Контра (СИ) - Гавряев Виталий Витальевич - Страница 5

И вот он, Мосальский-Вельяминов Александр Юрьевич, студент — выпускник Павловского Имперского Университета, это для всех окружающих его людей, а в действительности, Кононов Владимир Сергеевич, чужак, лежит в своей комнате, осваивает своё новое тело. Да, да, осваивает, так как координация нарушена, от слова полностью. Вот и возникла необходимость заново учиться брать руками различные предметы, самостоятельно стоять, не говоря о том, чтоб ходить. И нарабатывать эти простейшие навыки приходится под жалостливыми взглядами и вздохами дядьки Протаса, Марты и Фроси. Благо, по настоятельной просьбе Владимира, о случившейся беде, родителей Мосальского так и не оповестили.

"Незачем их понапрасну беспокоить. — говорил он как прислуге, так и доктору, и своему другу Михаилу, единственному из всех знакомых, кому врач дозволил посещать больного. — Им и без того хлопот хватает, с моими сёстрами. Вот когда выздоровею, тогда их, о случившейся со мною хвори и оповестим. Приеду в имение и скажу, что недавно, немного приболел, а сейчас здоров как мифический атлант, в чём они могут, воочию, убедиться".

А на самом деле, Володя до жути боялся встречи с новой роднёй. Если дядька, прислуга, и лучший друг, замечая странности и несоответствия в поведении, а именно, странных оборотах речи Александра, списывали их на сильнейшую травму, полученную электричеством. То родственники, на интуитивном, или как это правильно выразиться, душевном уровне, почувствуют чужака и отвергнут его. Как это ни смешно, но такая фобия была и была она очень сильною.

— Ну, Александр Юрьевич, вы снова меня не слушаетесь? — вошедший в спальню доктор, начал прямо с порога отчитывать своего пациента; хотя добродушно одобрительный взгляд, улыбка и звучание голоса, говорили об обратном. — Снова изнуряете себя чрезмерными нагрузками.

— Ну что вы, доктор. Я в последнее время только и делаю что отдыхаю. А что вы сейчас увидели, это сущая безделица а не нагрузка.

— Хороша безделица, руки дрожат, глаза горят нездоровым блеском, щёки пылают от румянца. И это вы называете безделицей?

— Полно те, Кирилл Генрихович, это всё, проявилось у меня от усердия и радости. Не поверите, но я добился определённых успехов, могу более или менее уверенно дотронуться до кончика своего носа, или чужой руки.

Подтверждая сказанное, ещё молодой безусый человек, неспешно, описав извилистую линию, неуверенно поднёс палец правой руки к кончику своего носа. Затем, посмотрел на молодую служанку, сидевшую около его постели, и спокойно потребовал: "Давай Фрося, повторим ещё разок". — Веснушчатая девушка, мельком взглянув на врача виноватым взглядом, как будто извиняясь за то, что не может ослушаться своего хозяина, протянула свою руку. Дождавшись, когда Александр, неуверенно её дотронется, она сместила её вправо. Пришлось немного подождать, пока Мосальский-Вельяминов положит на свою грудь руку, и вновь потянется ею, стараясь, дотронуться указательным пальцем до девичей ладони.

— Вот как-то так, господин доктор, как-то так. — сказал юноша, третий раз дотронувшись до руки своей сиделки.

— Нус, что же, недурственно, весьма недурственно. Но я вам, батенька, советую лишний раз не напрягаться. Силы вам ещё понадобятся. Вы же, почитай, с того света вернулись. Так что я, настоятельно рекомендую больше отдыхать, набираться сил.

— Кирилл Генрихович, сколько можно? Я не помню чтоб, хоть когда либо, я валялся столь долго. Это же можно умереть — от безделья.

— Не умрёте, это я вам гарантирую. А сейчас, давайте я вас осмотрю. Возьмите меня за пальцы обеих рук, сожмите их со всей силы. Прелестно. А сейчас, посмотрите за молоточком. Ага. Вот видите, снова появился нистагм. Так что, Александр Юрьевич, я категорически настаиваю на том, чтоб вы перестали себя перегружать. Вы так-с…

Доктор честно отработал свой гонорар, ещё раз, настоятельно посоветовал больше спать, утверждая, что для нервной системы, сон, наиглавнейшее лекарство. Предупредив, что если пациент по-прежнему будет нарушать его назначения, то он, к уже имеющимся микстурам, будет вынужден, добавить снотворное поило. Чего ему делать не хочется, так как нормальный сон, более целебен, чем медикаментозный.

После ухода доктора Штера, заявилась Марта. Пришлось выслушивать и её упрёки, так как она сменила Ефросинию, предварительно отчитав девушку за то, что она не бережёт молодого барина. И, конечно же, в наказание за это, служанка получила указание выдраить столовую, коридор, лестницу и ванную комнату — мыльной водой и без чьей либо помощи. И всё это, вместо отдыха, положенного после ночного бдения возле пациента.

Признаться честно, но и неприступная Марта Карловна, также как до этого и Евфроси́ния, сдалась, не выдержав напор своего нанимателя. Единственное что она смогла вытребовать, так это, по её мнению, очень важное условие, она поможет Александру Юрьевичу провести его странную тренировку, но, сделает она это только после того, как тот поспит — не менее часу. Пришлось соглашаться на этот наглый шантаж.

Немка не обманула, впрочем, она и не могла этого сделать, в делах выполнения своих обязанностей, она была до жути щепетильным человеком. И всё же, занятия с женской половиной прислуги, ни шли, ни в какие сравнения с тем, что можно было проделывать с дядькой. Старый солдат не был сторонником чрезмерной опеки больного барчука, поэтому, с радостью выполнял все, что требовал его воспитанник. Были в этом арсенале некие силовые упражнения, когда отставник создавал сопротивление определённым движениям, выполняемыми его мальчиком. И как это ни удивительно, ни во время самих занятий, ни через час после них, "эпилептических" приступов не развивалось, ни разу. Даже во время злосчастной "бомбардировки памяти". А долгое отсутствие этого жуткого проявления болезни, только укрепляло веру Протаса в то, что эти занятия идут его великовозрастному дитяти только на пользу.

Другою отдушиной в вынужденном лежании, были редкие появления Мусин-Елецкого. Михаил появлялся, пусть и не каждый день, но обязательно приносил свежие сплетни внешнего мира. Они касались их общих знакомых, университетских сплетнях — как "милых шалостей" устраиваемых студентами, так и обсуждений лекционных ляпов тех или иных педагогов.

— Представляешь, наш библиотекарь Шульц, заполняет карточки не только на нас, но и на себя любимого. — оживлённо, и весьма эмоционально жестикулируя руками, говорил Михаил. — Оказывается, если у него возникает желание почитать какую-либо книгу, он собственноручно заполняет нужную форму, в которой указывает дату, когда должен вернуть понадобившийся ему фолиант на библиотечную полку. И судя по всему, не просрочил своё обязательство ни разу.

— Да ну?

— Не веришь? Вот те крест. Это наш франт Викто́р, когда помогал библиотекарю расставлять по местам книги, случайно наткнулся на карточку читателя, выписанную на имя Альберта Шульца. Даже здесь, в России, германцы, возводят свой "Ordnung muss sein"[2] в разряд религии.

— Нет, это у них уже в крови. Я, например, смотрю на мою Марту и тоже, диву даюсь. Вроде как подданная российской империи, уже во втором поколении, а по-прежнему, в соблюдении закона и порядка, упорствует как тот робот, действующий по заранее заданной программе.

— Как кто-о? — граф Мусин-Елецкий, услышав непонятную фразу, с неизвестным ему словом, замер как соляной столб, ожидая столь необходимых для него пояснений.

— Прости, я не подумал, что ты мог не читать эту дешёвую книжицу. — стараясь выглядеть как можно безмятежнее, извинился Александр. — В ней, главный герой, представляет собой мифическое, человекоподобное существо — робот. Эта тварь, может жить только тогда, когда у неё есть хозяин, и она, беспрекословно выполняет всё, что тот ей приказывает — убирает, готовит, стирает, и многое другое. Так сказать, действует согласно программе, предварительно составленной её владельцем. Однако, есть один такой немаловажный момент, делает она это не бескорыстно. Представляешь, она незаметно, постепенно, высасывает жизненные соки из своего ленивого владельца. А когда тот умрёт от полного истощения, спешно ищет нового глупца. И как это ни странно, находит.