Танцующие в темноте (СИ) - "rune mirror" - Страница 40

— Марина говорит точно так же. — Николь посмотрела на посетителей и улыбнулась, — я, на самом деле, очень скучала по этому месту. Здесь невероятная атмосфера.

— Я буду рада, если ты станешь заглядывать сюда, теперь, когда ты разобралась...

— Я... — Николь сделала паузу, — я улетаю завтра. Вот, зашла попрощаться, потому что не могла не зайти.

— Куда, детка? — Яна смотрела на Николь с легкой материнской нежностью. Разница в возрасте у них была не такая уж и большая, но девушка всегда казалась ей ощутимо младше, светлее, наивнее.

— Я переезжаю в Париж, к матери. — Николь смотрела, как солнечный свет льётся из окна. — Я много прожила здесь, многое пережила, многое для себя выяснила. Теперь я хочу открывать для себя мир, учиться, дышать полной грудью.

— Ты больше не любишь её? — прямо спросила девушка.

— Я была безумно влюблена в Максим. И я понимаю, что это было очевидно. — Николь не знала, как лучше ответить на этот вопрос. Яна умела поставить в тупик и заставить посмотреть в самое сердце. — Потом я пережила пустоту, выжженную землю, знаешь.. — Яна только кивнула. И Николь продолжила, — эта земля только начала приобретать цвет. На ней появляются первые ростки, маленькие, салатовые... И мне сложно сказать, какой из них принадлежит Максим, и принадлежит ли хоть один из них.

— Что ж, тогда я надеюсь, что твоя планета скоро станет зеленой, и на ней взойдут цветы невероятной красоты. Я желаю тебе найти то, что ты ищешь. — Яна тепло обняла девушку.

***

Камилла уже третий день проводила здесь. Сине-зелёные стены, покрытые традиционной для этих мест лаковой масляной краской, холодные даже летом подоконники, запах хлорки, от которого пересыхало горло. Тут не было времени, не было сезона, только множество людей, у каждого из которых — своя беда; все здесь собраны в один ад. Тут никто не жалуется. Только тихо спрашивают в коридорах, какой курс химии, нашли ли донора, и как давно последний раз поднималась температура. Люди не делятся здесь на богатых и бедных, на мужчин и женщин, на расы, на лгбт и натуралов. Только на тех, у кого ещё есть надежда, и тех, кто выходит из палаты белый, как простыня. Рак не спрашивает, что ты успел, где облажался, сколько денег заработал, сколько этажей в доме, какой у тебя айфон.

— Папа... — Камилла сидела возле кровати. — Скажи мне, может, ты что-то хочешь?

— Нет, спасибо. — Отец отвечал одними губами. Он выглядел серым, землистым, с обветренными губами, постоянно холодными руками и почти постоянной температурой. — Только маме скажи там, пусть не волнуется. Ей нельзя. Ты же сама знаешь, сердце у матери и так на ладан дышит.

— Я скажу. — Камилла положила голову на кровать, и отец слегка поглаживал её волосы. Она старалась никогда при нем не плакать. Точнее, не плакать никогда вообще. Камилла с детьми жила у матери уже два месяца. Сначала думала, найдёт работу, снимет квартиру, и они переедут. Потом отец заболел. Девушка видела, как мужественно он держится, и как при этом быстро сгорает. Они узнали слишком поздно. Рак легких. Метастазы. Сроки... Лечение, которое только больше его убивало. При детях плакать было нельзя. Она сочиняла им сказки, когда была дома, а не с отцом в больнице, про то, как люди уходят на небо, как попадают в рай, как потом летают возле живых ангелами—хранителями. Выходила в ванну, рыдала, пока принимала душ, и возвращалась снова. Кто-то должен был оставаться сильным. Делать вид, что они справятся. Когда дети были у ее мужа, Камилла могла себе позволить плакать часами навзрыд, утыкаясь лицом в подушку.

— Иди, прогуляйся. Лето же... — отец слегка потрепал её за щеку. — Давай, девочка, тебе нельзя умирать тут со мной, у тебя дети.

— Ты точно побудешь здесь сам? — Камилла старалась улыбаться. Или, по крайней мере, сдержаться, чтобы не заплакать. — Я вернусь через час максимум.

— Я обещаю никуда не убегать. — Хрипло ответил мужчина и слегка улыбнулся, насколько хватало сил. — Принеси мне сигареты.

— Тебе нельзя курить! — строго сказала Камилла.

— А я и не буду. Мне просто приятно будет подержать в руке сигаретку. — Мужчина пошевелил пальцам. — Иди уже.

Камилла вышла на улицу, сощурившись от солнца. В городе стояло идеальное лето. В другой раз она даже пожалела бы, что просто теряет его, но сейчас она знала, что ничего на самом деле нельзя потерять навсегда, кроме жизни близких. Ничто не имеет того же значения.

Она шла по улице, подставляя серое, бледное лицо свету, и чувствовала, как ей просто хорошо внутри.

— Мне, пожалуйста, пачку Кент, будьте добры. — Девушка положила на кассу все свои нехитрые покупки: Сникерс, банку газировки, маленькую слойку с вишней и мятную жвачку.

— У вас паспорт есть? Покажите, пожалуйста. — Строго сказала кассирша.

— У меня его нет, простите. — Девушка растеряно рылась в сумке. — Но я клянусь вам, мне больше 30.. не то, что 18.

— Это меня не волнует. — Женщина убрала пачку на место. — Я не могу продать вам сигареты.

— Паспорт есть у меня. — Послышался знакомый голос сзади. — Я куплю.

— Устроили тут детский сад. — Хмыкнула кассирша и швырнула чек Камилле. — Нате, вот. Распишитесь.

— Спасибо! — обратилась Камилла к Арине, когда они вышли из магазина.

— Очень крепкие сигареты для такой красивой девушки. — Улыбнулась собеседница.

— Это для отца. Он.. — Девушка запнулась и расплакалась.

— Детка, ты чего?! — Арина крепко прижала к себе девушку. — Что случилось?

***

Лиз собирала чемодан, разложив все свои вещи на кровати ровными стопками. В квартире было жарко, поэтому окно было открыто, и ветер трепал радужную занавеску.

— Значит, ты решила все за меня? — Лара смотрела на Лизу. — Когда я тебе давала право решать, что будет для меня лучше, а что — хуже?

— Я просто думаю, что мы слишком быстро сошлись. — Женщина свернула очередную кофточку и положила в чемодан. — Мы обе изменились за это время. Ты больше не моя маленькая глупая девочка. — Взгляд Лиз был холодным. — Сейчас мне действительно надо уехать по делам, а когда я вернусь, мы спокойно все обсудим. Тебе лучше не ехать со мной.

— Как её зовут? — Лара села на кровати, сдвинув рукой стопки. — Давай, Лиз! Она была всегда, так ведь? Она ждала тебя там, пока ты трахала мне мозги здесь! И она не знает о моем существовании.

— Никого там нет. — Лиза вытащила из под девушки рывком свою ночнушку. — Просто мы с тобой разные, вот и все.

— И ты это поняла только тогда, когда тебе позвонили?! — Лара была настойчива. Наверное, где-то в самой глубине души она с самого начала понимала, что все слова Лиз — сплошная ложь, но ей очень хотелось в неё верить. Даже когда женщина стала все чаще говорить с кем-то, запираясь в комнате, даже когда она мгновенно хватала телефон, стоило на него придти сообщению. — Господи, тебе, наверное, смешно, Лиз, да?! Тебе удалось два раза обмануть меня, два чертовых раза сделать из меня дуру.

— Лара... — женщина смотрела на неё сверху вниз. — Я не хочу этих истерик, необоснованных претензий.

— Я из-за тебя поругалась с девочками! — Девушка обхватила голову руками. — Они ведь говорили мне, что ты — последний человек, которому стоит верить. Знаешь, теперь мне очень стыдно перед ними.

— Вот и иди к ним! Иди к своим подружкам, которые не в состоянии справиться со своей жизнью, не то что дать кому-то дельный совет! Вон, поди спроси у Камиллы, как тебе быть, и она тебе расскажет, что ей плевать. Потому что ей не до тебя. У неё двое детей, семь лет дерьмовых отношений за спиной, и отец умирает от рака.

— У Камиллы умирает отец? — Лара подскочила с кровати. — Это правда? Откуда ты знаешь?

— Хорошие же вы подруги, если ты даже не в курсе. — Лиз продолжала складывать свои вещи. Она была похожа на робота, выполнявшего только одну функцию. — Лада сказала. Мы с ней давно знаем друг друга, а она когда-то пыталась заполучить твою Камиллу в партнерши по постели. Кстати, если бы заполучила, её отец не торчал бы сейчас в этой нищенской больнице.