Айдол-ян - 3 (СИ) - Кощиенко Андрей Геннадьевич - Страница 37

— Да, ЮнМи. — поддерживает онни мама. — Это не повод для шуток.

— Это у меня нервное. — объясняю я своё поведение. — А помните, кто мне говорил — «иди в армию, иди в армию! Там бесплатный проезд на автобусах и паёк сытный!»? Не помните? У меня такое чувство, что ни на автобусах я покататься не успею, ни пайка всласть поесть!

С осуждением смотрю на дававших мне советы. Мама и СунОк, онемев, таращатся на меня в ответ.

— Не переживайте. — первым нарушив тишину, успокаиваю я. — Это всё понты. Никто тут ядерными зарядами швыряться не станет.

— Почему ты так думаешь? — удивлённо спрашивает онни.

— Потому, что это билет в один конец, а все хотят смотреть фильм под названием «жизнь» как можно дольше, — объясняю я. — Если северяне жахнут по нам, то по ним жахнут в ответ все, кто сможет. Китай, Япония, США. Даже не в отместку за нас, а что бы лишить их возможности «жахать». Иначе их население просто не поймёт волнующего сохранения интриги — «кому прилетит следующим»? В каждой стране хотят смотреть «кино» до упора. В КНДР же не дураки совсем? Тоже понимают, что с ними будет в случае их неблагоразумного поведения.

— Но нам от этого уже легче не станет. — помолчав, делает резонное замечание СунОк и видимо имея сильное сомнение в умственных способностях соседей.

— Нечего было дразнить. — коротко отвечаю я, намекая на имевшие место быть «обстоятельства».

— Кого? — удивляется онни.

— Ну, а чьи авианосцы, эсминцы, корветы и прочее военно-плавающее, каждый год появлялись у берегов КНДР, брякая при этом всяким убийственным металлоломом и называя эти сборища — учениями?

СунОк, наморщив лоб, задумывается.

— Это было необходимо для поддержания мира на корейском полуострове. — помолчав, объясняет она, похоже повторяя услышанную где-то фразу.

— Ну так вот и поддержали! — с иронией радостно восклицаю я, разводя руки в стороны. — Если бряцанье оружием является поддержанием мира, то, следуя этой извращённой логике, раз на корейском полуострове стало ещё больше оружия, то очевидно, что мира на нём тоже стало гораздо больше, чем было.

— Мир теперь стал — во! — говорю я, показывая онни крепко сжатые кулаки. — Фиг сломаешь! Радуйся! Чего ты негодуешь?

Откинувшись немного назад и наклонив голову к плечу, онни в ответ смотрит на меня круглыми глазами.

— Ты — нормальная? — помолчав, спрашивает она у меня.

— Для атаки сквозь эпицентр ядерного взрыва нормальной быть не нужно, — отвечаю я. — Наоборот, как раз нужно быть ненормальной. Чтобы мысли были лишь о том, как добраться до самого центра и сделать в нём «термоядерное селфи», а не о завтрашнем дне.

— Я тебе пришлю фотку из «точки ноль». — обещаю я онни и делаю уточнение. — Если связь будет ещё работать.

Онни молча смотрит на меня. В комнате устанавливается настороженная тишина.

— ЮнМи, солнышко, не нужно так говорить. — решив нарушить тишину, произносит мама. — Это не хорошо.

— И заметь, онни, — не отреагировав на мамины слова, говорю я СунОк. — Брякали оружием американцы, чтобы раздуть свой военный бюджет, а «вмажут», случись чего, по нам с тобой. По нашей семье, поскольку северяне до Америки не достанут, достанут только до нас. А после этого, за океаном, с удовольствием снова увеличат отчисления на оборону, чтобы восстановить на своих складах количество бомб, потраченных ими на превращение КНДР в пустыню. Но, тут ты права. Нам уже будет всё равно. Мы будем уже парить в стратосфере вместе с половиной нации. Сеул, двадцать миллионов жителей из общих сорока с небольшим. Так ведь? Несколько ядерных зарядов и всё. Половины населения нет.

Я развожу руки в стороны, показывая — «алес, всё».

— Значит, мы должны ударить первыми. — помолчав, делает очевидный вывод онни.

— Кем ударить? Мной? — с иронией спрашиваю я. — Спасибо, конечно, за доверие, но боюсь, нужного результата не будет. Даже если просто расхерачить ядерные боеголовки без их срабатывания, радиоактивное заражение неизбежно. А там есть ещё обогатительный центр, где их делают и в котором расщепляющегося материала тоже полно. И всякой ядовитой химии для его производства. И оно ведь тут, рядом, буквально «за углом». Пару сотен километров всего. Угадай, где вся эта дрянь будет потом выпадать, если разбомбить его хранилища? Как насчёт бодрящего радиоактивного дождика? А уж с землёй-то, что будет!

— Урожаи будут — во! — обещаю я, показывая онни сжатый кулак с отставленным большим пальцем. — Замучаешься куда-то мутантов девать! А земли у нас ведь не так много, да? Значит, придётся всей нацией горбатиться на чистые продукты, которые нам с удовольствием будет продавать весь мир. Рынки сбыта все давно заняты, а тут для них тогда прямо золотое дно откроется!

СунОк молчит, смотря на меня. Мама тоже, молчит. Что-то меня опять в политику потянуло. Зачем я опять рот раскрыл? Стопудово ведь ничего хорошего не выйдет!

— Откуда ты это знаешь? — помолчав, и видимо за это время, обдумав мои слова, спрашивает меня онни.

Хм… Думаю, рассказ о моём институте в другом мире и Юрии Михайловиче Остренькове прозвучит весьма неожиданно. Юрий Михайлович вёл у нас факультативно предмет — «Экономическая лингвистика». Клёвый мужик, в теме шарит и похоже имел практический опыт. Элементарно, «на пальцах», объяснил, как следует оценивать происходящие в стране политические процессы. Просто ищи тех, кто на начавшейся «движухе» заработает. Это фундамент. А всё остальное — просто «фигвамы» из реек и тряпочек, построенные на нём ради отвода «глаз прогрессивной общественностью».

Предмет у Михалыча был совершенно непрофильным для института, это знание скорее дипломатам нужно и оттого нам его дали в варианте — «для ознакомления». Мне реально было интересно слушать, как на самом деле всё в мире устроено, жаль, что «читали» всего один семестр.

— Что именно, я знаю? — переспрашиваю я у онни, не торопясь пускаться в объяснения.

— Про обогатительный завод и химию. — поясняет она, о чём хочет услышать.

— Я не ходила на курсы домоводства потому, что там нельзя узнать ничего нового, — говорю я. — Физика и химия более интересные предметы в плане познания мира. Поэтому, у меня есть общее понимание того, что такое ядерное оружие. И оно, это понимание, должно быть у всякого в Корее, кто закончил высшую школу.

Смотрю на СунОк вопросительным взглядом — «разве не так?». Та в ответ молчит, похоже, копается в голове, в своих знаниях, вынесенных из школы.

— И опять у тебя американцы виноваты. — видимо, к чему-то придя после «раскопок» у себя в голове, говорит она.

— Если бы они хотели уничтожить КНДР, то давно бы это сделали. — говорю я. — А так, они каждый год приплывали, демонстрировали свои авианосцы, а потом, за проявленный героизм, повышали себе расходы на армию. Это и нас вполне устраивало, наши военные тоже себе бюджет «дули». Но, в конце концов, ежегодные парады отморозков у своих границ северян достали, и они склепали себе ядерную бомбу. Закономерный итог.

— Отморозков? — прищуривается на меня онни. — Это ты про нашу армию и союзников, что ли?

— Онни, вот представь, что у тебя есть дом, в котором живёт твоя семья. Родители, муж, дети. — предлагаю ей я. — И вот, раз в год, каждый год, возле забора твоего дома собирается толпа, которая размахивает дубинами и факелами, обещая сжечь твой дом, убить тебя и твою семью. Вот как бы ты их назвала, если тебя попросить дать им оценку, а? Отморозки, по-моему, самое подходящее здесь слово.

— В КНДР мучают людей. — помолчав, говорит СунОк. — Там тюрьма и нет свободы.

— Мне плевать, что там делают в КНДР. — честно признаюсь я. — Если там народ не выходит на улицу, не хватается за оружие, значит, его всё устраивает. Ну и смысл туда лезть, если нас не просят? Вот, нужно теперь брать в расчёт внезапную ядерную бомбардировку. Мало нам проблем своих было, теперь ещё и это.

Я непонимающе пожимаю плечами, показывая своё отношение к происходящему.

— Ты чего такая злая? — внимательно смотря на меня, спрашивает онни.