить из постоянно там стоящего графина стакан воды, и осушить его до дна. Да вот беда, ослабшие, чрезмерно потяжелевшие ноги и руки, отказывались ему подчиняться. Единственное что он мог сделать, так это немного пошевелить пальцами своих конечностей, но, этого было слишком мало для выполнения задуманного. Так что, больному только и оставалось, горестно смотреть на потолок, с причудливой лепниной, да разглядывать светлые обои, разукрашенные цветочными букетами да причудливыми узорами. Кричать, требуя, чтоб хоть кто-то выполнил такую простую просьбу, как принести воды, не хотелось. Кононову весьма реалистично представилась картина, как он, беспомощный, кричит, некем не слышимый, и это показалось настолько унизительной картиной, что такая идея была мгновенно отвергнута.

К чести суетливой прислуги, о больном хозяине она не забыла. Дверь бесшумно отварилась и в неё вошла пожилая женщина в строгом, чёрном европейском платье с юбкой до пола. Это была Марта — гувернантка, которая осторожно ступая, несла тонкостенный, стеклянный стакан, до краёв наполненный какой-то прозрачной жидкостью. Чинно прошествовав через небольшую спальню, она подошла к постели. Присела на стул, подсунула левую руку под подушку, и на удивление легко, и ловко, подняла Владимира так, что он принял сидячее положение. И не пролив ни капли долгожданной влаги, она поднесла стакан к губам больного.

"Пейте, Александр Юрьевич. — сказала немка на чистейшем русском языке, без каких-либо намёков на акцент. — ну и напугали вы нас всех. А ведь я вас предупреждала, что эти а́нглийские шарлатаны вас только покалечат. А вы мне не верили. Хорошо, что Михаил Николаевич появился сразу, как только вы уехали из дома. Вот он, узнав, куда вы направились, помчался следом за вами, да вовремя ворвался в эту дьявольскую пыточную, где вас истязали эти…, даже не знаю, как их назвать. Когда поправитесь, обязательно поблагодарите своего друга за своё спасение".

Только сейчас, Владимир окончательно понял, что говоря Александр Юрьевич, эти люди обращаются именно к нему. И эта затянувшаяся галлюцинация, является самой настоящей реальностью. Благо от этого понимания не начались судороги, или того хуже, калейдоскоп из взрывающихся эпизодов чужой жизни. Подавив в зародыше нахлынувшие эмоции, Кононов еле удержался от ненужных вопросов. Володя понимал, что озвучь он их и на его дальнейшей дееспособности поставят большой, жирный крест. Конечно, был шанс, что это всё же затянувшийся бред, рождённый мозгом после воздействия наркоза. Но лучше поосторожничать в бреду, и после, когда весь это "балаган" абсурда будет окончен, весело над ним посмеяться. Желательно в одиночку, никому о нём не рассказывая.

— Марта, что, у меня сильно побитый вид? — еле слышно прошептал, точнее, прошипел Владимир.

— О да. Сейчас, вы выглядите как французский диктатор после Ватерлоо. Весь побитый, но не сломленный.

— Неужели? А в зеркало посмотреться можно? Никогда не видел Французского Императора, особенно после этого знаменитого сражения, а как хочется посмотреть.

— О-у! Браво. — отозвалась немка, которая, чтоб расслышать всё вышесказанное, наклонилась почти к самым губам удерживаемого ею человека. — Я всегда говорила, что вы сильный юноша. Даже в таком состоянии вы умудряетесь шутить. Момент.

С этими словами, гувернантка снова уложила Кононова на постель, встала со стула, и, повернувшись к двери позвала:

"Евфроси́ния, Иван, быстрее идите сюда. Александру Юрьевичу надоело лежать, помогите ему сесть на кровати".

На сей раз, дверь отворилась почти мгновенно. Выглядело это так, как будто вся челядь стояла под дверью и только ждала нужной команды. А когда обессиленного болящего усадили, подпёрли взбитыми до состояния "облачко" подушками, обложили ими, чтоб не падал. Для слуг прозвучало новое указание:

— Фрося, в моей комнате, на прикроватной тумбочке, стоит зеркало. Возьми его, и принеси сюда, только сделай это как можно аккуратней, не разбей его.

— Хорошо, Марта Карловна, всё сделаю как велено.

Девица поспешно исчезла за дверью, да только принести его, она не успела. Судя по звукам, Ефросинья сделала всего лишь пару шагов, а входной колокольчик призывно зазвенел. А Марта, реагируя на него, дала новую вводную:

— Иван, иди, открой дверь. Это, наверное, Михаил Николаевич привёл настоящего — русского лекаря. Прими у них вещи, а я спущусь следом и препровожу врача к Александру Юрьевичу. А ты Фрося, беги на кухню и принеси таз и кувшин с тёплой водой. Да. И не забудь мыло и чистое полотенце.

Иван, крепкий мужичок, с такими же, как и у служанки, ушами эльфа, спешно покинул спальню, следом за ним неспешно удалилась и Марта, оставив Кононова в полном одиночестве. Да, не смотря на то, что это был бред, завладевший сознанием Владимира, но он был неимоверно реалистичным, до ничтожно мелких деталей, которые, обычно стираются в любом из сновидений. Вот и продолжалось это торжество сюрреализма слишком долго, неуклонно стараясь доказать, что настоящий мир, решил окончательно поменяться местами с вымышленным.

Стараясь понять, что же происходит, Володя не заметил, как в спальню вошёл низкорослый, гордо носящий сильную залысину мужчина, с Чеховской бородкой и в чёрном костюме тройке и, о ужас, с такими же как у всех ушами. Следом за ним появилась Фрося и вопросительно посмотрела на гостя. А тот, не обращая на неё внимания, поздоровался с Кононовым хорошо поставленным, и при этом, весьма приятным голосом:

"Ну-с, здравствуйте сударь. На что жалуетесь".

Ответом ему было невнятное бормотание. Это обескураженный обилием эльфов Владимир старался объяснить, что и сам ничего не понимает. Просто у него такое состояние, как будто его пропустили через снопомолотилку, и кажется, сделали это действо не один раз.

"Понятно, что ничего не ясно. — задумчиво пробормотал доктор и уже обращаясь к прислуге попросил. — Милочка, поставь таз на этот табурет (как этот предмет оказался в спальне, непонятно — точно бред) и будь так добра, слей водичку, мне на руки".

Окончив с водной процедурой, доктор вытер руки полотенцем, накинутым на плечи девушки и, снова заговорил:

"Благодарю голубушка, можешь всё это забирать. И позови мне того, кто сможет мне рассказать все, что произошло с нашим пациентом. Подозреваю что нашему больному, повествовать об этом слишком тяжко".

Как следствие. В покои вошёл старый эльф дядька и вытянувшись перед доктором по стойке смирно, заговорил:

— Ваше благородие…

— Милейший, не надо ко мне так обращаться. Просто господин доктор. — поправил его врач.

— Так точно, господин дохтор. — от последнего слова, медик слегка поморщился. — Знамо, дело было так. Наш барин занемог, голова с третьего дня болит. Вот он и решился поехать к этому заморскому лекарю, Беди-вир-ду, тфу, чтоб ему пусто было. Он ентим, ехлехтришиством лечит. И чо удумали, аспиды поганые. Барчука моего значит, к дыбе привязали, как мерзкие пауки, медной паутиной голову опутали и мучали.