Чужой, плохой, крылатый (СИ) - Лабрус Елена - Страница 19

— Оригинальный способ, ничего не скажешь, — сложив руки на груди, глянул на него Бесс как на идиота. — Я, правда, знаю с десяток менее затратных и более действенных способов. Но, уверяю вас, мой ревнивый друг, если бы я хотел, я расстроил бы вашу помолвку в любом случае. Скажу больше, она никогда бы даже не состоялась.

— Вы слишком самоуверенны, — зло глянул на Анну Ригг. И она даже опешила: разве она чем-то провинилась? Разве она виновата в том, что он так болезненно отреагировал на шутку и не смог с достоинством на неё ответить?

— А вы, к сожалению, ещё и глупы, — печально выдохнул Бриар и обернулся к Анне. — Простите, дорогая Анна, что я поддержал этот нелепый разговор. Не хотел вас расстраивать. Говорят, вчера вы были не здоровы? Как ваше самочувствие сегодня?

— Намного лучше. Спасибо, сьер Бриар, — обрадовалась Анна, что разговор и правда можно перевести на другую тему. — Порой чувствую себя старым солдатом, чьи боевые раны нет-нет, да дают о себе знать.

— Как знакомо, — улыбнулся сьер Корделио, отделившись от окна и протянул Анне руку, — позвольте, мой фронтовой друг, сопровождать вас на встрече самодержицы. Надеюсь, ваш жених хотя бы меня не приревнует? — подмигнул он. — А то, боюсь, скоро он запрёт вас в темнице и лишит нас вашего приятного общества.

Обычно шумная эмоциональная визгливая коронесса в этот раз вела себя как-то подозрительно тихо. Анна даже подумала, что у неё защемило шею, так неподвижно она стояла, а когда обращала на кого-то внимание, то или скашивала глаза или поворачивалась всем корпусом. Оказалось, у неё просто разболелась голова. И личный разговор с Сантиверой она предпочла вести, лёжа на большой кровати в специально отведённых ей покоях с мокрым полотенцем на лбу.

О чём они разговаривали Анна не знала, да и не горела желанием знать. Её больше беспокоила обида Ригга. Она не понимала в чём перед ним провинилась.

— Нова, неужели с мужчинами всегда так трудно? — вздыхала она, уединившись всё в том же кабинете с блажницей. Нова всё же уговорила её снять перчатку и теперь хмуро рассматривала её пальцы.

— Все мужчины разные. Но трудно с ними всегда, — глубокомысленно потёрла подбородок её единственная подруга. — Можно, я… — показала она, что прикоснётся к пальцам.

Расстроенная Анна равнодушно кивнула. И Нова лишь притронулась, но взвизгнула и отскочила так, что споткнулась и упала.

— Святая Ассанта! — принялась помогать ей подняться Анна, но та всё ошарашенно смотрела на свою руку, словно ту только что ошпарило, хотя второй рукой и потирала ушибленное мягкое место.

Анна усадила её на стул, налила воды. И только когда та выпила весь стакан, её отпустило.

— Как ты с этим живёшь? — когда на её бледное лицо, наконец, вернулся румянец, спросила Нова.

— С чем? С болью? — не поняла Анна, а потом глянула на руку и пожала плечами. — Обычно она поменьше болит. Редко, как вчера, очень сильно. Но я привыкла за столько лет. Терплю.

И вдруг вспомнила, что в этот раз рука даже не намекнул ей о появлении Бриара. Из-за этого Анна тоже немного расстроилась. Эта неожиданная боль, возвещающая о его приближении и то, как Бесс её однажды "вылечил", их поездка — всё это казалась ей какой-то тайной мистической связью между ними. И об этом так приятно было думать наедине. Это было опасно, волнующе и слегка постыдно. Как рассматривать те картинки обнажённого демона.

"Всё у нас в голове", — вспомнила она слова пожилого зная и вздохнула, наливая ещё один стакан воды Нове. Видимо, теперь никакому Бриару в её мыслях не осталось места, поэтому рука его больше не чувствовала. В её голове был Ригг, Ригг и только Ригг.

И он, словно услышав, вдруг появился на пороге.

— Анна, у вас всё хорошо?

— Да, просто Нова нечаянно споткнулась и упала, — глянула она на блажницу, но, когда перевела взгляд на Ригго, вода, что она налила, срочно понадобилась ей.

Он смотрел на её лежащую рядом с графином руку так, словно его сейчас вырвет. Столько ужаса, смешанного с омерзением, столько брезгливости отразилось на его лице. Он даже зажал рукой рот.

Анна поспешно убрала руку за спину. Но Ригг даже не поднял на неё глаза.

— Прости, — буркнул он и хотел выскочить за дверь, но не успел — упёрся в широкую грудь Бриара. И тот не только не думал его пропускать, но даже подтолкнул, возвращая обратно в комнату и закрыл дверь.

Почему-то вспомнились кролики, что жались друг к другу в плетёной корзине, когда она смотрела сейчас на Ригга. Только Бриар, словно возвышающийся над ним, хотя Ригг был не ниже ростом, напоминал в своём чёрном одеянии не лиса, а коршуна.

Наверно потому, что острыми когтями безжалостной птицы разрывало её грудь. От бессилия, стыда, беспомощности. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Но она даже лицо не могла закрыть, ведь тогда Ригг опять увидит её уродливую руку, от которой его так передёрнуло.

И она поспешно схватила со стола перчатку, чтобы надеть. Но её отобрала Нова. Обняла Анну сзади за плечи и, преодолев её сопротивление, вытащила из-за спины руку и легонько сжала её больные пальцы.

— Ты не должна их стесняться, — твёрдо сказала она.

— А уж тем более прятать от будущего мужа, — глянул на него Бесс испепеляюще. — Если он не может принять тебя такой, какая есть, может быть, сьер Оланд поторопился с предложением?

— Нет, нет, Отче Всемогущий, — упал на колени Ригг и пополз к Анне. — Прости. Пожалуйста. Прости, — покаянно уткнулся в живот. — Я просто, — он поднял голову, заглядывая ей в глаза, — не ожидал. Растерялся. Я с детства боюсь ожогов. Моя мать погибла в пожаре. И её обожжённое обугленное лицо до сих пор снится мне в страшных снах. Прости!

"Мой бедный!" — вырвалась у Анны, так ужаснули её его откровения. Здоровой рукой она погладила Ригга по волосам, провела по щеке, покрытой рыжим пушком и ей стало стыдно, что она ведь ничего о нём не знает.

— И ты меня прости, — прошептала она.

Больше всего на свете Анне хотелось, чтобы сейчас их оставили вдвоём. Но Бриар словно не понимал. Только когда Нова потянула его за рукав, он согласился уйти.

Анна опустилась на колени.

— Прости меня, я не знала, — всё гладила и гладила она лицо жениха, и вытирала слёзы, что текли у него по щекам. И тоже плакала вместе с ним. Мой бедный, бедный. — Я больше никогда не сниму эту проклятую перчатку.

— Нет, нет, наоборот, — поцеловал он её больную руку. Осторожно, едва касаясь, но всё же поцеловал. — Я просто слышал, что пальцы тебе придавило камнем, и не был готов, что они обожжены.

— Лес вокруг горел. А на камень упала полыхающая сосна и он нагрелся, словно в костре, — повторила она слова, что ей говорили в детстве.

— Как жаль, что тебе нельзя помочь. Как жаль, что это так мучает тебя до сих пор.

— Не всегда, — улыбнулась она. — Вот после твоего поцелуя всё прошло.

— А если так? — потянулся он к её губам.

И накрыл их своими, сначала нежно и едва касаясь, словно пробуя на вкус. Но его руки вдруг заскользили по спине к шее, губы стали требовательнее и безжалостнее. И чувств, что он в ней вызывал своими прикосновениями (из оцепенения и волнения они переросли в тягучую истому где-то внизу живота и желание, чтобы он не останавливался) Анна испугалась.

— Ригг, — отстранилась она, тяжело дыша. — Сюда могут войти.

— Там наверняка на страже твоя служанка, — не желал он оставлять её губы и снова накрыл своими, обхватив её голову ладонями.

— Ригг! — упиралась Анна, глотая воздух, но он держал так крепко, а его рука стала забираться под лиф так активно, что Анна перепугалась не на шутку. — Нет! — схватилась она за его руку, не пуская ниже.

— Я люблю тебя. Ты моя будущая жена. Зачем нам ждать до свадьбы?

— Потому что это грех, — вырвалась она и, схватившись за стол, встала. — Так нельзя, Ригг, — тяжело опёрлась о столешницу. — Только после свадьбы.

Он встал следом и примиряюще протянул руки. Обнял нежно, смущённо, неуверенно, как обнимал раньше и ничего не сказал.