Шпионы, простофили и дипломаты - де Толедано Ральф - Страница 18
- Предыдущая
- 18/52
- Следующая
«Сразу по возвращении из Китая, – заметил Зорге, – я встретился с генералом Берзиным, шефом 4-го Управления… который встретил меня крайне доброжелательно. Мне было сказано, что в Москве в высшей степени удовлетворены моей работой в Китае, после чего Берзин попросил меня выслушать подробности моей будущей деятельности. Мне не выделили стол в отделе и не назначили на другую работу. Время от времени меня вызывали, чтобы обсудить некоторые вопросы, но по большей части Берзин или его заместитель звонили мне в отель».
Как член ЦИК Советской компартии, Зорге также доложил о результатах своей миссии в Китай в секретном отделе, который держал под контролем его связь с партией и где хранился его партийный билет. Эта подотчетность секретному отделу была постоянной, не зависящей от того, насколько глубоко был вовлечен Зорге в дела разведывательного аппарата Красной армии. «И здесь меня также похвалили за хорошую работу, после чего я сделал доклад в присутствии небольшой комиссии и закончил обработку требуемых данных». Зорге также сказали, что у него «очень высокое положение в партии».
Пока он отчитывался о проделанной работе, пока его проверяли, не испортили ли его контакты с внешним миром, сам Зорге обратился с просьбой дать ему работу, чтобы он мог остаться в Москве. Берзин, однако, отклонил его просьбу. «Полушутливо» Зорге высказал предположение, что тогда он мог бы быть полезен в Японии. Его слова были встречены молчанием. Но, очевидно, он попал в точку: именно это и планировало для него 4-е Управление.
Через несколько недель Зорге вызвали и сказали, что высокопоставленные люди в Москве хотели бы, чтобы он отправился в Токио. Ему было велено немедленно приступить к подготовке к этой поездке. «Восточная секция (Коминтерна), очевидно, определила мою миссию заново после обсуждения вопроса с армейским командованием, – писал Зорге. – Планировалось, что я должен буду наблюдать за развитием обстановки в Японии и в первую очередь заняться изучением возможности действовать там, а потом, если необходимо, вернуться в Москву для окончательного решения вопроса о моей будущей работе в Японии. Такая подготовительная работа рассматривалась московскими властями как необходимая, поскольку работу в Японии они рассматривали как самую трудную и крайне необходимую».
Подготовка Зорге к токийскому заданию включала и получение подробного инструктажа от коминтерновских экспертов. Одним из участников этого процесса оказался и Карл Радек, член Исполнительного Комитета, позднее фигурировавший на Московских процессах в качестве обвиняемого. «Алекс» и Зорге «занимались долгим и подробным обсуждением основных политических проблем, включая и проблемы Японии и Восточной Азии. Радек проявлял глубокий интерес к моей поездке. Поскольку я побывал в Китае, а он считался признанным специалистом в вопросах политики, наши беседы были в высшей степени интересны… Я встречался также с двумя работниками НКИД, побывавших в Токио, от которых получил подробный отчет о токийской жизни… С одобрения Берзина я встретился с моими старыми друзьями – Пятницким, Мануильским и Куусиненом, которые «гордились своим протеже». Пятникий, которому я поведал о японских планах Берзина, был страшно обеспокоен теми трудностями, с которыми я могу столкнуться, но порадовался моему безрассудно храброму, предприимчивому духу».
Пока Зорге беседовал, наносил визиты и консультировался со специалистами, 4-е Управление активно готовило почву для его поездки, обеспечивая ему прикрытие и приводя в боевую готовность сеть советской агентуры, могущей иметь отношение к миссии Зорге. С захватывающей дух дерзостью было решено, что он появится в японской столице в качестве немецкого журналиста-международника и – для обеспечения свободы передвижения – убежденного нациста, чтобы устроиться по-настоящему, и потому, по иронии судьбы, последние дни в Москве Зорге посвятил «введению в теорию нацизма». По словам Геды Мэссинг, которую сам Зорге завербовал для работы на советскую разведку, Зорге прочел несметное количество книг, все, что сумел найти, чтобы быть готовым к возможным дискуссиям по теории нацизма. Он освоил лексикон нацистов и практически выучил наизусть «Майн кампф» Гитлера.
На первый взгляд попытка пропустить Зорге через гестаповское сито, чтобы снабдить его нацистским партбилетом, казалась практически невыполнимой. Но 4-е Управление было колоссом в своих попытках и вездесущим в своих контактах. Позднее генерал Вальтер Кривицкий продемонстрировал, что решительный аппарат способен совершить невозможное, когда его оперативники ворвались в рейхсканцелярию иностранных дел и выкрали экземпляр антикоминтерновского пакта и все секретные приложения к нему. Однако в некотором отношении задача, стоявшая перед Зорге, казалась куда более трудной. Его имя было известно – и это было имя внука секретаря Карла Маркса. (В те времена в архивах разведки Соединенных Штатов уже существовало досье на Зорге. Сигнал поступил после заказа, который он через свою германскую подружку разместил в компании «Истмен Кодак» на фотографические принадлежности.) Более того, он оставил широкий след за годы своей ранней коммунистической деятельности. Его имя фигурировало в архивах немецкой полиции; он был связан с Веймарской республикой. А сколько из тех людей, с которыми он имел дело в Китае, принадлежали к субподпольной сети двойных агентов? Продавая информацию всем просящим, один из них вполне мог сообщить имя Зорге кому-либо из немецких агентов.
И все же в мае 1933 года Зорге поехал в Берлин, чтобы подготовить себе «крышу». Ему не составило особого труда обеспечить себе первичную маскировку: редакция газеты «Франкфуртер цайтунг», в которой когда-то в качестве зарубежного корреспондента работала Агнес Смедли, была обильно напичкана коммунистами. Приход Гитлера к власти ликвидировал лицо издания, бывшего когда-то одной из величайших газет на европейском континенте – ни одной клетки из прежнего организма в нем не осталось. Зорге заполучил корреспондентские удостоверения от «Цайтунг», «Bergen Kurier», «the Technische Rundschau» и «Amsterdam Handelsblatt».
Не составило особого труда и вступить в нацистскую партию: гестапо еще не завершило своего организационного оформления, и потому проверки и перепроверки, с помощью которых оно позднее защищалось против шпионов, пока не получили широкого распространения. Mногие коммунисты по приказу Москвы вступили в нацистскую партию задолго до ее победы и с энтузиазмом работали над претворением в жизнь ее нацистских задач, энергично продвигаясь по служебной лестнице этой коричневорубашечной организации. Вот эти-то красно-коричневые партайгеноссен и оказались в нужный момент под рукой, когда возникла необходимость дать ход заявлению Зорге, чтобы ускорить его вступление в партию, удостоверившись при этом, что досье на него похоронено глубоко в архивах. Зорге говорил миссис Mэссинг, что для него было наказанием господним братание с восторженными нацистами, которые почти каждый вечер настойчиво приглашали его на всевозможные встречи с выпивкой. Он притворялся трезвенником, чтобы не пить и не допустить какой-либо неосторожности. «Я никогда не смогу выпить столько, чтобы наверстать упущенное», – говорил он Геде. Возможно, он преувеличивал. Ведь в годы работы в Токио он много пил с сотрудниками германского посольства, но никогда ни единым словом не выдал себя.
Как только в кармане у Зорге оказался драгоценный партбилет, он отбыл в Токио через США и Канаду. Из соображений предосторожности ему не дали исчерпывающих инструкций, пока он благополучно не покинул территорию Германии.
В августе 1937 года Зорге прибыл в Нью-Йорк. Он поселился в Линкольн-отеле и вскоре встретился со связным, который «передал мне инструкции встретиться на Чикагской всемирной выставке с одним из работников «Вашингтон пост». Проведя несколько дней в Нью-Йорке и Вашингтоне, Зорге отправился в Чикаго, где на берегу озера Мичиган он, немецкий агент Советской России, встретился с американским журналистом, который «сообщил мне, что некий японец скоро вернется в Японию, и рассказал, как связаться с ним».
- Предыдущая
- 18/52
- Следующая
